— Мой краснокожий брат правильно рассуждает. Может быть, пятьдесят воинов нам понадобятся и после того, как мы перегоним скот владельцу. Поскольку мы с Олд Шеттерхэндом поедем вперед, то нам, возможно, придется переслать им какое-то сообщение. Для этого нам потребуется еще один воин, который будет сопровождать нас двоих и сможет стать посланцем.

А я еще добавил:

— Я бы очень попросил Сильного Бизона оставить нам обоих своих сыновей. Ребята смелы и умны, они доказали мне, что могут выполнить роль посланца. Это устраивает моего друга Виннету?

— У Олд Шеттерхэнда всегда разумные предложения, — ответил апач.

Вождь также выразил свое согласие. Он был горд тем, что его сыновья, несмотря на свою молодость, удостоились такого отличия, и обещал найти для них двух самых быстрых и самых выносливых среди своих лошадей. Нам, конечно, это понравилось, так как если бы мальчишек посадили на клячей, то они не смогли бы выдерживать шаг наших вороных.

После того как были обсуждены еще кое-какие детали, мы легли спать, чтобы проснуться пораньше. Едва засерело утро, как мы набрали провианта, потому что не знали, найдем ли съестное на ограбленной асиенде, и сели на коней. Мимбренхо простились с нами очень сердечно. Их вождю мы должны были пообещать, что разыщем его после выполнения своей задачи. Если же его помощь понадобится раньше, то мы обратимся за нею именно к нему, а не к другому вождю. Только пленные юма мрачно смотрели на наш отъезд. Их предводитель, Большой Рот, крикнул нам вслед:

— Вот уезжают предатели и трижды лжецы. Если бы у меня не были связаны руки, я бы тут же расправился с ними.

Да, он находился в плену, и мы надеялись, что он никогда не получит свободу. Тем не менее очень скоро мы опять должны были встретить этого опасного человека!..

PLAYER [72]

В дороге наши скакуны проявили все свои достоинства. Мы беспокоились о переселенцах, а поэтому изрядно подгоняли своих вороных, полагая, что позднее, после нашего прибытия на асиенду, они смогут отдохнуть. В результате уже к вечеру следующего дня мы достигли границ асиенды. Кони ребят роняли пену и выглядели усталыми, тогда как наши жеребцы были такими сухими и свежими, словно мы только начали далекий путь.

Мы поехали вдоль ручья и вскоре увидели перед собой стены асиенды, окружавшие теперь огромное пепелище. У входа нас никто не задержал, тем не менее я помедлил, перед тем как въехать во двор. Виннету сразу же понял меня и сказал:

— Пусть мой брат Шеттерхэнд поищет переселенцев сначала один. Ведь именно краснокожие люди напали на асиенду. Если кто-либо здесь спрятался и увидел нас, то он может принять наш отряд за вернувшихся юма и убежать, так что мы не сможем получить никаких сведений.

Итак, я один заехал во двор. Я увидел закопченные до черноты остатки стен, обыскал их, но не нашел ни единой живой души. Тогда я попытался разыскать кого-нибудь за стенами этих развалин. Направившись к юго-западному углу усадьбы, я сразу увидел человека, причем белого, медленно шедшего мне навстречу. На нем был длинный черный сюртук, придававший его владельцу вид духовного лица. Когда он увидел меня, то остановился, как громом пораженный.

— Buenos dias! [73]— приветствовал я его. — Вы жили на этой асиенде, сеньор?

— Да, — ответил он, сверля меня своими колючими глазками.

— Кто ее хозяин?

— Сеньор Мелтон.

— Ах, вот как! Он-то мне и нужен. Мелтон — мой знакомый.

— Мне очень жаль, что вы его не встретили. Он поехал в Урес вместе с сеньором Тимотео Пручильо, прежним хозяином, чтобы оформить покупку по всем правилам.

— А с ним были его друзья?

— Оба сеньора Уэллера? Нет. Они поехали вверх, на Фуэнте-де-ла-Рока [74].

— А немецкие рабочие?

