Атака 30-го корпуса на правый фланг должна была начаться 20 марта в 22 часа 30 минут. Утром 20-го мне стало ясно, что противник обнаружил новозеландцев, замаскировавшихся на моем южном фланге; поэтому я приказал прекратить дальнейшие попытки укрыться, стремительно выступать к северу и приниматься за дело. Приказ был выполнен.
20 марта я издал следующее обращение к армии:
«1. 5 марта Роммель, обращаясь к своим войскам в горах напротив наших позиций, сказал, что если они не захватят Меденин и не заставят 8-ю армию отступить, то дни войск стран Оси в Северной Африке сочтены. На другой день, 6 марта, Роммель атаковал 8-ю армию. Ему следовало бы знать, что 8-я армия никогда не отступает, поэтому его атака могла закончиться только неудачей — как и вышло. 2. Теперь мы покажем Роммелю, что он был прав в заявлении, которое сделал своим войскам. Дни войск стран Оси в Северной Африке действительно сочтены. 8-я армия и Западные военно-воздушные силы, составляющие вместе единую боевую машину, готовы к наступлению. Мы все знаем, что это означает; знает и противник. 3. В начинающемся сражении 8-я армия: а) уничтожит противника, стоящего перед нами на маретской позиции; [174] б) прорвется через ущелье Габес; в) затем будет продвигаться на север к Сфаксу, Суссу и, наконец, к Тунису. 4. Мы не остановимся и не ослабим напора, пока не возьмем Тунис, и противник либо прекратит сопротивление, либо будет сброшен в море. 5. Начинающаяся операция ознаменует собой завершение кампании в Северной Африке. Когда завяжется сражение, взоры всего мира будут обращены к 8-й армии, миллионы людей каждый день будут слушать радиоприемники — жадно надеясь услышать хорошие новости, много хороших новостей. Если каждый из нас исполнит свой долг и будет сражаться изо всех сил, тогда ничто не сможет остановить 8-ю армию. И ничто ее не остановит. 6. С верой в Бога и правоту нашего дела устремимся к победе. 7. Вперед на Тунис! Сбросим противника в море!»
Сражение при Марете описано многими авторами, и в обстоятельном пересказе нет нужды. Основные тактические действия можно резюмировать следующим образом:
(а) Сражение началось мощным ударом с нашего правого фланга.
(б) Когда наносился этот удар, крупные силы нашего левого фланга пошли во фланговый обход.
(в) Продвижение на правом фланге вначале шло успешно.
Угроза там стала настолько серьезной, что противнику пришлось стянуть все имеющиеся немецкие резервы. Они контратаковали, оттеснили нас, и мы оставили все занятые позиции. Нам пришлось отойти на те рубежи, с которых мы выступили два дня назад. Хорошо помню, что командир 30-го корпуса (Лиз) прибыл ко мне с этим сообщением 23 марта в два часа ночи. Любопытно отметить, что кризис в сражении при Аламейне тоже наступил в этом часу (25 октября). Лиз был очень расстроен. Я сказал ему: «Ничего, мы вытянули немецкие резервы; но вы должны связать их».
(г) Я немедленно решил стойко держаться на правом фланге, но при этом оказывать такой нажим, что немецкие резервы оставались [175] в этом районе. Кроме того, открыл новую ось наступления в центре на Матматские холмы, бросив в бой 4-ю индийскую дивизию.
(д) Затем отправил из своего резерва 1-ю бронетанковую дивизию для участия в обходном движении новозеландцев, которое набирало темп.
Словом, я решил развивать успех. Поручил штабу 10-го корпуса (Хоррокс) возглавить обход слева, и, пока подкрепление двигалось к левому флангу, мы готовили молниеносную атаку, которая должна была начаться с его прибытием.
(е) Противник, видя, что происходит, попытался перебросить свои резервы для отражения нашего мощного продвижения слева. Но было поздно. Молниеносная атака началась через двадцать минут после того, как прибыла последняя машина 1-й бронетанковой дивизии, и сметала все на своем пути.
К девяти часам 28 марта мы полностью овладели знаменитой маретской линией, сражение продолжалось всего неделю. Вынужденные отступить на правом фланге, мы быстро оправились и нокаутировали противника «хуком слева».
Мы ни разу не теряли инициативы: без нее победить на войне невозможно. Противник в отчаянии был вынужден вводить в бой резервы по частям, как под Аламейном, а мы ввели свои одним сосредоточенным ударом на узком фронте.
Самым значительным эпизодом этого сражения явилась молниеносная атака средь бела дня 26 марта. Она началась в 4 часа, солнце светило в глаза противнику. В это время шла пыльная буря, и ветер тоже нес песок на него. Противник готовился к нашей обычной ночной атаке; вместо этого он подвергся яростному удару днем.
