— Адвокат Мерфи знал об этом?

— Я не знаю точно, но, думаю, он не был посвящен в их отношения.

— Может быть, вы замечали за ним что-то особенное?

— К сожалению, не могу вспомнить ничего такого, что могло бы иметь какую-то ценность для вас. Если вы захотите посетить меня еще раз, буду очень рада поговорить с вами.

— Я воспользуюсь вашим любезным приглашением только в случае крайней необходимости, чтобы лишний раз не беспокоить вас.

— О, вы меня нисколько не побеспокоили. Всегда буду рада вас видеть. Очень приятно, что вы превратились из человека, хотевшего солгать, в правдивого и честного господина.

— Но только благодаря вам, мадам! — заметил я, отвечая на ее шутку. — Знаете ли вы еще что-либо существенное о той даме, что живет наверху?

— Очень немного. Она богата. Моя кухарка несколько раз разговаривала с индианками. Миссис Сильверхилл — страстный игрок, и при этом ей постоянно везет. Она приглашает к себе таких же азартных игроков. Это все. Ах, нет! Припоминаю, что она вдова. Одна из служанок проговорилась однажды по этому поводу. А ее муж, кажется, занимал не совсем обычное положение в обществе.

— Возможно, он был предводителем индейцев?

Я сказал это в шутку, и она рассмеялась мне в ответ. Но в то же самое мгновение мне пришло в голову одно соображение.

— Свободная индейская женщина никогда не унизится до того, чтобы стать домашней служанкой белой женщины. В таком случае должны быть совершенно особенные обстоятельства. Я знаю один случай, когда белая женщина вышла замуж за предводителя индейцев. Дама, которая живет наверху, блондинка?

— Нет, у нее иссиня-черные волосы. Честно говоря, я принимала ее за еврейку.

— Еврейку? Хм. Вы знаете ее имя?

— Да. Однажды к нам в дом пришло письмо, и его передали моей служанке-мулатке. Она не умеет читать и поэтому принесла письмо мне. Я посмотрела адрес и фамилию адресата. Даму зовут Юдит. Миссис Юдит Сильверхилл.

— О Господи! Так и есть. Фамилия Сильверхилл по-немецки произносится как Зильберберг, Юдит Зильберберг — так звали одну еврейскую девушку, которая вышла замуж за вождя индейцев. Я должен немедленно увидеть ее.

— Как, вы ее знаете?

— Да, если не ошибаюсь. Это в высшей степени интересный случай. Мадам, вы были так любезны со мной. Я прошу вас еще об одном очень большом одолжении!

— Сделаю для вас все, что в моих силах.

— Вы еще ни разу не общались с этой дамой?

— Еще нет.

— Может так произойти, что это все-таки случится. Пожалуйста, не упоминайте, что я был у вас; вообще не говорите обо мне и запретите своей кухарке рассказывать индианкам о том, что Малыш Хантер на самом деле совсем другой человек.

— Она еще не знает этого, и я ей тоже ничего не скажу. Вы, вероятно, хотите нанести визит этой даме?

— Непременно.

Откланявшись, я поднялся наверх по лестнице. Наверху был только один вход. Я позвонил в колокольчик. Через несколько мгновений дверь мне открыла служанка, в которой я узнал индианку. Она отошла в сторону, чтобы я мог войти, и открыла вторую дверь, не спрашивая меня ни о чем и не сказав ни слова. Я вошел в прекрасно обставленную комнату. В соседней комнате послышался шум. Портьеры раскрылись, и передо мной предстала… Юдит Зильберберг, та самая Юдит, которую я видел в последний раз на помолвке с вождем племени юма. С тех пор она очень похорошела, стала казаться почему-то выше и крупнее. У нее на пальцах и на обнаженных руках блестели настоящие бриллианты. Она сразу же узнала меня и воскликнула по-испански:

— Это вы, сеньор!.. Вот это сюрприз! Как я скучала! Как я мечтала увидеть вас однажды. Пожалуйста, проходите в мой будуар! Присаживайтесь. Мы можем многое рассказать друг другу.

Она взяла меня за руку, и мне пришлось сесть рядом с ней на диван. Да, Юдит была очень красивой женщиной. Она взяла мою руку в свою и, бросив на меня дразнящий взгляд, проговорила:

— Должна вам сразу же признаться, что забыла ваше имя. Это непростительный грех?

