— Линда, — вынуждена сказать она. Ей жаль, что ее зовут не Габриела и не Жаклин. Как угодно, только не Линда.

Преподаватель жестом приглашает ее сесть. В туфлях Эйлин с подбитыми каблуками она идет к столу и садится позади какого-то парня.

— Мы проходим Китса [56], — говорит он шепотом.

Линда рассматривает профиль юноши. На ум приходят слова «надменный» и «аристократический». У него каштановые волосы, немного грязные и такой длины, какая едва ли разрешена. Когда он поворачивается, то видно, что у него подбородок взрослого мужчины. На шее у юноши фурункул, но она старается не замечать этого. Должно быть, он очень высокий, думает Линда, потому что, даже когда сутулится, он выше ее.

Он продолжает сидеть вполоборота и время от времени вполголоса сообщает ей различную информацию: «Китс умер в двадцать пять лет»; «Мистер К. — хороший мужик»; «Тебе нужно выбрать поэта для письменной работы».

Но Линда знает все о Китсе и поэтах-романтиках. Кроме того, что она научилась стирать, она получила у монахинь солидное образование.

Прежде чем выбраться из-за стола, парень представляется Томасом. Край книжного листа загибается под его рукой. От тела исходит запах чего-то похожего на теплые гренки. У него темно-синие глаза и, как у большинства парней его возраста, кое-где на лице прыщи. Туфли жмут Линде, когда она выходит из класса. Она не надела чулок и очень стесняется своих обнаженных ног.

После школы Линда едет автобусом до Аллертон Хилла и садится на скале над океаном. Здесь ей все знакомо и напоминает о доме для оступившихся девочек, по которому она испытывает сейчас какую-то смутную ностальгию. Она выбирает удобное место, чтобы видеть город: закручивающийся спиралью холм, на котором он стоит; дома, один величественнее другого, хотя большинство из них на зиму заколочены и земля выглядит неухоженной; поселок, расположенный в стороне от остальной части города, — группа красивых старомодных домов и исторических достопримечательностей; пляж с построенными в тридцатых и сороковых годах домиками, которые во время ураганов иногда смывает в море; Бэйсайд — район бунгало и коттеджей, аккуратно разделенный на улицы, названные буквами алфавита, от А до Y (а где же Z?); район, где живет она, — с домами на две или три семьи и расшатанными пожарными лестницами; расположившийся вдоль Нантаскет Бич парк аттракционов с вереницей дешевых ночных клубов. Центр парка — американские горки.

Вернувшись домой, Линда входит в комнату-берлогу, чтобы поговорить с тетей об одежде. Однако тети нет. Линда видит на подлокотнике дивана требник и берет его в руки. Это маленькая книга в кожаном переплете, страницы с позолоченными краями разделены ленточками — желтой, черной, красной и зеленой. На обложке слова: «ЕЖЕДНЕВНЫЙ ТРЕБНИК СВЯТОЙ АННЫ», а в правом нижнем углу — имя: Нора Ф. Салливан. Книга украшена картинками для молитвы и страшными изображениями Пяти радостных таинств, Пяти скорбных таинств и Пяти славных таинств. Глядя на эти иллюстрации в виде медальонов, она замечает имя «Томас». Линда рассматривает картинку в кружке: на ней изображен кающийся Фома [57], на голову которого возлагают терновый венец. Под картинкой подпись: «Увенчан терновым венцом за духовное мужество».

Она перелистывает книгу до страницы, где заложена красная ленточка, и читает написанную там молитву: «О Господи, который смирением Сына своего спас этот падший мир, одари преданных Тебе людей вечной радостью; тем, кого Ты спас от угрозы вечной смерти, Ты можешь даровать возможность наслаждаться вечной радостью. Аминь».

С хлопком, который эхом отдается по квартире, Линда закрывает требник, чтобы не позволить словам улететь в воздух.

