Ах да, была какая-то мелкая перепалка, и она вроде бы решила что-то ему продемонстрировать — гордость, или независимость, или еще что-то такое... И пошла спать в свою комнату. К тому же это была последняя ночь, которую можно было провести в студенческой обстановке. Без Мэри Энн будет совсем не то.

Вспомнить бы еще, из-за чего поцапались...

Вот оно, счастье, — не помнить причин ссоры.

Дженнифер набрала на сотовом номер Алекса. Он не отвечал. Спит, наверное, решила Дженнифер. Думать, что он дуется и потому специально не берет трубку, было бы тяжело. Да это и не в привычках Алекса. Она написала ему сообщение: «Соня, представь — всего девять утра, а я уже умираю от любви к тебе!» — и прикрепила к нему картинку-сердечко. Может, это и маленькое художественное преувеличение, но Алексу будет приятно. Почему бы не прибегнуть к гиперболе, если это скрасит утро хорошему человеку?

А теперь можно и подумать, что делать дальше.

То есть Дженнифер была не настолько безответственной, чтобы все решения и размышления откладывать на потом. Но слишком уж тяжело было разбираться с такими серьезными вещами раз и насовсем. Очень хотелось отдохнуть после утомительного «спринтерского забега» с защитой бакалаврской диссертации, но, увы, родители Дженнифер не могли позволить себе оплатить дочке путешествие, которое зачастую знаменовало собой окончание колледжа. Поэтому ей приходилось думать о не менее волнующих, но более трудных перспективах — о поиске работы. Если ничего не получится с конкурсом...

Дженнифер мечтала стать писателем. Или журналистом. Только не просто газетным писакой, а настоящим матерым журналистом, имя которого звучит в прессе. Главное — чтобы к ее слову прислушивались тысячи. Потому что ей на самом деле очень многое хотелось сказать человечеству.

Больше всего на свете ей хотелось бы попасть на какой-нибудь писательский семинар в Лондоне... или в Штатах. Но на это нужны средства — и некоторое количество свободного времени. По-хорошему — месяц, а то и два.

Несколько дней назад они с Алексом сидели на лужайке перед входом в учебный корпус, прислоняясь спинами к шершавой коре Господина Дуба (его посадили здесь полторы сотни лет назад, не меньше) и фантазировали о будущем.

— Я бы хотел иметь дом на побережье. В Брайтоне или в Истборне. Хотел бы учить детишек в местной школе, этих диких зверьков, привычных к морю и ветру. А потом приходить домой, ужинать с тобой и слушать, как ты играешь на фортепьяно. — Алекс жевал травинку и мечтательно улыбался.

— Алекс, я не умею играть на фортепьяно, — заметила Дженнифер. Она была в слишком мирном настроении, чтобы высказываться еще на тему того, что его мечты отдают прошлым веком.

Он такой романтичный, твердо сказала она себе. И фантазии у него... соответствующие. Она представила, как ему захочется еще полосатый диванчик в стиле двадцатых годов и как она будет ему на этом диванчике отдаваться... Идиллия.

— Ну, у тебя же будет много свободного времени! Разучишь пару пьесок.

Дженнифер бросила на Алекса исполненный подозрения взгляд. Так и есть — издевается. Пляшут в серых глазах веселые чертики.

— Извини, у гениев не бывает свободного времени. Они все время творят, — наигранно надменным тоном произнесла Дженнифер.

— А ты откуда знаешь? У тебя разве есть знакомые гении? — притворно удивился Алекс.

— Ну я тебе сейчас покажу!

Дженнифер пришлось за ним гнаться. Погоня закончилась объятиями и поцелуями. Дженнифер спросила себя: а насколько Алекс на самом деле в нее верит? Как говорится, в каждой шутке есть доля... шутки.

В те дни двор Пембрукского колледжа — старинного, входящего в Оксфордскую федерацию колледжа с массивными окованными железом воротами в глухой стене, увитой плющом, — кипел жизнью. Очень многие молодые умы и сердца, полные надежд и планов на будущее, жадно впитывали бесшабашное веселье последних дней студенческой жизни.

