— Ты прекрасна, — бормотал он, и она была прекрасной. И готовой вот-вот стать его. Наконец. На целую ночь.

Он поцеловал Аннабелл в шею, нашел губами ее губы и заглушил готовый вырваться из нее стон поцелуем.

— Пусть это будет, даже если у нас только сегодняшняя ночь, — прошептала Аннабелл, чувствуя, что их обоих сжигает страсть. — Я тоже хочу этого. Я никогда не пожалею… и хочу, чтоб ты знал…

Адам возвышался над ней, он опирался на локти, и его грудь слегка касалась ее груди. Дыхание его было неровным, и у него в голове завертелась тысяча противоречивых мыслей.

Я никогда не пожалею…

Он заскрипел зубами. Она успокаивала его. Они не говорили о будущем, и сейчас Аннабелл давала ему понять, что она не пытается привязать его к себе.

Адам пристально посмотрел на нее.

…Только сегодняшняя ночь,сказала она. Я тоже хочу этого. Только на сегодняшнюю ночь.Не на всю жизнь, не на все лето и даже не на завтра.

Но Аннабелл Симмонз не принадлежит к типу женщин, живущих «сегодняшним днем… сегодняшней ночью»…

Словно прозрев, Адам с горьким сожалением вскочил и сел на край кровати, стараясь не касаться Аннабелл. Потом он потер лицо ладонью.

— Адам? — Аннабелл лежала, не шевелясь. — Что случилось?

С отчаянным сожалением на лице он взглянул на нее через плечо и покачал головой.

— Прости меня, Белл, — сказал он прерывистым шепотом. — Прости.

— Она опять взялась за это, — прошептала Лианн двум женщинам, притаившимся рядом с ней в проходе у двери офиса Аннабелл. — Приводит в порядок скрепки для бумаг.

Да, черт побери,подумала Аннабелл. Она услышала слова сестры, но продолжала сидеть спиной к женщинам, пока сортировала скрепки на магнитной тарелочке. Аннабелл нравилось, что большие серебряные скрепки лежали слева, а маленькие красные — справа.

Ивлин, Джесси и Лианн наблюдали за ней день за днем, качали головами и перешептывались: она слишком много работает… Однако они боялись вымолвить лишнее слово после того, как Аннабелл устроила им бурную сцену по поводу их сумасбродной идеи отправить ее Бог знает куда и вовлечь в эту авантюру ее клиентку. Два дня Аннабелл отказывалась разговаривать с ними, хотя должна была признать, что миссис Костелло прекрасно сыграла свою роль. Теперь сестре Аннабелл и ее теткам не оставалось ничего, кроме как молчать в дверях и прищелкивать языком.

Аннабелл бросила серебряные скрепки на левую сторону магнитной тарелки.

— Или входите, или уходите совсем, но, пожалуйста, перестаньте шептаться!

Ивлин, Джесси и Лианн обменялись взглядами. Никто из них раньше не видел Аннабелл в таком плохом настроении. Наконец, по взаимному соглашению, Джесси и Лианн удалились, а Ивлин вошла в комнату.

— Здесь, — начала она, шагая вокруг письменного стола Аннабелл, — такой порядок, какого только можно пожелать. — Она подняла тарелочку со скрепками. — Почему бы тебе не оставить ее в покое?

— Пожалуйста, ничего не трогай. — Аннабелл выхватила у Ивлин тарелочку. Настроена Аннабелл была совсем не дружелюбно. Слово «несчастная» не описало бы ее состояние с момента, как Адам отказался от нее.

По дороге домой с побережья он был образцом любезности, даже галантности. Он объяснил ей, что она не создана для легкого флирта. В будущем она бы пожалела о случившемся, заявил он. Он никогда не причинит ей боли, пояснил Адам.

К моменту, когда они вернулись в Колье-Бей, Аннабелл хотелось задушить его собственными руками.

Сейчас бы ей хоть малую толику того гнева… Все было бы лучше, чем эта свинцовая тяжесть в теле и ощущение, что жизнь ее покидает. Единственное, что придавало ей силы, была работа. Приведение всех бумаг в порядок, организация мелочей — в этом была безопасность и надежность. Ее взаимоотношения с Адамом непредсказуемы, беспорядочны, хаотичны. Нет, с нее хватит.

