Вечерело, когда мы подъехали к Акоме, но праздношатающихся было достаточно. Мы сразу же поинтересовались, где живет губернатор (так, на испанский манер, называют в пуэбло обыкновенных сельских старост), но на нашу просьбу жители Акомы реагировали довольно странно: уставились на нас, молча и явно недружелюбно. Удивило нас и то, что никто из них не предложил напоить наших лошадей, что в толпе не было ни одной женщины. Обычно индейцы первые предлагают позаботиться о лошадях, не спрашивая об оплате. Разумеется, мы всегда платим за это, но они ничего не предлагали… Мы привязали лошадей уздечками к выступу в скале и отправились на поиски воды под суровыми взглядами пуэбло.

На пути нам попался небольшой садик, в котором рос какой-то чахлый куст, несколько цветов, из земли в одном месте торчали листья редиски. Эмери вдруг почему-то пришло в голову, что он не нанесет садику большого урона, если съест редиску, она все равно тут единственная, и он выдернул красный шарик из земли за листья. В тот же момент на него буквально кинулся парень из толпы. Пришлось мне их разнять, а редиска перешла к парню. Он страшно растрогался, от избытка чувств сорвал цветок и отдал его мне — как оказалось, эта единственная редиска предназначалась для его больного отца, и только тут я заметил, что это вовсе и не парень, а девушка, только в брюках и с коротко остриженными волосами, видимо, все здешние женщины так выглядели — вот почему нам поначалу показалось, что толпа состояла из одних мужчин. Мне очень захотелось сделать ответный подарок. Я вспомнил, что в сумке у меня есть серебряный футляр от давно потерянного перочинного ножа. Я достал его, несколько раз открыл и закрыл, чтобы девушка поняла, как с ним обращаться, и протянул ей со словами:

— Это тебе за цветок, прекрасная незнакомка!

Она только с изумлением смотрела на меня, руки за подарком не протягивала. Тогда я сказал:

— Твой цветок гораздо дороже этой вещички.

— Благодарю тебя, — ответила она на этот раз. — Ты очень хороший. Я это сразу поняла.

Она взяла футлярчик, потом быстро поцеловала мою руку и, радостная, помчалась к своему дому, то есть к тому месту в стене, где стояла лестница, по которой можно было в него подняться.

Как мало нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым, подумал я. Порой одно-единственное слово друга бывает дороже любых наград. Очень скоро жизнь предоставила мне возможность еще раз в этом убедиться, но, кажется, я забегаю вперед…

Появился Виннету. Он нашел воду — естественный резервуар, наполненный дождевой водой. На скале возле него на веревке висел большой глиняный кувшин. Только мы взялись за него, как индейцы закричали, замахали руками, выражая свой протест. Пришлось взять в руки ружье. Они отступили, а я ощутил укол совести: действительно, они, наверное, дорожили каждой каплей этой воды, а мы пришли за ней как захватчики. Я достал деньги и без всяких объяснений положил их на камень. Нас поняли — никаких выражений протеста больше не было, и мы набрали воды. Но о том, чтобы переночевать в пуэбло, разумеется, и речи быть не могло, и мы расположились под открытым небом. Караул, как всегда, несли поочередно.

Часа через два после рассвета я заметил человека, медленно приближающегося к нам со стороны пуэбло. Остановившись на расстоянии, с которого мы могли слышать его голос, человек прокричал:

— Я хочу поговорить с добрым сеньором!

Это был голос девушки, подарившей мне цветы.

— Подойди к ней! — подтолкнул меня Эмери.

Когда я подошел к ней, она произнесла, понизив голос до шепота:

— Я пришла тайно… Нас никто не должен слышать, чтобы с тобой не случилось чего-нибудь плохого.

— Но разве здесь есть кто-то, кто желает мне зла?

— Не здесь, но близко.

— Кто же это?

— Двое белых. Они вчера проезжали мимо нас.

— Давно это было?

— За три часа до того, как вы приехали.

— Как долго они оставались у вас?

Тут она подошла ко мне еще ближе и сказала совсем еле слышно:

— Они все еще здесь. Они знали, что вы приедете, и сказали всем нашим, что вы нехорошие люди, поэтому обязательно скинете фигурки наших богов в эстуфе.