Эта атака была задумана просто; мы полагались на внезапность, на полное взаимодействие наземных и военно-воздушных сил, на готовность рисковать и нести потери.
В этой атаке авиация сыграла заметную роль, в небо поднялись двадцать две эскадрильи истребителей «Спитфайр», бомбардировщиков «китти» и штурмовиков «Харрикейн», действовали они в районе, недосягаемом для артиллерийского огня; они уничтожали там все транспортные средства, все, что появлялось [176] в поле зрения или двигалось. Блестящие, смелые действия летчиков совершенно ошеломили противника; его сопротивление было сломлено, и мы одержали победу. В этой атаке было взято две с половиной тысячи пленных, все немцы; наши потери составили всего шестьсот человек, и мы лишились только восьми летчиков.
Эта молниеносная атака явилась наиболее совершенным на то время образцом тесного взаимодействия наземных и военно-воздушных сил. Следует отметить, что в штабе тактических ВВС существовали серьезные опасения: Конингем считал, что риск слишком велик, и отправил офицера, чтобы остановить применение авиации таким образом. Но командир авиационного соединения (Гарри Бродхерст) решил пойти на этот риск и отказался прислушаться к эмиссару. Когда все завершилось громадным успехом при весьма малых потерях, он получил множество поздравлений из штаба ВВС в Тунисе и даже из министерства авиации!
Конец войны в Африке
Было очевидно, что конец войны в Африке близок.
8-й армии оставалось только пройти через ущелье Габес и соединиться с американскими войсками; тогда остатки сил противника окажутся во все сужающемся кольце окружения.
6 апреля у нас произошел однодневный ожесточенный бой на линии Вади — Акарит, в котором мы взяли еще семь тысяч пленных. 8 апреля мы соединились с американскими войсками, двигавшимися на восток от Гафсы. Теперь мы брали около тысячи пленных в день, ни одна армия не может долгое время нести такие людские потери и оставаться боеспособной.
10 апреля мы взяли Сфакс.
В феврале ко мне в Триполи прибыл начальник штаба генерала Эйзенхауэра Беделл Смит, и мы с ним обсуждали, когда 8-я армия сможет соединиться с 1-й к северу от Габеса. Тогда я сказал, что буду в Сфаксе к 15 апреля. Беделл Смит сказал, что, если мне это удастся, генерал Эйзенхауэр даст мне все, что бы я ни попросил. Я ответил, что сдержу свое слово и хотел бы получить самолет для личного использования. Беделл Смит охотно согласился. [177]
Утром 10 апреля я отправил Эйзенхауэру сообщение с просьбой о самолете. 16-го прибыл «Б-17» («Летающая крепость»). Я стал весьма мобильным генералом. Впоследствии начальник Имперского генерального штаба Брук сурово отчитал меня за этот поступок. Сказал, что со стороны Беделла Смита это была шутка, и генерал Эйзенхауэр пришел в ярость, когда я потребовал самолет. Я объяснил, что в тот день в Триполи это заявление было отнюдь не шуточным. Видимо, Беделл Смит не сказал о нем Эйзенхауэру, и тот внезапно оказался перед необходимостью выполнять это условие. Брук добавил, что Королевские ВВС вполне могли предоставить мне самолет; могли, конечно, но не предоставили — несмотря на мои неоднократные просьбы. Эйзенхауэр сделал это немедленно. И он, человек замечательный и щедрый, устроил так, что самолет мне был предоставлен до конца войны; более того, он предоставил самолет и моему начальнику штаба. Эйзенхауэр понимал эту необходимость и действовал безотлагательно.
10 апреля я написал Александеру, что нужно решить, какая армия будет выполнять основную задачу в завершающей фазе военных действий в Тунисе. Рекомендовал использовать для этой цели 1-ю армию; равнина к западу от столицы Туниса была легко проходима для бронетехники, тогда как на пути моей армии лежала труднопреодолимая гористая местность у Анфидавиля и Такруны. Александер согласился и попросил меня отправить 1-й армии бронетанковую дивизию и полк бронеавтомобилей; моей задачей будет оказывать постоянный нажим на противника и наводить его на мысль, что основную атаку будет проводить 8-я армия. Я разработал соответствующий план и атаковал позицию у Анфидавиля в ночь с 19 на 20 апреля. Наступать в горах у Такруны было сложно, однако мы продвинулись на три мили. Я совершил перегруппировку и составил план следующей атаки через неделю. Эти атаки мне не нравились, я считал, что основной удар нужно наносить на фронте 1-й армии, где местность не столь гористая и можно использовать танки.