— По крайней мере, пойди в столовую и позавтракай. — Ивлин отвела седую прядь волос с глаз и заправила ее в пучок. Сегодня у нее на руках были деревянные, расписанные геометрическими фигурами браслеты, и они не звенели, а постукивали. — Ты можешь по-своему сервировать стол, — уговаривала она Аннабелл. — Смотри, чтобы были отдельные вилки для салатов и для горячего. И сотри все следы пальцев с солонки и перечницы. Или, — она положила ладони на стол и наклонилась вперед, — брось это чертово занятие и возьмись за то, что тебя действительно заботит.

Губы Аннабелл превратились в ниточку.

— Пожалуйста, Ивлин, я очень…

— …занята. Да, я знаю. Мы все знаем. Ты слишком занята, чтобы поесть с нами, слишком занята, чтобы поехать в гости. Ты деловая женщина и заботишься о сестре-подростке, и у тебя еще много всяких других обязанностей, это правда. Но ведь не поэтому же ты играешь скрепками?

Она говорила таким твердым и в то же время проникновенным голосом, что Аннабелл с трудом могла удержаться от слез.

— Ты всегда обо всех заботишься, Аннабелл. Почему ты не позволяешь нам позаботиться о тебе сейчас, когда ты так нуждаешься в этом?

Первым побуждением Аннабелл было убежать, скрыться — фигурально, если не буквально. Ей не нужна была сердечность ее тетки. Аннабелл не хотела, чтобы ее утешали.

Ослабить контроль за самообладанием, было все равно, что прыгнуть со скалы. Но одно чувство, которое она отчаянно старалась не замечать, зашевелилось у нее в груди. Это был… страх?

Ивлин с болью смотрела на застывшее выражение на лице девушки. Глубоко вздохнув, она ласково обратилась к своей племяннице:

— Я никогда не понимала, почему ты так решительно отказывалась от нашей помощи после гибели родителей. Да, мы немного эксцентричны, Джесси и я, но вы были так молоды, можно было подумать… — Обычно сильный голос Ивлин дрожал. — Ты и Лианн — только и остались у нас из родных. Возможно, мы далеко не совершенны, но мы здесь, и мы хотим помочь. Ведь это что-то значит? — Ивлин медленно направилась к двери, добавив на ходу: — Мы любим тебя, Аннабелл.

Она тихо закрыла за собой дверь.

Аннабелл глубоко вздохнула и вернулась к своему занятию — раскладыванию скрепок. На столе лежала подшивка бумаг, которыми тоже следовало заняться, — вчера она заметила, что там был нарушен алфавитный порядок. Затем она могла бы пересмотреть планы относительно летнего меню, затем…

Задрожав так сильно, что едва удержалась на стуле, Аннабелл прижала кулак ко рту.

Мы любим тебя, Аннабелл.

В ней, волна за волной, прокатилось ответное чувство. Мы любим тебя… мы здесь…

Она закрыла глаза, крепко сжав веки, чтобы побороть слезы. Она никому не собиралась причинить боль, когда отвергла помощь Ивлин и Джесси. Она только хотела защитить себя.

Ее родители были энергичные, молодые, полные жизни. Она обожала их, и она потеряла их в одно мгновение. Ее любовь не помогла им остаться в живых. Она любила Адама, позволила себе желать его, и он тоже покинул ее.

Что хорошего было в любви?

Аннабелл открыла глаза, взглянула на тарелочку со скрепками и вздрогнула. Лишь немногие понимали ее стремление к совершенству. Она сама не всегда понимала его. Только знала, что, доведя то, чем занималась, до совершенства, могла на какой-то момент почти поверить, что победила обстоятельства. Превращая хаос в порядок, она чувствовала себя в безопасности, и жизнь наполнялась для нее смыслом. Ну, и куда привело меня это чувство безопасности? — горько спросила она себя.

В годы, прошедшие с момента гибели ее родителей, у нее были две, пусть эксцентричные, но прекрасные, родственницы, на которых можно было опереться, и которым можно было довериться. Вместо этого она боролась в одиночку, испытывая страх и пытаясь… скрыть его. В своей отчаянной попытке контролировать будущее и избежать новой боли она лишила себя и сестру семейного тепла, в котором они так нуждались. И отняла у своих теток возможность предложить любовь. Столько всего она могла бы иметь, если бы не боялась! Она могла бы иметь…