Мой народ больше не подведет эти планеты. Огнедраконы научились нас бояться и бегут перед нами.

Фалаар размял львиные когтистые лапы, снова рвясь в бой.

Рад это слышать! Не зря вас, херувимов, называют Гончими Богов, — ответил Аурон с драконьим салютом.

А как там небесный император? — спросил Фалаар. — Слыхал я, что силы Орбиона угасают.

Сын Неба очень стар и очень устал. Боюсь, коней, его близок. — Скорбь охватила Аурона при этих словах. Дракон расправил крылья и снова взмыл в пустоту, в гущу других комет, херувим следом. — Сейчас он не покидает своего дома. Да, он действительно не правит с Трона Дракона. Он свернулся там и будет защищать Трон всей жизнью, что у него еще осталась, и лежит там день за днем. Часто спит, а когда бодрствует, глаза его смотрят в никуда и полны страха и печали. Не приближения смерти он боится — ни один лоанан не боится смерти. Мы верим в Силу, которая создала нас и снова нас в себя примет. Но Орбиона мучает сознание, что Империю потрясают раздоры, и разделился наш народ. Он не хочет увидеть Талмиреннию лишенной руководства. Но хотя он просил Эйлию явиться к нему и взять его Трон, чтобы обеспечить наследование, она не ответила на его призыв. Она никогда не желала править, а сейчас ее ум полон других забот.

Ты заговорил о другом важном деле, — сказал херувим, когда они пролетали сквозь хвост кометы, в яркий клубящийся туман, в подсвеченные ледяные хлопья, которые наблюдателю с земли казались пылающим огнем. Здесь пряталось множество огнедраконов, брызнувших прочь с дороги лоанана и херувима. — Когда говорил ты с Триной Лиа?

Не говорил с тех пор, как мы расстались на Мере. Я ее оставил на земле Зимбуры. Почему ты спрашиваешь? — с тревогой спросил он.

Она покинула то место, пока ты был на Темендри Альфаране у императора, и мы не знаем, куда направилась. Она не взяла с собой Камень Звезд. Одни говорят, что она снова хотела увидеть королеву Элиану и услышать ее совета, другие думают, что она ищет своих меранских родичей — проверить, не грозит ли им опасность. Но в Зимбуре ее нет.

Они вырвались из хвоста кометы, покрывшего им чешую алмазным инеем, и Аурон повернулся к нему, обезумевший.

Тогда я должен немедленно лететь на Меру искать ее! Возьмет она Трон или нет, но время движется к предназначенной ей битве.

Пусть так, — сказал Фалаар. — Принц Морлин — главная опасность. У детей Тьмы множество сильных сторонников, но все они планируют использовать принца-дракона. Он наследник сил и лоананов, и архонов, и он — средоточие всех планов валеев. Устранить его — и главной опасности не будет. Но для этого нам нужна Трина Лиа.

Я полечу, — ответил Аурон. — Сведения Орбиону может доставить кто-нибудь другой. Сражайся, Гончий Атариэля! Я же лечу на Меру.

В сокровищнице Запретного дворца на Неморе сидели вместе четверо очень непохожих друг на друга существ и тихо разговаривали. Один был Роглаг, царь гоблинов: лысый и с гротескными чертами, как все его соплеменники, больше похожий на обезьяну, чем на человека, если не считать хитрого блеска в маленьких темных глазках. Рядом с ним сидел в черной мантии регент Омбара, властелин Наугра, с морщинистым лицом, где перемешались человеческие и гоблинские черты. С ними сидел молодой человек, чья юная надменная красота казалась живым укором уродству первых двух. Лоаней Эррон Комора, высокий и гордый, в вышитых одеждах, с прямыми черными волосами, свободно и роскошно падавшими на спину. Колдунья Синдра сидела отдельно от этих троих, в алом платье, и темные волосы завязаны короной заплетенных кос. По всей комнате расставлены были легендарные сокровища принца-дракона Морлина, собранные им за многосотлетнюю жизнь: украшенные кубки, огромные сияющие хрустальные шары, бронзовый бюст. В углу комнаты стояли смонтированные доспехи — одни из многих, которые бывали на принце в битвах пятьсот лет назад, когда он был рыцарем на службе своего отца, короля Андариона, на Мере. Эти были у принца Морлина любимыми: каанской работы, подаренные ему правителем архипелагов на Мере, сделанные в своеобразном стиле островов. Забралом служила стальная маска, повторяющая черты лица принца — чтобы его узнавали на поле боя, — а шлем венчал свирепо торчащий рог. Нагрудник составляли перекрывающиеся листы, чем-то напоминающие чешуйки на брюхе змеи. Броня была черной, как оникс, и сверкала, как новая, — только несколько небольших зазубрин и царапин указывали на долгие годы службы. Рядом с ними висел на стене меч с рукоятью в виде дракона и с иззубренным лезвием.

Было ясно, что сейчас доспехи — всего лишь любопытная диковинка, реликт прежней жизни принца до овладения магией. Морлин (или Мандрагор, как он предпочитал, чтобы его называли) мог теперь, приняв облик дракона, похвастаться броней в двадцать раз крепче этой, броней, которую никогда не снимают, даже на сон. И действительно, он сейчас старался как можно больше времени проводить в обличье дракона — именно по этой причине. Человеческие доспехи с темными пустыми глазницами, бесполезными теперь рукавицами из железа, наголенниками и нагрудником, содержали только забытый и ненужный воздух. Это было немое свидетельство о существе более слабом, которому когда-то такая защита была нужна — пустая и сброшенная человеческая оболочка.

— Это так, как я сказал, — повторил Наугра. — Планы, созданные нашим Господином тысячи лет назад, развиваются именно так, как он предвидел. Империя, основанная врагами Валдура, слабеет и распадается, а наши силы растут. Морлин наконец принял роль Аватара…

— И что ты будешь теперь делать, Наугра? — насмешливо спросил Роглаг.

— О чем ты? — с холодным презрением поинтересовался Наугра.

— О том, что больше ты себя регентом называть не можешь. Потому что у нас наш новый правитель.

— Ты ничего не понимаешь, как тебе и свойственно. Морлин еще не стал Аватаром полностью. Он должен побывать на Омбаре, чтобы принять трон Валдура и исполниться там духа нашего Господина. До тех пор он уязвим, как любой смертный. Мы должны всеми нашими силами защищать избранного Господином.

— По крайней мере в драконьем виде ему безопаснее, — сказал Эррон, — а мы, лоанеи, защищаем его днем и ночью — как и служащие ему драконы. Но мы не можем отбивать силы Трины Лиа в одиночку. Омбар должен послать новых стражей: лоанеев и моругеев.

— Если мы сделаем, как ты просишь, Морлину незачем будет вообще ехать на Омбар, — возразил регент. — Он будет чувствовать себя в безопасности на Неморе. А наше желание — чтобы он ощущалстрах и искал безопасности в нашем мире. Оказавшись там, он будет вынужден сдаться Господину. И Трина Лиа будет перед Валдуром бессильна.

Синдра слушала, но ничего не говорила. У нее были свои причины хранить Мандрагора невредимым. Если ему предназначено победить Трину Лиа и стать правителем Талмиреннии, то ему нужна будет спутница — править вместе с ним и подарить ему наследников, — и почему бы этой спутницей не стать самой Синдре? Ее встревожило, когда его потянуло к Эйлии, и хотя не было ни малейшего шанса на их примирение, она все еще ощущала уколы злобы, презрения и ревности. Чтобы завоевать Мандрагора для себя, думала она, ей необходимо увеличить собственную силу: призыв Эйлии к нему имел, несомненно, чародейную природу, что сделало ее подругой, его достойной. Принц-дракон был, в конце концов, созданием, для которого власть и сила — высшая цель, по крайней мере, так она считала, потому что всегда стремилась именно к этому, и это ее больше всего восхищало в нем. Она свою конкуренцию с Триной Лиа считала соревнованием силы против силы. Когда, наблюдала она, два зверя в джунглях схватываются за самку или за пищу, побеждает всегда тот, кто сильнее. А так как сверхъестественный мир — всего лишь продолжение естественного, развитие и продление его тем, то в нем должны наверняка соблюдаться те же правила. Синдра поглядела на заброшенные доспехи в углу и подумала, как бы ей осуществить свое желание. В библиотеке у Мандрагора было много томов, которые он никогда не открывал, потому что владел магией в совершенстве, и научить его они ничему не могли. Но все же в этих томах могло что-нибудь найтись: какое-то скрытое знание или заклинание, которое помогло бы ей усилиться в чародействе.