— Они вместе с обоими сеньорами тоже направились вверх, где их ожидают индейцы юма. Они, должно быть, его большие друзья, потому что все время спрашивали про сеньора Мелтона. Могу ли я узнать, кто…

Вдруг он прервал фразу. Он продолжал свой путь, а я ехал возле него. Мы только что повернули за угол. Он увидел троих индейцев, остановился и замолчал, испуганно уставившись на апача, а потом крикнул по-английски, тогда как до сих пор мы пользовались только испанским языком:

— Это же Виннету! Тысяча чертей! Сам сатана привел его сюда!

При последних словах он повернулся и побежал, перепрыгнув с разбега через широкий ручей, и помчался, как затравленный зверь, по покрытой пеплом лесной гари, среди обгоревших остатков деревьев и кустов. Виннету тоже видел и слышал его. Он тронул коня, проехал мимо меня, ни слова не говоря, и помчался за беглецом. Конечно, он знал этого человека, и, похоже, в его худших проявлениях, потому что теперь, в создавшихся условиях, считал целесообразным нагнать на беглеца страху.

Но это оказалось нелегко. Бесчисленные обгорелые головни толщиной в руку, почти сливающиеся по цвету со слоем пепла, нельзя было различить при быстрой скачке, а это очень легко могло привести к падению коня, который мог переломать ноги. Виннету понял это после того, как его вороной несколько раз споткнулся. Он остановил коня, спрыгнул на землю и продолжил погоню.

Если бы я знал, что встреченный человек — враг и его надо схватить, я бы с легкостью всадил ему пулю в голень, чтобы он не смог далеко убежать, но момент был упущен, и я вынужден был оставить эту мысль. Тем более, что Виннету в случае необходимости мог сделать то же самое не хуже меня. Он был великолепный бегун: враги никогда не могли нас догнать. Но здесь он оказался в невыгодном положении: ему мешали ружье и все его снаряжение, тогда как у беглеца ничего на себе не было, и он, подгоняемый страхом, развил такую скорость, какой в иных обстоятельствах никогда бы не достиг. Виннету не смог так быстро, как хотелось, догнать беглеца. Но я знал, что при длительном беге он настигнет преследуемого, потому что апач был гораздо выносливее беглеца.

Бежавшие устремились на высотку, поднимавшуюся за строениями асиенды и полностью выгоревшую. Беглец достиг вершины на целую минуту раньше апача и исчез на той стороне холма. Когда Виннету добрался до вершины, он, как я видел, вначале тоже собирался спуститься вниз, но потом, одумавшись, остановился, оценил расстояние до беглеца взглядом, а затем вскинул ружье. Он хотел было стрелять, но внезапно опустил ружье и решил отказаться от выстрела. Виннету повернулся и начал спускаться. Дойдя до ожидавшего его коня, он снова сел в седло и перебрался через ручей.

— Виннету лучше даст ему побегать, — сказал он. — В соседней долине есть еще не сгоревший лес; он добрался бы до него раньше меня и скрылся бы там.

— Тем не менее мой брат догнал бы его, в этом нет никаких сомнений, — ответил я.

— Да, я поймал бы его, но это отняло бы много времени, может быть, больше, чем целый день, так как я пошел бы по его следам, а их чтение — трудное дело. Поимка беглеца не стоит такой потери времени.

— Мой брат хотел стрелять. Почему он этого не сделал?

— Потому что я хотел лишь ранить его, но расстояние было таким большим, что на точный выстрел было трудно рассчитывать. Конечно, я бы в него попал, но мог сделать и смертельный выстрел, а убивать я его все же не хотел, хотя он и порядочный негодяй.

— Виннету знает этого человека?

— Да. Мой брат Шеттерхэнд, пожалуй, его никогда не видел, но имя-то этого человека он слышал. Он принадлежит к тем бледнолицым, которых называют мормонами, причисляющими себя к святым будущего дня, но в прошлом он вел непорядочную жизнь и сейчас придерживается прежних дурных привычек. На его совести есть и убийства, но ни одного из моих братьев он не умертвил, поэтому я вынужден был оставить ему жизнь.

— И все-таки ты его преследовал! Значит, ты хотел его поймать.