— Совершенно непростительный, особенно после ваших заверений, что вы страшно скучаете по мне.

— Вы должны меня простить! Люди и события легко забываются, когда переживаешь столько всего! У вас, если не ошибаюсь, два имени, одно настоящее и другое, каким вас называют индейцы. Это последнее было… было… не помню точно. Оно оканчивалось каким-то словом… — нога или рука!

— Старина Горящая Ступня! — быстро проговорил я. Оно и к лучшему, если она не будет знать моего настоящего имени.

— Да, да, точно — при этом была «ступня» — это я знаю, — кивнула она, смеясь. — А ваша настоящая фамилия, если не ошибаюсь, совпадает с названием одного из двенадцати месяцев?

— Март, — сказал я.

— Да, Март… Итак, сеньор Март, вы можете вспомнить, как мы тогда расстались.

— Не слишком дружески.

— Интересно, что даже сейчас, когда вы это говорите, вы волнуетесь.

— Да, знаю.

— У вас хватает мужества говорить мне это сейчас.

— Почему нет? Мне хочется задать вам такую порку, чтобы у вас ни разу больше не возникло желания увидеться со мной.

— Ужасно! Вы сами не понимаете, что вы говорите. Побить женщину, к тому же молодую и привлекательную! Надеюсь, что это было сказано всего лишь из-за сильного волнения.

— Я говорю серьезно.

— Чудовищно! В таком случае вы просто злодей!

— Нет, напротив, у меня очень мягкое сердце, которое я, однако, охотно меняю иногда на стальное. Права есть у обоих сердец, но каждое применимо лишь в свое время. Когда речь идет не только о свободе многих людей, но и о жизни и смерти, мне нет никакого дела до чьего-либо мнения, даже если это мнение дамы.

— Вы что, находили меня тогда непривлекательной?

— Нет.

— Ваше поведение мне кажется очень подозрительным.

— Это оттого, что ваше поведение не было слишком приятным. Вы отвернулись от еще теплого трупа вашего жениха, как от дикого зверя, заколотого для жаркого.

— Я больше не люблю его. Итак, вы находили меня очень милой прежде? А сейчас? Неужели вы не заметили, что я изменилась?

— Да, вы стали еще прекраснее.

— И вы говорите это таким ледяным тоном? Вы действительно ужасный человек и нисколько не изменились. Но ваша прямота и холодность нравились мне еще тогда.

— Мы говорим о вас. Как поживали вы все это время? Вас не мучили угрызения совести?

— Нет, абсолютно.

— Вы не раскаиваетесь, что вышли замуж за дикаря?

— В самом начале, когда муж выполнял свои обещания, я ни о чем не жалела. Я получила все, что он мне обещал: золото, драгоценности, дворец и даже замок.

— Ах! Значит, он действительно так богат, как говорил?

— Да, у него всегда было очень много денег, а откуда, я не знаю даже сейчас; он никогда не хотел мне этого говорить. Он привозил деньги из поездок в горы, где еще сейчас находится много старых штолен и золотых жил. Мы покинули Сонору, отправились на границу Аризоны и Нью-Мексико. Там расположен замок. Это громадная постройка ацтеков [81], которую, кроме меня, не видел ни один бледнолицый. Десять индейцев племени юма, которые не захотели покинуть своего вождя, сопровождали нас вместе со своими женами и детьми. Там было очень, очень одиноко, и я сильно тосковала по городу. Затем мы отправились в Сан-Франциско, где я получила дом.

— Счастливица! Где сейчас ваш муж?

— Он обрел вечный покой, — ответила она совершенно безразличным тоном.

— Что явилось причиной его смерти?

— Его зарезали ножом.

— Пожалуйста, расскажите мне об этом подробнее. Он был мужественным, храбрым и честным человеком, всегда держал данное им слово, я уважал его.

— Произошла банальная история. Меня скоро заметили в Сан-Франциско, ко мне приходили гости, за мной ухаживали, а он не хотел этого допускать. Как-то раз мы оказались на приеме у одного важного господина. Там было много других приглашенных, среди них несколько очень интересных кабальеро и офицеров, которые крутились около меня. Завязалась перебранка. Кабальеро получил удар в руку, мой муж в сердце.