Он легко сжал плечо Ланса и убрал руку.

— Я рад увидеть, что ты женился. И ты, и твоя невеста в безопасности и добром здравии. Я очень огорчился, услышав о несчастном случае на Озере Мэйден, и удивился, что какой-то вор оказался достаточно смел, чтобы наложить руки на меч Сент-Леджера.

— Как ты… — Ланс замолчал, нахмурившись. — О, конечно, Вэл.

— Не сердись на своего брата. Он очень беспокоился о тебе, и ему нужно было кому-то доверить свои страхи, — Мариус заколебался, потом спросил: — Вы добились чего-то в поимке этого негодяя?

— Нет, но, без сомнения, Вэл поведал тебе свою теорию на этот счет.

Мариус кивнул, хотя ничего не сказал, предоставляя Лансу возможность сменить тему. Но тот не мог этого сделать, стоя рядом с единственным человеком, который был в состоянии развеять сомнения Вэла относительно Рейфа Мормейна.

Ланс ненавидел спрашивать об этом Мариуса, но не мог остановить себя.

— И… и что ты думаешь о Рейфе Мормейне? Я не думаю, что ты когда-нибудь… когда-нибудь…

— Пытался заглянуть в его сердце? — Мариус вздохнул. — Копание в чужой душе — это не тот талант, который я использую, если могу избежать этого. Вмешайся в секреты человека и почти всегда обнаружишь о нем что-то, чего не знал прежде. Но… да. По просьбе Вэла я попытался использовать мои силы с Рейфом.

— И?

— Рейфа нелегко прочитать, но он странным образом напоминает мне собаку Калеба Сент-Леджера.

— Собаку? — недоверчиво повторил Ланс.

— Да. Ты помнишь зверя, которого Калеб звал Каннис? Немного укрощенный, немного дикий. Бедное создание, казалось, никак не могло решить, каким оно должно быть. Пока, наконец, он не накинулся на Калеба и почти не оторвал ему руку, — Мариус печально покачал головой. — Я все еще помню, как твой огромный кузен рыдал словно ребенок, когда был вынужден убить этого зверя.

Ланс был очень мал в то время, но прекрасно помнил этот ужасный случай. Он нахмурился.

— Я не совсем понимаю, какое отношение собака имеет к Рейфу.

— Только то, что Рейф таков же. Частично прирученный, а частично дикий, и это разрывает его, — мрачно продолжил Мариус. — Ты должен быть осторожным, Ланс, если окажешься поблизости, когда он наконец примет решение.

Слова доктора обеспокоили Ланса сильнее, чем он хотел признавать. Временами он сам чувствовал это напряжение в Рейфе, борьбу с какой-то внутренней темнотой. Но в отличие от Вэла и остальных Сент-Леджеров, Ланс не был уверен, что дикость в Рейфе победит.

Немного натянуто поблагодарив Мариуса за совет, он сказал:

— Теперь мне лучше пойти к своей жене. Хотя она хорошо восстановилась от ранения, но все еще легко устает. Если ты хочешь присоединиться к нам в Замке Леджер, мы приготовим скромный свадебный завтрак.

Слегка поклонившись Мариусу, Ланс повернулся и отошел. Доктор, озабочено нахмурившись, смотрел ему вслед, затем опустился обратно на скамью и стал ждать. После того, как Ланс ушел, набросив свой плащ на Розалин, чтобы защитить ее от дождя, Мариус вскоре остался в церкви в одиночестве.

Только один из гостей задержался. Вэл, хромая, подошел к дяде, стук его трости эхом отдавался в теперь уже пустой церкви.

Младший из братьев посмотрел на Мариуса и без предисловий требовательно спросил:

— Ну как? У тебя получилось поговорить с Лансом о Рейфе?

— Да.

— И он обратил внимание на твои предостережения?

— Нет. Ты ведь ожидал это от него? — грустно улыбнулся ему Мариус.

— Я понял, что мое мнение не имеет значения для Ланса.

Но я действительно думал, что если ты вмешаешься… — Вэл умолк, его плечи уныло опустились, когда он осознал всю безнадежность своей затеи. Мариус всегда был его учителем, его другом, его вторым отцом, не посягая на место Анатоля Сент-Леджера, чей совет Вэл всегда ценил превыше всего. Но он понял, что был просто дураком, вообразив, что его упрямый братец может чувствовать то же самое.

Вэл беспокойно сжал рукоятку трости.