— Ложь! Это они, а не мы — нехорошие люди, хуже — мошенники и убийцы. Ты мне веришь?

— Я пришла сюда, чтобы спасти тебя.

— Спасибо тебе, девочка, но мы можем и сами защитить себя. Где эти двое белых?

— Не могу тебе это сказать. Скажу — значит, буду предательницей своих. Они же этих белых приняли.

— Хорошо, не говори, но ты знаешь, что они задумали?

— Не знаю, но, мне кажется, они желают вашей смерти.

— А твои пуэбло?

— Нет.

И она резко повернулась и быстро-быстро пошла назад. Я даже не успел поблагодарить ее. Вот так я и убедился в очередной раз, что слово друга ценнее всего на свете, а также и в том, что настоящие люди на добро всегда отвечают добром.

Когда я рассказал Виннету, Эмери и Францу, о чем мы говорили с девушкой, англичанин сказал, что надо немедленно потребовать ответа от индейцев, но Виннету остановил его:

— Мой брат не должен горячиться в таком деле. Краснокожие сами не желают нашей смерти, они лишь поверили этим белым койотам.

— Но мы должны заставить их выдать нам Мелтонов.

— Заставить? — сказал я. — Иными словами, пустить в ход оружие? Это было бы огромной ошибкой. Силы слишком неравны. К тому же под шумок Мелтоны просто сбегут. Нет, тут надо действовать только хитростью. Вне сомнения, они скоро здесь появятся, а мы должны приготовить им достойную встречу.

Мы решили для начала удвоить посты, то есть двое должны стоять на вахте, пока двое других отдыхают. Мне выпало стоять с Фогелем. Мы дважды сменили Виннету и Эмери, но вокруг все было спокойно. Это насторожило нас.

— А тебе не кажется, что девушка могла нас обмануть? — спросил меня Эмери.

— Нет, не кажется. Мне другое кажется: что Мелтоны почему-то решили в данный момент с нами не связываться, просто смыться потихоньку, и все, и поэтому нам надо поменять место лагеря. Лучше всего перебраться на восток от этого места. Они поедут туда.

Виннету поддержал меня, и мы перешли на другое место. Там Виннету и Эмери легли спать, а мы с Францем разошлись на некоторое расстояние друг от друга, чтобы обзор был шире. Я лег на землю и время от времени стал прикладывать к ней ухо. Минут за сорок до рассвета послышался шум. Я подбежал к Фогелю и спросил:

— Вы ничего только что не слышали?

— Слышал шум, похожий на стук копыт.

— А тебе не пришло в голову, что мимо нас проехали галопом всадники?

— По-моему, это были лошади без седоков.

— А я уверен, что это были Мелтоны.

Я разбудил Виннету и Эмери, чтобы посоветоваться, что делать дальше. Эмери сказал, что надо немедленно отправляться в погоню, Виннету — что надо дождаться утра и осмотреть как следует следы.

— Но ведь мы знаем, что они поехали в сторону Колорадо, — продолжал настаивать на своем Эмери.

— Они вполне могли предпринять обманный маневр, чтобы запутать нас и сбить со следа.

— Но какой в этом смысл, если мы знаем, куда они едут?

— Они прибыли в Альбукерке позже Джонатана, то есть они не знают, что произошло с ним в последнее время. Поэтому полагают, что, запутав следы, избавятся от нас.

— Так поехали прямо в замок!

— Чтобы оказаться между двух огней: сзади старики, впереди — Джонатан? Не забывай, что при Юдит несколько преданных ей индейцев, и не считаться с ними как возможными Противниками по меньшей мере глупо. Поэтому мы должны делать вид, что позволили на этот раз провести себя.

— А до рассвета мы еще успеем напоить лошадей, — добавил Виннету.

Но, как только мы подвели лошадей к водопою, откуда ни возьмись появились индейцы. Один из них вышел вперед и заявил:

— Вы снова хотите напоить своих лошадей? Платите еще раз!

— Кто ты такой, чтобы требовать с нас плату? — спросил я.

— Я — губернатор этого пуэбло.

— Да? Интересно, почему же это ты вчера не представился, хотя мы говорили, что хотели бы повидать губернатора.