— Вполне.

— Прекрасно. Со своей стороны, поскольку вы питаете ко мне совершенно особые чувства, я постараюсь сделать ваш конец ярким и неординарным. Как только отправлю вас в ад, буду чувствовать себя на этой земле как в раю. И эта перспектива меня вдохновляет. Но до того, как вы отправитесь в мир иной, я хотел бы сойтись с вами поближе, чтобы вы поняли, что я действительно тот самый человек, за которого вы меня принимаете. Итак, кто я такой, по-вашему?

— Вы — Джонатан Мелтон, мошенник и убийца Хантера, за которого теперь себя выдаете.

— Вы абсолютно правы.

— Коларази — ваш отец?

— Да. Мы оба были очень расстроены тем обстоятельством, что эти дураки-индейцы упустили вас, но теперь вам нас не догнать. Мы уже побывали в Новом Орлеане и отлично там поработали.

— С помощью вашего дяди?

— Да. Он получал депеши и письма, и мы вместе отвечали на них. Нам было необходимо, чтобы эти ответы доходили до адресатов, и, хотя вы подозревали, что дело нечисто, согласитесь, вы не можете не признать, что по сравнению с нами вы — дилетант. Но что доставило мне самое большое удовлетворение — так это то, что миссис Сильверхилл смогла обвести вас вокруг пальца. Очень хорошо, что она тогда отказала вам.

— Когда?

— В Соноре, где вы так часто становились перед ней на колени.

— Я?! — воскликнул я и рассмеялся, хотя секунду назад мне было совсем не до смеха.

— Да, вы! Не понимаю, что тут смешного. Вы не убедите меня в обратном. Как сияло ваше лицо, когда вы увидели ее там, в Новом Орлеане.

— Сияло? Мое лицо? Ну, это уж слишком!

— Да-да, сияло. От восхищения вы стали выглядеть даже глупо.

— Ага, и, надо думать, я опять «упал перед ней на колени»?

— Разумеется.

— Эти интимные подробности тоже она вам сообщила?

— Она, она. И от души смеялась, когда рассказывала, как заперла вас на двойной замок. А кстати: вам известно, что она моя невеста?

— А как же. Она не преминула мне это сообщить.

— Ну ладно. Вернемся к нашим баранам. Она сказала вам, что я направляюсь в Альбукерке, чтобы встретиться с моим отцом и дядей?

— Совершенно верно.

— А о том, что потом мы поедем в ее замок, где заживем спокойно и счастливо?

— И об этом тоже.

— Тогда вы поймете, с каким нетерпением я ждал ее на Канейдиан-Ривер. Как только она туда добралась, мы тут же тронулись в путь, хотя и имели по сравнению с вами преимущество в два дня. По дороге Юдит рассказала мне все, что с ней произошло за то время, что мы не виделись с ней. Но тут мы попали в плен к команчам. И худо бы нам пришлось, если бы меня не осенила одна мысль. А теперь попробуйте догадаться, что это была за мысль.

— Догадываюсь… Вы знали что-то о наших дурных взаимоотношениях с команчами, но, думаю, немного.

— Тут вы, к сожалению, правы. Знаю я меньше, чем мне хотелось бы, но зато главное — команчи вечно враждуют с апачами. Поэтому я предложил Большой Стреле выгодную для обеих сторон сделку: он сопровождает нас до Альбукерке, а за это получает возможность схватить Виннету.

— И он поехал с вами?

— Еще с каким удовольствием! Потому что узнал, что Виннету на этот раз путешествует вместе с вами.

— Однако, сдается мне, Большая Стрела не очень-то вам доверяет, раз до сих пор не отпустил от себя.

— Что поделаешь, он не может выполнить мое условие, пока я не выполню его. Сначала все шло, как мы задумали: вы преследовали Юдит, мы двигались вам навстречу. Но потом в дело вмешался ураган, после которого мы увидели мираж. Как на картине, трое всадников галопом скакали к ручью. Это могли быть только вы. И команчи отправились в ближайший к ручью лесок. Когда стемнело, мы выслали к вам разведчиков, потом окружили… Застать врасплох вас или Виннету довольно сложно, поэтому мы дождались, когда на вахту заступит мистер Босуэлл. Могу добавить к этому лишь то, что утку забрали мы с Юдит. Она хорошо прожарилась, должен вам сообщить. Поедая ее, мы думали о вас…

— Мне это очень приятно. Но что-то я не вижу здесь миссис Сильверхилл.

