Вокруг меня наступило такое глубокое молчание, что я слышал дыхание каждого переселенца; потом люди пришли в бурный восторг, но я энергично взмахнул рукой и сказал:

— Тише! Ни один человек, кроме вас, не должен слышать, о чем мы здесь говорим. Наше дело правое, но другие, пожалуй, посмотрят на него иначе, наши действия могут кому-либо показаться незаконными. Еврей тоже ничего не должен знать. Он не столь беден, как вы; у него есть деньги, и он хочет остаться среди юма.

— У него есть свои деньги? — спросил мой собеседник. — Но ведь Уэллер отнял их у него!

— А я отобрал эти деньги у Уэллера и передал их владельцу, Якобу Зильбербергу. Отсюда вы можете видеть, что Уэллер украл или отобрал обманом эти деньги, а тем самым собственность обоих моих пленников, вероятнее всего, накоплена нечестным путем, а поэтому мы без всяких угрызений совести можем поделить ее, тем самым вознаградив себя за все несчастья, которые принесли нам эти негодяи. К сожалению, на одного человека при этом выпадет не так уж много, как вы могли бы предположить, а может быть, уже и подсчитали все.

— О, я об этом уже подумал, и каждый из нас об этом будет думать так же, как я, а именно, что вы заранее возьмете себе достойную сумму.

— Я? Да я ни на геллер ни уменьшу общую сумму. Я себе ничего не возьму. Это было бы кражей. Нет, есть другие люди, о которых мы должны подумать.

— Другие?.. А кто бы это был?

— Асьендеро. Он же понес огромные убытки.

— Но ему же оставят полученные за асиенду деньги.

— Но это очень низкая цена!

— Да и асиенду он получит назад, если докажет, что покупатель сжег ее. В этом случае он в качестве возмещения сохранит вырученные от продажи поместья деньги. Разве этого ему недостаточно?

— Возможно. Вообще-то еще твердо не решено, что я что-нибудь дам ему — это будет зависеть от его поведения, но оно мне пока что не нравится. Тем больше надо будет считаться с другими претензиями, о которых я думаю. Мелтон заказал у купца из Уреса товары, которые везут на фургонах. Их мы возьмем себе. Нам придется кое-что доплатить, и я это сделаю, потому что обещал это возчикам. Я сказал им, что убытков они не потерпят. Ну, а то, что останется, мы разделим между вами.

— А как вы это сделаете?

— Как я полагаю, все можно разделить на тридцать частей. Некоторые части, правда, будут приходиться только на одного человека, а другие — на целую семью. Молодому одинокому парню вряд ли нужно выделять столько же, сколько отцу семейства с женой и множеством детей. Как я уже сказал, вы все обсудите, а потом выскажете мне свои предложения. Но вы должны сохранить их в тайне до тех пор, пока мы не покинем районы расселения юма и мимбренхо и не достигнем области апачей, в Чиуауа. Если вы не согласитесь молчать, то в караване из-за этого дележа могут возникнуть ссоры. Взвесьте все, ведь каждый из вас вполне может получить столько, что может закупить все необходимое и даже немного разбогатеть!

Тут ко мне подошел представитель переселенцев, уже говоривший со мной, крепко пожал мне руку и сказал:

— То, что вы для нас сделали, превосходит все наши ожидания. Нам нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Как нам благодарить вас за это!

— Прежде всего благополучно пересечь границу, а затем усердным трудом прославить нашу Германию. Я не ожидаю никакой благодарности, потому что всего лишь случай позволил мне найти эти деньги.

Теперь многие переселенцы протянули ко мне свои руки, причем лица их заметно повеселели. Я же поспешил вернуться к вождю юма, терпеливо ожидавшему конца нашего совещания. Он хотел знать одно — надо ли скакать к Виннету или же следует послать за ним.

— Я со своими бледнолицыми братьями отправляюсь в Чиуауа, — сказал я ему. — Может ли уважаемый вождь дать мне лошадей?

— Столько, сколько будет нужно Олд Шеттерхэнду. У нас есть много лошадей, которых мы использовали для перевозки грузов.

— И мы сможем пройти беспрепятственно через всю вашу землю?