— Тогда остается сделать только одно. Я просто должен сам найти какие-то доказательства против этого ублюдка.

Он увидел, что Мариус напрягся.

— Я надеюсь, ты будешь очень осторожен, Валентин. Такой план может быть чрезвычайно опасен.

— Я не боюсь Рейфа Мортмейна, — яростно заявил Вэл. — Но, без сомнения, ты, как и все остальные, считаешь, что я могу орудовать лишь ручкой и этой проклятой прогулочной тростью.

— Ты знаешь лучше, чем кто бы то ни было, мой юный друг, — мягко напомнил ему Мариус, — я полностью осведомлен о твоих возможностях. Вероятно, тревога, которую я ощущаю, исходит от тебя и твоего брата. Мне очень грустно видеть, как вы отдаляетесь друг от друга. Ланс считает Рейфа Мортмейна другом. Если ты будешь тем, кто подвергнет эту дружбу опасности, я не уверен, что Ланс сможет простить тебе это.

— Я уже потерял надежду на прощение Ланса, — горько сказал Вэл. — Не знаю, как можно сделать положение еще хуже.

Мариус бросил на него печальный взгляд.

— Я молюсь, чтобы ты оказался прав.

К тому времени, как Розалин, наконец, оказалась в уединении своей спальни, дождь превратился в сильный ливень. Она сняла мокрый капор и шаль, осторожно разложив их на туалетном столике, чтобы просушить. Эти предметы одежды она одолжила у сестер мужа, которых никогда не видела, но при этом чувствовала себя такой виноватой, будто украла их.

Стянув перчатки, она с беспокойством посмотрела на дорогое золотое кольцо, которое сияло на ее пальце там, где прежде находилось более скромное кольцо Артура. Брачная церемония прошла для нее как неясный и беспокойный сон. Но сейчас реальность произошедшего ударила ее сильнее, чем ливень, барабанящий по окнам.

Святые небеса! Что она наделала? Она только что прошла через это, вышла замуж за Ланса Сент-Леджера.

Все казалось таким простым, таким разумным той бархатной ночью, когда Ланселот шептал слова страсти ей на ухо, убеждая, рассказывая о романтичности куртуазной любви, о смелом рыцаре, который обожал бы ее и служил бы ей, о муже, необходимом для приличия и удобства.

Но в мрачном, сером свете дня, когда она стояла перед Богом и викарием и торжественно клялась почитать, любить и повиноваться этому же самому мужу, храня себя только для него до самой смерти, все оказалось совсем другим.

Розалин задрожала, потирая свои обнаженные руки, прикрытые лишь короткими пышными рукавами муслинового платья. Не то, чтобы она на самом деле обманывала Ланса. Когда она принимала его предложение, то еще раз сообщила ему, что ее любовь будет всегда принадлежать другому мужчине, за которого она никогда не сможет выйти замуж.

Ланс даже не позаботился узнать имя своего соперника, за что Розалин была ему очень благодарна. Она так и слышала, как пытается объяснить такому циничному человеку, как Ланс, что влюбилась не просто в призрака, а в его предка, легендарного Ланселота дю Лака.

К счастью, единственной заботой Ланса было разобраться со свадьбой так быстро, как только возможно: без сомнения, чтобы он мог забыть о ней и вернуться к своим развратным занятиям. И все же…

Озабоченно нахмурившись, Розалин крутила свое обручальное кольцо. Ланс был таким нежным и терпеливым, когда сопровождал ее в церковь этим утром, с таким пониманием отнесся к ее нервозности. И снова напомнил, что это будет лишь формальный брак, и он никогда не попытается коснуться ее, если она не пожелает.

Розалин не ожидала от будущего мужа такого благородства, и еще более она не ожидала, что он будет произносить свои клятвы таким дрожащим и срывающимся голосом. Почти как будто… как будто он действительно верил в них.

«Смешно», — сказала она себе. Ланс любил ее не больше, чем она его. И она не намеревалась когда-нибудь оскорбить свой брак, отдавая тело другому мужчине. Только сердце. Но это твердое намерение мало успокоило ее совесть.

Она едва смогла посмотреть на себя в зеркало. Несчастная молодая женщина с немного растрепанными локонами, обрамляющими бледное лицо, казалась незнакомкой. Розалин склонилась ближе к стеклу в поисках каких-то следов своей прежней безмятежности, этой милой невинности, которую она всегда осуждала.