- Ты ведь не сделаешь ничего, чтобы помочь мне, - вздохнул молодой человек.

- Конечно, сделаю. Помочь тебе в чем? Ты хочешь чего- то определенного?

В Дугласе тут же подняло голову самолюбие. Дед наверняка знает, что у него нет ни работы, ни денег. Он, должно быть, надеется на просьбы о прощении, на раскаяние, на смирение - на все то, чего Дуг не сделает.

- После того как ушел из конюшни, я не делал ничего интересного, - выдавил он. - Знаешь почему? Потому что я ничего не умею. Я знаю только мир лошадей, но к нему я больше не имею доступа.

- Мир лошадей... - медленно повторил Бен. - По сути, это очень широкое понятие. Даже если не скачешь верхом, в этом мире можно найти работу.

- Ты мне ее не предоставил.

- Нет? Но я не единственный работодатель.

- Ты шутишь? У тебя восемьдесят скакунов во Франции и целый конный завод в Англии. И для меня нет никакого места?

- У нас уже была беседа на эту тему, Дуг, но она ни к чему не привела.

- Ты так упрям! Я мог бы взять малый двор и оставить Аксель большой. Я...

- Прекрати немедленно этот идиотский разговор! - перебил его Бен. - «Взять» - отвратительное слово, я не люблю его. Тебе не нужно ничего брать и ничего оставлять. До каких пор я вынужден буду держать тебя в ежовых рукавицах? Не могу поверить, что за эти голодные годы ты ничуть не повзрослел!

В голосе деда чувствовался металл, похоже, он вот-вот разразится гневом.

- Скорее, бешеные годы, - выдохнул Дуглас.

Неподходящая картина возникла у него перед глазами:

он увидел себя в стойле Макассара. Не в состоянии что-то еще сказать, он долго молчал.

- Полно, не будем ссориться в очередной раз, - наконец заговорил Бен. - Я был бы рад, если бы ты пошел работать к нашим конкурентам. Чтобы у тебя на самом деле появился интерес к делу. Чтобы ты так скучал за лошадьми, что согласился бы на самую дрянную работенку. Или, например, чтобы ты чему-нибудь подучился. В том, что касается разведения лошадей, дверь для тебя по-прежнему открыта. Но предупреждаю: учиться придется многому.

- И ты мне доверишь завод? - воскликнул Дуглас, в котором снова вспыхнула надежда.

- Боже мой, ты опять меня огорчаешь! Да при сегодняшнем состоянии моих познаний в области генетики я не доверил бы его самому себе! Ты хоть представляешь, какой капитал спокойно пасется на наших пастбищах? Ты полагаешь, что с лошадьми так просто обращаться? Тем не менее, если ты решишься приехать сюда на стажировку, поработать с нашим представителем, который действительно первоклассный специалист, у тебя будет возможность познакомиться со всем поближе.

Разочарованный и разозленный, Дуглас довольствовался смешком.

- Слишком мало! Ты предлагаешь мне стажировку? Оплачиваемую, надеюсь?

- Я еще должен тебе платить? За какие такие заслуги? Послушай, мальчик, ты должен наконец спуститься на землю. Итак, проведи год здесь, с Грейс. С тобой будут обращаться должным образом, а это уже очень много. И если ты почувствуешь, что в силах вставать каждое утро в семь часов, то, может быть, и вправду заинтересуешься разведением лошадей. Присутствовать при рождении жеребенка - великий момент, уверяю тебя. Или видеть, как жеребца-производителя приводят на спаривание. Можно открыть для себя тысячу вещей, не имеющих ничего общего ни с тренировками, ни с участием в бегах. Но самое увлекательное - это когда удается получить хорошие результаты скрещивания. Для наездников пословица «Порода всегда скажется» подтверждается почти ежедневно.

Он говорил так вдохновенно, что Дуглас не удержался и пожал плечами. Мысль о том, чтобы похоронить себя в Саффолке на целый год, не получая ни пенни, показалась ему смешной.

- Мне двадцать четыре года, - напомнил он. - Ты предлагаешь мне похоронить себя в этом мрачном ледяном доме с тетушкой в качестве компаньонки? Джервис зимой здесь не бывает, Кэтлин наезжает лишь изредка. Это очень мало для меня!