Дженнифер вспомнила тот день со странной смесью грусти и тревоги. Что-то тогда показалось ей не вполне естественным. Наверное, та беззаботная легкость, с которой Алекс говорил об их совместном будущем. Нет, она, разумеется, тоже готова была прожить с ним всю жизнь. Он надежный, серьезный, умный... Хороший, одним словом. Но ей не пришло бы в голову высказываться о будущем так однозначно. Наверное, это я себе не доверяю. Зато я доверяю Алексу, думала Дженнифер.

Телефонный звонок отвлек ее от размышлений. Это был Алекс.

— Привет, малыш!

— Привет, Джен! — По голосу Алекса никогда нельзя было с точностью сказать, в каком он настроении и состоянии. Вот и сейчас непонятно, дуется он или нет, болит ли у него голова...

— Алекс, я не помню, что там было вчера, но сразу извинюсь, если вела себя по-свински. — Обычно Дженнифер так не поступала, но сегодня ей меньше всего хотелось играть с ним в игры «Кто может больше себе позволить» и «Кто у нас самый обидчивый». И она решила пресечь все это на корню.

— Да брось. — Ей все же удалось уловить его улыбку. — Я тоже не особенно помню, что к чему, но расстроился, увидев, что тебя рядом нет. Так что и ты извини — на всякий случай.

— Вот и отлично. Позавтракаем вместе?

— Давай. Встретимся в кафе на углу через?..

— Десять минут.

— Извини, милая, но я только что проснулся, и моя голова не способна перемещаться с такой зверской скоростью.

— Аспирин — вот что тебе нужно! Испробовано.

— О'кей. Так что давай через полчаса. Чтобы я смог прибыть, так сказать, в полном составе. Включая голову.

Дженнифер чмокнула воздух перед трубкой и нажала «отбой». Пембрук был колледжем, в котором учились и юноши, и девушки, но вот общежития у них были раздельные. Хорошо еще, что на одной территории...

Дженнифер пила обжигающе-горячий эспрессо и смотрела в окно. День выдался солнечный, но город еще будто бы спал. Занятия закончились, кое-кто из студентов уже разъехался, но большая часть новоиспеченных бакалавров сейчас отдыхали после развеселых ночных бдений. В кафе «У Мари» обстановка была скромная, однако впечатление создавалось вполне приятное: голубые стены, кремового цвета кожаные диванчики вокруг столиков из пластика под светлое полированное дерево. Навряд ли стекла, которые заменяли кафе одну из стен, протирали вчера и даже позавчера, но на столе не было ни одной царапинки или пылинки.

— Как тебе, наверное, будет этого не хватать, — сказал Алекс, будто прочитав ее мысли.

— Да. Будет. А ты рад, что остаешься?

— Не знаю... Ты ведь уезжаешь.

— Сам понимаешь, это дело еще не решенное... — ответила Дженнифер несколько напряженно.

— Но ты же все равно уедешь из Оксфорда! — удивился Алекс.

— Да, точно. Я не о том подумала. Мне почему-то показалось, что ты имеешь в виду Америку. — Дженнифер говорила на эту тему неохотно, боясь спугнуть удачу.

— Я уверен, что все получится блестяще. Ты же у меня умница.

— Умница. Вот только мне нужно еще подготовить кучу документов. — Утро сразу же показалось Дженнифер менее солнечным. Она вспомнила о внушительной стопке бумаг, которая деловито покоилась на ее письменном столе, — все эти анкеты нужно заполнить, а еще — составить резюме, написать автобиографию и несколько эссе...

Она собиралась принять участие в американской программе для выпускников колледжей и университетов. Один из крупных гуманитарных фондов ежегодно устраивал конкурс научных и творческих работ, победители которого имели возможность продолжить обучение в Америке — за счет принимающей стороны. Аспирантам предоставляли возможность работы в лучших лабораториях и библиотеках... Дженнифер интересовало только одно — шестимесячный курс литературного мастерства с вполне приличной стипендией. Это отодвинуло бы необходимость искать работу и подарило бы ей столько возможностей... Она мечтала об этом целый год. И страшно боялась не пройти. А страх, как обычно, принимал форму лени. Это и привело к тому, что теперь, буквально за два дня до последнего срока подачи документов, она сидела в кафе с Алексом и предавалась печальным размышлениям о том, сколько драгоценного времени уже потеряно.