Дженнифер оделась так, чтобы чувствовать себя уверенно и при этом — без претензий. На этот раз платье у нее было не голубое, а розовато-лиловое, и никакая стерва не могла бы сказать, что Дженнифер купила его в стоке, потому что это было платье, сшитое пусть и никому не известным итальянским дизайнером, но в этом году и для этого года. С учетом всех пожеланий нынешнего сезона.
— Крошка, не грусти, скоро появится твой красавчик и осуществит с тобой все мои фантазии.
Дженнифер мимоходом удивилась, когда это Гай успел набраться.
— Знаешь, — сказала она возле его уха, чтобы до него дошло, — если будешь плохо себя вести, я расскажу охране про твою шпионскую камеру, и тебя вышвырнут отсюда очень-очень грубо...
Она уже всерьез обдумывала этот план, чтобы избавиться от его неуместной компании.
Эдвард не заставил себя долго ждать. Дженнифер сначала почувствовала его приближение, потом ощутила руку на плече:
— Мисс танцует?
— Пожалуй, да.
Сначала она двигалась немного скованно и нервно, но он был удивительным партнером, подстраивался под нее, и она чувствовала, как расслабляются напряженные мышцы, как движения становятся все более пластичными... Никогда и ни с кем она не танцевала так — забыв обо всем, полностью отдавшись музыке.
Когда они подошли к барной стойке, Дженнифер задыхалась — то ли от быстрого латиноамериканского танца, то ли от счастья. Эдвард, напротив, был чересчур серьезным и сдержанным.
— У меня к тебе предложение. — Он посмотрел на нее поверх бокала с минеральной водой.
— Да?
— Ты не хочешь познакомиться поближе с... жизнью звезд и провести выходные на вилле одного известного актера?
Дженнифер хлопала ресницами, еще не до конца понимая, чего он от нее хочет.
— Я хочу, чтобы ты отдохнула у меня в гостях, — медленно проговорил Эдвард, будто отвечая на незаданный вопрос.
— Зачем?
— Может быть, ты еще не все знаешь обо мне. Разве журналист в тебе не волнуется на эту тему? У нас столько недоговоренного за спиной...
— Эдвард, это слишком прямолинейное предложение, — нервно рассмеялась Дженнифер.
Нет в ней журналиста, нет!
— Обещаю не посягать на твою честь, если ты об этом. Ну, так как? — Он смотрел на нее с напряженной веселостью.
— Ты же понимаешь, что я уже не напишу о тебе лучше...
Разве что в настоящей книге, мысленно добавила Дженнифер и поняла, что солгала. Она надеялась написать о нем лучше. Перед ней открылась манящая и страшная перспектива: остаться с ним один на один. На два дня. Только он, она — и его невозможно сложная, многогранная, прекрасная душа. И то, что между ними... Нет, не важно. Важно узнать о нем гораздо больше. Чтобы потом, преломив каждый отброшенный им лучик, создать настоящего Его. Своего главного героя. Того, кто станет центром книги, повести или романа, не важно уже...
— Понимаю. Я этого от тебя и не прошу. Я хочу только, чтобы ты поехала со мной. Разве ты не хочешь погостить на вилле с бассейном?
— Никогда об этом не мечтала. У меня всегда были другие ценности, — усмехнулась Дженнифер. — Но от новых впечатлений не откажусь.
Боже! Что я делаю?! Спокойно. Ничего особенного я не делаю, я посмотрю, как он живет, сделаю несколько фотографий... Это ведь тоже моя работа! Дженнифер казалось, что ее внутренний голос сошел с ума или теперь их у нее два.
— Значит, да?
— Значит, да, — кивнула она. Ей на мгновение показалось, что она ответила на совсем другой вопрос. — Когда?
— Сегодня. — Он закусил губу, будто что-то оценивая. — Сейчас.
Эдвард взял ее под локоть — не грубо, но очень уверенно, и Дженнифер почувствовала, как ее собственная воля тает и заменяется чем-то другим, и от этого не страшно, а, наоборот, спокойно. Она с трудом помнила, как они вышли из зала, прошли мимо охранников, оказались на улице. Дженнифер никогда прежде не ездила на кабриолете с такой скоростью.
Его дом поразил ее изяществом.
— На что похоже? — спросил Эдвард, и она знала, что ее ответ важен.
— На испанский особняк. Розы и галерея...