— Мои воины будут вас защищать от других племен, если те не пожелают присоединиться к договору, который я заключил с вами. Но будет трудно провести караван бледнолицых без длительных остановок, потому что вам нужно будет в дороге добывать съестное.

— О продуктах я позабочусь. Я же сказал тебе, что в нашем распоряжении есть фургоны с провизией. Ну, а как сложатся отношения с Большим Ртом? Ты его здесь ожидаешь?

— Он собирался прибыть сюда, укрыв в безопасном месте стада, когда-то принадлежавшие асьендеро.

— Значит, ни сегодня, ни завтра ждать его нечего, и мы сможем сами отправиться к вождю апачей.

— Но на чем же мы поедем — у нас нет здесь лошадей?

— А они и не нужны, потому что меня и моего мимбренхо будешь сопровождать ты один.

— И мимбренхо должен ехать с нами? Значит, своих немцев и обоих пленников ты оставляешь вместе с моими воинами, полностью доверяя им?

— Да. Теперь ты видишь, как велика моя вера в тебя. Лошадь здесь для тебя найдется?

— Кроме той, с которой ты скинул Уэллера, есть еще два коня, предназначенных для меня и Мелтона. Они спрятаны с восточной стороны скалы, у болотца.

— Так скажи своим воинам, чтобы их поскорей привели к тебе, потому что мы хотим выступить как можно быстрее, если рассчитываем добраться до лагеря Виннету еще ночью. А на другом скакуне ты можешь послать человека к своим воинам, которые стерегут ваших лошадей, чтобы он сообщил о случившемся и те поняли, что им надо делать. Завтра к вечеру они должны быть здесь с лучшими животными, потому что послезавтра мы отправляемся в Чиуауа.

Он согласился, и в скором времени ему привели коня. Я объяснил немцам, как им вести себя во время моего отсутствия со своими прежними врагами, ставшими теперь друзьями. Вождь дал такие же пояснения своим людям, особенно наказав им, чтобы они не спускали глаз с пленников. А потом мы уехали, и вдогонку нам неслись прощальные крики наших людей…

Нам пришлось пустить своих коней галопом, потому что путь, который им в обычных условиях предстояло проделать за день, надо было пройти в значительно более короткое время. Вождь вежливо держался с левой стороны от меня. Он ехал, глубоко задумавшись: ему было нелегко воспринять как свершившийся факт все происшедшее со вчерашнего вечера. За нами ехал мимбренхо. Сколько я ни бросал взгляд назад, на мальчишку, я видел его бронзовое, полное спокойствия лицо. Он был доволен неожиданными результатами нашей поездки в той же мере, что и я. Я считал — и по праву, — что он внес значительный вклад в этот успех.

Лошадь Хитрого Змея очень хорошо отдохнула, иначе бы она быстро отстала от наших жеребцов. В тот самый момент, когда солнце исчезло на западе за горизонтом, мы достигли того места, где повернули с фургонами на север. Мы поехали в этом направлении. Стало темно, и тогда я попросил вождя остаться вместе с мимбренхо позади меня и поехать за мной только спустя полчаса. Я хотел явиться к своему отряду неожиданно. Поэтому и коня, и оружие я оставил своим спутникам, а сам пошел пешком.

Идти до лагеря мне было минут десять, а я был убежден, что Виннету выставил посты. Запах дыма доказывал, что в лагере разожгли костер. А это могло случиться только в том случае, если Виннету ничего не боялся. Так как я поехал на разведку, то он был уверен, что, если лагерю будет угрожать хоть какая-нибудь опасность, я вернусь сообщить о ней. Значит, в то время, пока я отсутствовал, ничего значительного не произошло. Было совершенно темно, поэтому постов, которые я охотно бы миновал, мне было не разглядеть, и я должен был положиться только на свой слух.

Я знал привычки апача, а потому довольно точно представлял, каким образом он расставит посты. Стало быть, обойти их мне будет нетрудно. Но один из них все же должен был остаться на моем пути. И вот, чтобы устранить его, я нагнулся и, нащупав на земле несколько камешков, подобрал их. Медленно продвигаясь вперед, я время от времени бросал один камешек за другим в заросли, шум в которых, разумеется, должен был привлечь внимание часового. Тот должен был пойти посмотреть, что послужило причиной этого шороха. Таким образом, я рассчитывал убрать часового со своего пути.