— Там, должно быть, собралось много индейцев, потому что Плейер уехал на белой лошади, а вернулся на черной.

— На белой? Но ты же ее не видел?

— Нет, но в лесу, там, где она была привязана, я увидел на ветке белый волос из лошадиного хвоста. А когда Плейер возвращался, он сидел на вороном, который был оседлан не бледнолицым, а индейским воином.

— Хм! Значит, пост, куда он отправился, собрал нескольких краснокожих. Он оставил уставшую лошадь и взамен получил свежую, чтобы вернуться побыстрее. А привезенное им сообщение было передано дальше на такой же отдохнувшей лошади. Можно сделать вывод, что там есть запасные свежие лошади, а значит, собралось много всадников. Хорошо, что мы об этом узнали, хотя мы, пожалуй, заставим его дать нам ответ. Итак, мои братья знают, где он теперь находится?

— Да. Мы видели, где он улегся, а так как он очень устал, то крепко уснул и еще не проснулся.

— Так ведите же нас поскорее к этому месту, чтобы мы застали спящего врасплох!

Мы привязали своих лошадей и пошли за братьями, в направлении ограды асиенды. Уже смеркалось, и скоро мы увидели негодяя, лежащего на берегу ручья. Он был переодет священником. Место он выбрал очень искусно, потому что каждый звук, каждый шорох был бы здесь услышан, с какой бы стороны они ни доносились. Под голову он подложил одеяло, а возле него лежало ружье, которого при первой встрече с ним я не заметил. Спал он крепко. Мы неслышно приблизились и так расселись возле него, что образовали четырехугольник, внутри которого лежал спящий. Ружье его я, конечно, забрал и положил так далеко в сторону, что дотянуться до него он не смог бы. Время у нас было, потому что лошади должны были отдохнуть. Мы не стали будить спящего, а ждали, заранее радуясь его удивлению при пробуждении. Его длинный сюртук был расстегнут, и под ним я разглядел пояс с ножом-«боуи» [82]. Из-за пояса торчали рукоятки двух крупнокалиберных револьверов.

Двигаясь очень медленно и очень осторожно, я сумел вытащить нож и один из револьверов, тогда как другой был засунут слишком глубоко, и, когда я шевельнул его, спящий проснулся. Быстро, без тени сонливости, как это и пристало настоящему вестмену, он сел и обеими руками потянулся к поясу, из-за которого я моментально выдернул и второй револьвер. Но Плейеру изменило присутствие духа, какое проявил бы в его положении, например, Виннету. Он вытаращил на нас глаза и широко открыл рот, пытаясь что-то сказать, но не смог произнести ни звука.

— Good morning, мастер Плейер! [83]— приветствовал я его. — Вы хорошо выспались, и это вам, пожалуй, пошло на пользу после такого долгого пути, который вы проделали с самого понедельника.

— Что… вы знаете… о моей… поездке? — все же сумел он из себя выдавить.

— Ну, не будьте же таким глупцом! Такие люди, как мы, всегда быстро разузнают, где вы были! Вы ездили в горы, к краснокожим, чтобы сообщить им, кого вы здесь видели, и сменять своего сивку на вороного.

— В самом деле, так и было! Что вам здесь надо, сэр? Почему вы скитаетесь много дней в этих диких местах, где ни человеку, ни зверю нечего искать?

— О том же самом я хотел бы спросить у вас, да раздумал, потому что это совершенно излишне. Но позвольте представиться. Или я вам уже называл свое имя в понедельник?

— Можете этого не делать, потому что тот, кто видит Виннету, уверен, что рядом появится Олд Шеттерхэнд. Это я сообразил моментально.

— Не верю я этому! Если бы вы это знали, то не уехали бы. Вы же, разумеется, слышали, какой я близкий друг Мелтона и Уэллеров, а так как вы с этими джентльменами очень тесно связаны, то ваше бегство, собственно говоря, можно назвать бессмысленным. Послание индейцам также передавать было излишне. Мы могли бы это сделать куда лучше вас, потому что тоже направляемся вверх.

— В Альмаден-Альто? — вырвалось у него.

Так назывался ртутный рудник, названный в честь известного испанского рудника Альмаден. Альмаден-Альто переводится как Верхний Альмаден, потому что рудник расположен высоко в горах.