Тетя работает в отделе верхней одежды магазина в Квинси [58]. Братья и сестры как могут заботятся о себе сами. Обед — понятие в этом доме незнакомое, и, следовательно, обеденного стола здесь нет, а есть только накрытый клеенкой стол в кухне. Каждую неделю одной из сестер поручается готовить еду. Поскольку Джек и Томми еще слишком малы, а Майкл обычно очень занят, то работа почти всегда ложится на плечи Линды, Пэтти и Эрин. По общему согласию каждый из них ест, когда он (или она) голоден, сидя перед телевизором в берлоге.

В квартире постоянный шум. Джек и Томас вечно путаются под ногами. Майкл громко включает свой приемник. Пэтти и Эрин дерутся, как кошки.

В спальне, где Линда живет вместе с Пэтти и Эрин, зеленые обои и две одинаковые кровати. Между ними положили матрац, чтобы устроить постель для Линды. По утрам почти невозможно заправить простыни и покрывала, хотя в нормальных условиях Линда умеет делать это хорошо (монахини научили). Когда Пэтти и Эрин встают с кровати, они иногда нечаянно наступают на нее. Чтобы читать, Линде приходится опираться спиной о тумбочку.

В этой комнате Линде нравится маленькое окно под фронтоном. Если она садится на кровать Пэтти, то видит гавань, а за пляжем — бескрайнюю водную гладь океана. Ей также видны американские горки.

Именно в этой комнате Линда читает Китса и Вордсворта [59], учит алгебру, запоминает французские глаголы, составляет список причин Великой депрессии и украдкой смотрит школьный ежегодник Эйлин, где есть фотография парня, который в прошлом году был учеником предпоследнего класса: «Томас Джейнс, Нантаскет 2,3; школьная команда по хоккею 2,3; школьная команда по теннису 2,3».

В субботу днем Линда идет на исповедь. На ней темно-синяя юбка и красный свитер, короткое пальто. Она рассказывает священнику о том, что у нее грязные мысли. Но она не упоминает о тетином любовнике.

Вечером Линда заявляет, что идет к новой подруге, которую завела в школе (ложь, в чем ей придется признаться в следующую субботу). Это приводит братьев и сестер в некоторое возбуждение, потому что Линде не сообщили правил и для нее в отличие от них комендантского часа не существует. Правда, его все равно никто не соблюдает. Она выходит из дома в той же синей юбке, красном свитере и пальто, в которых ходила на исповедь. Кроме того, на голове у нее шелковый платок, который дала ей Пэтти, потому что с океана дует такой ветер, что флаги полощутся на ветру.

Линда идет вниз по холму, проходя мимо других домов, похожих на ее дом, с шиферными крышами и ярусами балконов с темно-серыми решетками; на балконах стоят велосипеды. Она идет по бульвару и пересекает Нантаскет-авеню. Руки Линда держит в карманах, сожалея, что не так холодно, чтобы можно было надеть перчатки. На ночь Пэтти втирает во все трещины ее рук мазь «Ойл оф олей».

Свет в парке аттракционов ослепляет. В этот последний уик-энд сезона парку пляжа освещен десятками тысяч лампочек. Почти все источники света движутся — на горках, на чертовом колесе, на карусели, на «гусенице», на «петле Линди» и на «летающих скутерах». Но вход на удивление непригляден: лишь сетчатое ограждение и знак. На высоких флагштоках треплются флаги, на затылке Линды хлопает ее платок. Она платит за билет и входит.

Она знает, что Майкл сводил бы ее в парк, если бы она попросила. Из всех двоюродных братьев и сестер, включая Пэтти, которая ведет себя просто по-сестрински, он, кажется, больше всех переживает из-за того, что случилось с Линдой, и больше всех хочет сделать ей приятное. Чтобы Линда почувствовала, что ей здесь рады, он подарил ей плакат Джона Леннона и свою джинсовую подушку. По утрам он всегда предлагает подвезти ее в школу. Возможно, об этом еще слишком рано говорить, но Томми и Эрин не кажутся такими же великодушными. Может быть, они унаследовали характер своей матери или недовольны лишним едоком.