Бенедикт ответил не сразу. Он снова переместился и на этот раз оказался совсем рядом с Дугласом.

- Ну что же... Боюсь, что ты попусту проехался.

Подняв голову, он с задумчивым видом разглядывал внука, потом внезапно взорвался:

- Чего ты ждешь от меня? Ключи от рая? В моем магазине их нет! Что, по-твоему, мой мальчик, я почувствовал в тот день, когда очнулся в клинике, после того как взбесившийся конь ударил меня копытом? Как ты думаешь, просто было смириться с тем, что отныне я прикован к постели? Не окажись у меня достаточно смелости и воли, я превращусь в получеловека, на которого все смотрят свысока, с показным состраданием. Эта мысль привела меня в ужас! Все, чего я хотел, - это вернуться к своему делу и снова быть среди лучших. Что касается твоей сестры, подумай, была ли она в восторге от того, что оставила лицей за два месяца до получения свидетельства бакалавра? Я официально продвигал ее по службе, потому что нуждался в ней. Я не спрашивал, довольна ли она тем, что встает каждое утро в пять часов, не интересовался, соответствует ли это ее представлению о будущем, не хотел знать, согласна ли она. Вдобавок я потребовал, чтобы она больше не садилась на лошадь, хотя и знал, насколько она это любит! Мне необходим был кто-то, кто стал бы моими глазами и ушами, пока я валялся на этой проклятой больничной койке. Уравнение было простым: Аксель или ключ под дверью. А тебе тогда было четырнадцать лет, и ты мечтал стать наездником. Надеюсь, ты помнишь об этом? В конечном итоге у тебя это не получилось, я очень сожалею, но как ты мог подумать, что после стольких лет упорного труда Аксель уступит тебе свое место? Это она тренер! Она обладает талантом, чутьем, умением, к тому же она серьезно ко всему относится. Неужели ты полагаешь, я заберу у нее тридцать лошадей и передам тебе? Почему? Просто потому, что ты мой внук? Нет, этого недостаточно.

Его обличительная речь повергла Дугласа в оцепенение, но он улучил момент и сформулировал вопрос - единственный, который его занимал:

- Если я верно понял, мы топчемся на том же месте. Ты ничего не сделаешь для меня?

Дед уставился на него изумленным взглядом.

- Ты стал кретином? Я только что объяснил, что ты можешь поучиться здесь и что ты...

- Стоп! - закричал вышедший из себя Дуглас. - Не говори ничего, это бесполезно! А если тебе хочется называть людей кретинами, то обратись к Констану.

Он тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно.

- Констан заслуживает большего, чем ты, - ответил Бенедикт потухшим голосом.

Напомнить об умственном состоянии его сына было худшим из того, что можно было сделать, и Дуглас прекрасно это сознавал. Он ударил в больное место, ударил бездумно, просто потому что был в бешенстве, и Бен ему этого никогда не простит. Как и предполагалось, их встреча переросла в противостояние, и теперь не было никакой возможности прийти к пониманию.

- Уходи, - шепотом добавил дед.

Он привел коляску в движение и направился к балконной двери. Остановился, отворил ее и выехал, оставив дверь открытой.

Пологий скат вел к лужайке, замечательно ухоженной и окаймленной куртинами, окружавшими дом. Дальше начинались луга, где резвились кобылы с жеребятами. Бенедикт обожал этот безмятежный пейзаж с белыми барьерами и зеленой травой, который расстилался сколько хватало глаз. Заводские постройки находились в двух километрах, но со временем Бенедикт выкупил земли, что разделяли два владения, и с тех пор за лошадьми можно было наблюдать из окон дома. Грейс тоже находила их «чудесными в таком обрамлении». Как бы то ни было, чтобы сделать приятное Бенедикту, она была готова даже позволить козам жевать свои цветы!

От этих мыслей Бену стало неловко, как, впрочем, и всегда. Проходили десятилетия, а Грейс по-прежнему была привязана к нему несколько сильнее, чем следовало.

- Ни к чему не удалось прийти? - спросил Джервис.

Бен не слышал, как он подошел, однако нашел в себе силы улыбнуться.

- И в самом деле ни к чему.

Джервис уселся на лужайке, сорвал травинку и принялся ее жевать.