— Да, в Альмаден-Альто, — ответил я, — но сначала мы поедем к Фуэнте-де-ла-Рока, чтобы нанести визит моему другу Мелтону. У него, как вы знаете, повреждены руки. Кто-то очень грубо поступил с ним и выкрутил суставы рук, и вот я, как добрый друг, должен еще раз справиться о его самочувствии. Известно же, что дружба всегда налагает и обязанности!

Конечно, он очень хорошо был осведомлен о случившемся. И таким образом, разумелось само собой, что мои слова он воспринял как насмешку, чем они на самом деле и были. Его положение нельзя было назвать приятным, что было заметно по выражению его лица. Но если он даже знал, что от Виннету ему ничего хорошего ждать не стоит, то никакого повода для личной мести он ему все-таки не подавал, да и мне он, собственно говоря, пока ничего не сделал. Поэтому Плейер по крайней мере за свою жизнь и здоровье был спокоен и считал необходимым не показывать нам свой страх, спросив удивленным тоном:

— Что мне за дело до ваших отношений с Мелтоном? О том, что вы его друг, я мог подумать еще в понедельник, потому что вы спрашивали о нем и были осведомлены о моем пребывании здесь. Но то, что вы от меня хотите, это уже мою персону задевает! Вы тайно прокрались сюда, окружили меня, отняли оружие. Зачем? Я всегда считал Олд Шеттерхэнда порядочным человеком!

— Да я действительно таков, поэтому так близко и сошелся с Мелтоном и обоими Уэллерами. Они, верно, порассказали вам обо мне много хорошего?

— Они вообще про вас не рассказывали. Я слышал от них, что вы попали в плен к юма и должны были умереть у столба пыток, а я, к своему изумлению, вижу, что вы снова оказались на свободе.

— Примите мою благодарность за ваше дружеское отношение, сэр! Но если вы так хорошо ко мне относитесь, то почему тогда вы отобрали мое оружие?

— А это мы сделали для вашего же блага, мастер Плейер. Если мимбренхо появятся до того, как мы выступим, вы, известный на весь Запад храбрец, можете попытаться пустить свое оружие в ход, чего делать ни в коем случае не стоит. Это бы настроило индейцев против вас, а поэтому мы, заботясь о вашей безопасности, решили вас разоружить.

Плейер от возмущения не знал, что сказать, и промолчал. Я же продолжал:

— Мы еще больше позаботимся о вашем здоровье, слегка связав вас, чтобы вы случайно не могли разозлить мимбренхо, а при этом еще изучив содержание ваших карманов, потому что в них может оказаться что-либо привлекательное для краснокожих.

— Вы, сэр, говорите серьезно? — взорвался он. — Что я вам сделал? Почему вы сначала напали на меня, а теперь собираетесь обыскать и связать?

— Вы нам не смогли еще причинить вреда. Я в первый раз имею часть вас видеть. Что вы могли мне сделать! Но если желаете знать правду, то я вам честно скажу, чего я хочу. Вы были там, наверху, в Альмаден-Альто?

— Нет, наверху я не был.

— А я вам скажу, что вы точно были наверху, а так как добровольно признаться не желаете, то я найду средство открыть вам рот. Если вы полагаете, что меня можно обмануть, то получите такую порку, что вся спина распухнет. Вяжите его!

Выкрикнув это приказание обоим мимбренхо, я схватил Плейера одной рукой за горло, а другой — за пояс, придавил его к земле и держал. Он кричал все, что приходило ему на ум, он колотил руками по земле, он брыкался ногами, но… всего несколько секунд; а затем его связали.

— Что вы задумали? Что я вам сделал? — кричал он. — Перед вами не обычный человек! Я мормон, я принадлежу к святым последнего дня. Теперь вы знаете, кто я и какого требую отношения.

— Да, теперь мы знаем это! — ответил я. — Вы брат Мелтона по вере, и с вами надо обходиться точно так же, как и с ним!

— О Боже! — завопил он. — Не собираетесь ли вы сломать и мне руки?

Сначала я собирался отколотить его, хотя для зрителей это было бы слишком неприятно. Но так как он сам навел меня на другую, лучшую, мысль, то я взял его связанные руки в свои. Страх оказаться со сломанными руками подействовал куда лучше, чем дюжина батогов по спине. Едва я схватил его руки и посильнее надавил на них, как он в ужасе завопил: