Мои замечания очень заинтересовали премьер-министра. Он сказал, что понимал изначально: в предложенном плане есть погрешности, однако начальники штабов соглашались с планом, и он был бессилен. Теперь план проанализировал [227] боевой командир, дал ему нужные сведения, и он за это признателен. Я попросил его вернуть мои записи, сказал, что они написаны без обсуждения плана с представителями других видов вооруженных сил и я не хочу начинать исполнение новой должности с осложнений с планировщиками в Лондоне. Но премьер-министр оставил их у себя, пообещав использовать лишь как дополнительные сведения. Впоследствии у меня создалось впечатление, что они могли из дополнительных перейти в основные.

Потом мы по предложению миссис Черчилль отправились за город на пикник. Я ехал в одной машине с премьер-министром и продолжал обсуждение операции «Оверлорд» и своих замечаний. Сказал, что одним из уроков, усвоенных мною на этой войне, является необходимость пораньше привлекать опытных боевых командиров к составлению планов на будущее; если это сделать с опозданием, изменить основные положения плана может оказаться невозможным. Во всех операциях, где я принимал участие, перемены в планах были необходимы, и времени для этого было мало, как, например, в операции «Эскимос» в мае 1943 года. Теперь и «Оверлорд» выглядит не особенно удачным.

Мы провели спокойный, приятный день под теплым зимним солнцем на марокканской природе, за оживленным разговором. Я хорошо узнал премьер-министра и миссис Черчилль за время их краткого визита в Марракеш, послужившего началом близкой дружбы с ними обоими.

В тот вечер после ужина я вылетел из Марракеша в Англию. Эйзенхауэр не позволил мне совершить это путешествие в моей двухмоторной «дакоте», хотя там были установлены дополнительные топливные баки. Поэтому я летел на четырехмоторном американском «С-54». Свой самолет я загрузил апельсинами и приказал летчику лететь в Англию. Он вылетел на следующий вечер. Я прилетел в Лондон 2 января.

Фредди де Гинган и другие члены штаба, которых я забрал из 8-й армии, прилетели в Лондон на сутки раньше меня. Штаб 21-й группы армий располагался в школе Святого Павла в Западном Кенсингтоне, где я учился. Директорский кабинет стал моим. Хотя в школе я был старостой, капитаном первой команды регбистов, крикетистов и членом команды пловцов, в этот кабинет [228] тогда я не входил ни разу. Для этого мне потребовалось стать главнокомандующим. Многие жившие в этой части города люди писали мне письма с просьбой сменить адрес. Противник продолжал бомбежки, и мы понесли в штабе кое-какие потери. Жители считали, что причиной бомбежек является наше присутствие, но подтверждений этому выводу не было.

Наша столовая высшего командного состава располагалась в Латимер-Корт, многоквартирном доме напротив школы; в одной из квартир жил я. Я пригласил поселиться там адмирала Рамсея, морского главнокомандующего «Оверлорда», и взять с собой адмирала Кризи, его начальника штаба. Мы были веселой компанией и за ужином разговаривали на всевозможные темы. Дискуссии часто оканчивались заключением пари. Я предложил завести тетрадь, где будут записываться ставки, и обе стороны ставить подписи. Сейчас эта тетрадь у меня под рукой, она представляет немалый исторический интерес. Некоторые пари касаются политиков, других известных лиц и не подлежат опубликованию — во всяком случае, пока. Туда внесены и те пари, которые заключались во время нашего пребывания в 8-й армии. Сам я пари не предлагал, но готов был принять те, которые представлялись выигрышными; таким образом я приобрел немало денег, и благотворительные организации, к которым я проявлял интерес, от этого выгадали. Большая часть тех пари, которые я принимал, касались окончания войны. Я считал, что после того, как мы окончательно вывели Италию из войны, прочно обосновались в этой стране, с открытием второго фронта в Северо-Западной Европе мы сможем успешно завершить войну с Германией к концу 1944 года. Это мнение держалось у меня довольно долго. Но к осени 1943 года я насмотрелся на действия высшего руководства в ходе сицилийской и итальянской кампаний, и этот опыт не внушал мне уверенности. Считая, что союзники могли бы выиграть войну к концу 1944 года, я был почти уверен, что мы «напортачим» и не сделаем этого.

Мой начальник штаба де Гинган был первым оптимистом — безо всяких для того оснований. 4 марта 1943 года, когда мы еще сражались в Африке, он заключил со мной пари, что немецкая армия не будет вести согласованных действий к нижеуказанным срокам: [229]

1 января 1944 года — 5 фунтов 1 апреля 1944 года — 5 фунтов 1 апреля 1944 года — 5 против 15 1 февраля 1945 года — 15 против 5 20 марта 1945 года — 5 против 10.

Следующим был генерал Эйзенхауэр. Я уже упоминал о пари, заключенном 11 октября 1943 года в Италии, что «война с Германией закончится до Рождества 1944 года» на пять фунтов.

Ободренный уверенностью Эйзенхауэра, генерал Фрейберг предложил пари на десять фунтов 31 октября 1943 года в Италии, что «война окончится к 24 часам 31 октября 1944 года — Япония не в счет».

Все эти пари заключались в моей столовой в 8-й армии. Теперь сцена переместилась в Англию, в столовую 21-й группы армий. Когда я показал адмиралу Рамсею кое-какие из заключенных ранее пари, он сказал, что непременно поучаствует. 26 января 1944 года он заключил со мной пари на пять фунтов, что «война с Германией окончится к 1 января 1945 года».

Чтобы не отстать от своего главнокомандующего, адмирал Кризи заключил со мной пари в апреле 1944 года, за два месяца до высадки, что «организованное сопротивление немцев прекратится в 12 часам 1 декабря 1944 года».

Очередной жертвой стал генерал Крерар из Канадской армии. Поставить 1-ю канадскую армию во главе левого фланга британского фронта в Нормандии я смог только 23 июля, спустя шесть недель после высадки, накануне начала прорыва с этого плацдарма. Крерар опасался, что война окончится до того, как он сможет командовать канадской армией в сражении, и настойчиво добивался, чтобы я позволил ему принять командование. 24 июля он предложил мне пари, что «война с Германией окончится к 1 сентября 1944 года, то есть Германия к этой дате запросит перемирия».

Несколько любопытных пари я заключил с генералом Джорджем Паттоном, командующим 3-й американской армией. 1 июня 1944 года он предложил мне два пари, тексты которых я привожу полностью: [230]

«Генерал Паттон держит пари с генералом Монтгомери на сумму в сто фунтов, что вооруженные силы Британии будут вовлечены в новую войну в Европе не позже чем через десять лет после окончания ведущихся в настоящее время боевых действий». «Генерал Паттон держит пари с генералом Монтгомери на сумму в десять фунтов, что первые большие национальные бега после этой войны выиграет лошадь, принадлежащая американцу».

В одном из пари принял участие спикер палаты общин. Сэр Алан Герберт был моим другом и часто наведывался ко мне; всегда приезжал в военно-морской форме с погонами старшины. В феврале 1945 года он остался на ночь в моем тактическом штабе, и между А. П. Г. и подполковником Дони из моего личного штаба зашел спор о пчелах. Дони утверждал, что трутень бесполый, А. П. Г. возражал. Они заключили пари, и я сказал, что его нужно представить на рассмотрение спикеру.

Ниже привожу его ответ:

«Палата общин Канцелярия спикера 28.02.45. Разумеется, я польщен Вашей верой в беспристрастность спикера. Но при этом думаю, что впервые со времен Кромвеля спикер получает задание от главнокомандующего! Однако сделаю, что смогу. ДОНИ ПРОТИВ А. П. Г. 1. Трутень определенно не бесполый — он самец. При роении множество самцов стремятся оплодотворить матку, и счастливчик, который это сделает, сразу же погибает. 2. «Лишенный сексуальности» не значит «бесполый». Сексуальность может быть латентной, и тогда несексуальным является это состояние; короче говоря, прилагательное «бесполый» определяет психическое состояние, а не природное. [231] 3. Я не помню точных условий пари, но мне представляется, что на основании сказанного выше (1 и 2) А. П. Г. выигрывает».