— Мне тоже так кажется. Почему-то этого никто другой не видит... Пойдем, я покажу тебе сад.
Одуряющее пахли розы и что-то еще, экзотическое и терпкое. Дженнифер прикрыла глаза, вздохнула и отдалась на волю течения.
Река принесет ее в океан. Или размозжит в водопаде. Предугадать, что там впереди, — уже не в ее власти.
Это были самые волшебные выходные в жизни Дженнифер. Поначалу она чувствовала себя напряженно: ждала подвоха. Точнее даже не подвоха, а двусмысленного намека, шутки, взгляда, которые бы дали сигнал: началось...
Но Эдвард и не думал ее соблазнять. И потом ей стало казаться, что она сама все выдумала: и его неожиданно вспыхнувший интерес, и предполагаемое вожделение. Только как иначе объяснить его приглашение, почти похищение, обернувшееся сказкой для нее?
С утра субботы Гай обрывал ей телефон. Видимо, накануне он был слишком занят, чтобы обратить внимание на ее отсутствие. Она отправила ему сообщение: все в порядке, буду в понедельник, сенсационный материал, об остальном не спрашивай. И отключила телефон. Внешний мир отошел в четвертое измерение.
Дженнифер никогда прежде не была в домах с прислугой. Ей нравилось, как Эдвард обращается с охранниками, горничной, поваром — просто и одновременно с уважением. Она видела, что его обожают, и понимала почему.
Она сама стала его обожать. С ним было удивительно разговаривать. Они проводили время у бассейна, или в саду, или в гостиной, обставленной в колониальном стиле. Он рассказывал ей о себе — с удовольствием, без прикрас, открывая самые разные грани своих чувств и отношений. Похоже, даже ее вечно работающий диктофон его не смущал.
Эдвард с удовольствием слушал ее. Дженнифер не особенно хотелось распространяться о своей жизни, но он и не требовал этого. Он спрашивал ее мнение о музыке, о книгах, о людях и предметах, о жизни и смысле бытия...
Дженнифер не выдержала и рассказала ему, что мечтает написать свою Книгу. Может быть, книгу рассказов. Или цикл повестей, или роман, в который будут включены рассказы...
Естественно, о том, что он — предполагаемый центр этого произведения, она не упомянула.
Он долго молчал, а потом сказал «спасибо», будто она подарила ему что-то очень важное. Потом Дженнифер поняла, что даром ее было доверие.
Только один раз ей померещилось мелькнувшее в его глазах пламя: в субботу вечером он устроил ужин со свечами в саду, пригласил скрипача и флейтиста, чтобы они играли им, а потом пригласил на танец. Всего один медленный, текучий, как молодой мед, танец... Он посмотрел на нее так, что ее щеки захлестнуло волной жара. Но только один раз.
Время уходило, как мелкий речной песок сквозь пальцы. Вечером в воскресенье они сидели у бассейна. Дженнифер старалась на прощание надышаться этим еще поразительно летним воздухом и безмолвным теплом, которое медленно, но непрерывно текло от нее к Эдварду и от него к ней.
Завтра — домой. То есть не домой, а в обычный, несказочный мир. Уик-энд заканчивался, и вещи готовились встать на свои места. И только что-то подсказывало Дженнифер, что по-прежнему все равно не будет. Он столько всего ей дал за эти два коротких дня, которые стоили половины жизни... И это еще не все.
— Я столько всего о тебе уже знаю, но ты еще не открылся мне. И не перестал меня удивлять. — Дженнифер смотрела на воду в бассейне: его будто залили бирюзовым стеклом.
— Ты меня тоже. — Его голос звучал немного хрипло: возможно, Эдвард простудился.
— Но... Ты и сам понимаешь, о чем я. Еще в Нью-Йорке, когда ты устроил тот ужасный... ой, извини... в общем, тот самый ужин, я не понимала, почему ты это делаешь. — Дженнифер знала, что, если не скажет ему этого всего сейчас, оно так и останется с ней, запечатанное в сердце, и будет жечь и мучить долго-долго. — Версия у меня была только одна: ты по странной прихоти хочешь со мной переспать. И потом твои ночные звонки. А теперь я здесь, в твоем доме, мы уже второй день только и делаем, что греемся на солнце, плаваем в бассейне, разговариваем о литературе, о жизни, о тебе и обо мне... Почему?