— Ей пришлось остаться в лесу под присмотром команчей. С ней вы еще пообщаетесь, а сейчас я вас умоляю исполнить две моих просьбы. Надеюсь, вы, как воспитанный человек, не откажете мне в них.

— Чего вы хотите?

— Я, знаете ли, питаю страсть к оружию. А вы с Виннету владеете двумя очень знаменитыми на Диком Западе ружьями. Поэтому моя просьба заключается в том, чтобы вы завещали их мне после своей смерти.

— А если мы этого не сделаем?

— В таком случае ружья просто-напросто станут моей добычей, хотя, поверьте, я бы предпочел получить их как наследственный дар.

— Насчет первой просьбы я все понял. А чего еще вы хотите?

— Мне известно, что вы привезли из Туниса кое-какие бумаги, среди которых был документ, касающийся захоронения одного человека… Скажите, где находятся эти бумаги?

— Поезжайте в Новый Орлеан, к вашему адвокату Фреду Мерфи, он знает, где их взять.

— Не умничайте! Пол-утки мы уже съели, а сейчас заберем вторую половину и ружья в придачу.

Он и в самом деле забрал остатки мяса и наклонился к ружьям, которые лежали рядом со мной. Поскольку мы не оказали никакого сопротивления, команчи не стали их у нас отбирать.

И тут раздался грозный окрик:

— Не трогай ружья!

И тот, кто кричал, выступил из темноты. Это был вождь команчей — на голове у него было три пера. Тем временем стало светать, и мы смогли разглядеть гордые и суровые черты его лица. На вид ему было лет тридцать.

— Почему это я должен положить их обратно? — возразил Мелтон. — Они принадлежат мне по праву.

— Нет. Ты ведь обещал нам трех человек пленников.

— Ну да, но ведь не их же вещи!

— Значит, ты просто не знаешь наших обычаев. Все вещи побежденных команчами принадлежат победителям. Так что положи ружья на землю!

Мелтон не подчинился, и тогда вождь достал из-за пояса нож и замахнулся на него. Мелтон положил ружья на землю и со злостью произнес:

— Бери, хотя они и не твои! А мы немедленно уезжаем отсюда.

— Подожди немного!

— Подождать?! Зачем? Я сдержал свое слово, и ты должен отпустить меня, как и пообещал!

— Я обещал тебе это и сдержу свое слово. Но сначала скажи мне, когда я могу получить моих трех воинов?

— Я не знаю.

— В таком случае я также не знаю, когда смогу отпустить тебя. Ты остаешься здесь!

— Что, и я у тебя буду пленником?

— Помолчи, вонючка, — клокочущим от ярости голосом произнес вождь. И затем продолжил властно: — Ты обещал мне Виннету и Олд Шеттерхэнда, но для начала я должен убедиться, они ли это на самом деле.

Наклонившись к Виннету, Большая Стрела спросил:

— Как твое имя?

— Виннету, вождь апачей, — ответил тот.

— А как тебя зовут? — спросил он англичанина.

— Меня зовут Эмери Босуэлл.

— Этого имени я не слышал ни в одном лагере и ни на одной стоянке, — сказал предводитель команчей.

Затем он повернулся ко мне и, вглядевшись внимательно в мое лицо, спросил:

— Тебя зовут Олд Шеттерхэнд?

— Да.

— Ты — враг команчей?

— Нет, я не враг вам, хотя у меня есть среди краснокожих враги, так же как и друзья. И среди бледнолицых у меня тоже немало и друзей, и врагов, все зависит от того, каков человек, а не какого цвета у него кожа.

— Вождю команчей неинтересно, что ты думаешь об этом, бледнолицая собака. Ему интересно то, что вы с Виннету, убившие его отца, у него в руках.

— Виннету тут ни при чем. Моя пуля убила твоего отца.

— Виннету был при этом, и, значит, виноват. Этому Босуэллу просто не повезло, но он тоже будет казнен вместе с вами. Вы, все трое, будете заживо погребены в могиле моего отца.

Нам связали ноги ремнями и потащили в лес. Это продолжалось примерно полчаса, за это время я сосчитал, что наш конвой составляли двадцать три индейца. Наконец мы выбрались на опушку леса. За ней начиналась прерия, невдалеке паслись лошади команчей, а среди них я заметил и наших лошадок. Нас посадили на лошадей, накрепко привязав к ним. Еще часа два мы ехали по прерии, пока не добрались до берега Канейдиан-Ривер. С тоской мы глядели на ее южный берег, по которому тянулась дорога на Сан-Педро и Альбукерке. Напрягая зрение, можно было даже разглядеть неясные очертания повозок, проезжающих по ней, но и только…