В отличие от многих иных стран и народов, у России существует документально фиксированная дата возникновения государственного строя – 862 год от Рождества Христова. Именно тогда, согласно летописному повествованию, князь Рюрик был приглашен править в Новгороде[1]. Затем последовали века борьбы, битв, созидания, свершений, побед, потерь и обретений, превративших Русское государство в XVI веке в крупнейшее геополитическое образование. А через век, уже в середине XVII века, Россия начала играть «сольные партии» на европейской политической арене. В последующие три столетия ни один сколько-нибудь значимый и долговременный вопрос международного характера не мог быть разрешен помимо России.

XVII век – одна из переломных эпох Русской истории. Началась она со страшных разорений, названных «Смутой», когда в результате внутренних нестроений, междоусобий и внешней интервенции Русское государство было фактически разрушено, а людские потери оказались неисчислимыми. Характерный трагический показатель демографического коллапса: в середине XVII века численность населения России составляла приблизительно (точных данных не существует) 11 миллионов человек, примерно же столько, сколько имелось в наличие в год смерти Первого Царя Иоанна Грозного в 1584 году. А ведь прошло семьдесят лет!

В 1613 году, волей всей Русской земли – Земским Собором – была призвана на Царство новая Династия – Романовы[2]. Начался долгий и трудный процесс национально-государственного возрождения и нового русского исторического самоявления. Закончился тот век утверждением у кормила единоличного правления в 1696 году Царя Петра Алексеевича (1672–1725), получившего в истории прозвание Петра Великого.

В центре же того судьбоносного века находится фигура Царя Алексея Михайловича – отца Петра Первого, родившегося 9 марта 1629 года, вступившего на Престол Государства Российского в июле 1645 года и преставившегося в ночь с 29 на 30 января 1676 года. Он получил еще при жизни в народе прозвание «Тишайший», что очень точно отражало нравственно-психологический портрет второго Царя из Династии Романовых. Он был порфиророжденным, т. е. происходившим от отца, носившего Царский венец.

Период его правления – 31 год – не явился временем безмятежного покоя ни для страны, ни для правителя. Изнурительная война с Польшей («Речью Посполитой») в 1654–1667 годах и Швецией в 1656–1658 годах, народные мятежи – Соляной бунт 1648 года, Медный бунт 1662 года, как и антиправительственное движение под руководством донского казана Степана Разина в 1670–1671 годах – стали испытанием на прочность и государственного устроения, и компетентности власти.

С эпохой Алексея Михайловича неразрывно связано и еще одно потрясение русского национально-государственного бытия, имя которому – Раскол. Начавшись по частному поводу, касавшемуся обрядовой стороны церковного священнодействия, постепенно расширяясь, противостояние между «нововерами» и «староверами» начало приобретать характер непреодолимого и тотального противостояния. Хотя численность «староверов» в общей массе населения была невелика (около ста тысяч), но их фанатическая приверженность своим обрядовым церковным принципам была столь нерушима и неколебима, что возникала угроза духовной основе Русского государства – Православию.

Фактического же «раскола» Церкви тогда не произошло, хотя умозаключения противоположного свойства часто встречаются на страницах исторических сочинений. Однако потенциальная и вполне серьезная угроза подобного развития событий существовала. По существу своему, точнее все-таки говорить не о «расколе», а об «отколе» части православного социума от единого национально-церковного организма, поставившего некое «умозрение» выше и значимее соборно-церковного волеизъявления.

Сама по себе страстность противостояния между приверженцами хрестоматийных соборных принципов церковного устроения – базовый элемент Церкви Христовой – и несогласными из рядов «староверов» свидетельствовала о полноте глубине и всеохватности религиозных чувств и помышлений, владевших русским людьми в ту сложную и яркую эпоху.

Как констатировал выдающийся историк С.Ф. Платонов (1860–1933), «государство, на долю которого приходилось столько труда, не падало, а росло и крепло, и в 1676 году (год смерти Алексея Михайловича. – А.Б.) оно было совсем иным, чем в 1645 году (год воцарения. – А.Б.); оно стало гораздо крепче как в отношении политического строя, так и в отношении благосостояния»[3].

Невзирая на сложности и противоречия, время Царя Алексея Михайловича – период русского творческого подъема и в делах государствоустроительных, и во всех прочих областях национально-духовного созидания. Именно тогда во всей неповторимой самобытной красе явилось миру Русское Царство, обетованный христианами Третий Рим – прямой духовный преемник Рима Второго, т. е. Константинополя, погибшего в 1453 году. С того времени христопреданные души по всей земле мечтали и желали узреть наяву подлинное государственно-христианское воплощение. Теперь же, в середине XVII века, подобное давнее чаяние становилось фактом исторической действительности.

Во главе правления в огромной стране находился человек не только лично абсолютно благочестивый, но и стремившийся сделать Завет Спасителя установочным духовным инструментом жизни государства и внутри и во вне его. Это явилось мироявлением особой имперской формы, которую до падения Константинополя (Царьграда) олицетворяла «Империя ромеев», которую в XIX веке ненавистники Православия прозвали «Византией». Здесь необходимо сделать некоторые сущностные пояснения, чтобы была понятна исходная определительная система Христоцентричного мировосприятия.

Империя – всегда и везде – мировое, глобальное устремление. Это обязательно – вселенская миссия. Если не существует подобного смыслового порыва, выражавшего и объективно и субъективно, то нет и «империи», вне зависимости от размера государства и времени его существования.

По онтологическому признаку можно установить две исходные, основополагающие имперские модели, базирующиеся на двух первичных разноименных смысловых импульсах: трансляция власти («translatio imperia») – Первый Рим и трансляция Веры («translatio confessionis») – Второй, или Новый Рим[4].

В классическом варианте Перворимскую модель олицетворяла Империя цезарей, языческий Рим, «хозяин подлунного мира», транслировавший миру свое правовое и организационное мироустроительное превосходство[5]. Римский меч, правовая организация и эллинистическая образованность являлись отличительными знаками этого «Pax Romana». Феномен возвышения и утверждения мирового господства Рима всегда объяснялся «прекрасной военно-социальной организацией» римлян.

Второй же, или Новый Рим – «Держава ромеев» («Империя римлян»), символизировал и выражал качественно иное имперское воплощение. По точному выражению исследователя, «как есть Ветхий Завет и Новый Завет, есть и Ветхий Рим и Новый Рим, и «новина» Нового Рима заключается вовсе не в его эллинизме, а в том, что этот Рим – христианский. Идеал Нового Рима фактически был продолжением идеи Нового Израиля; если Новый Израиль – это Церковь Христова, то Новый Рим – это империя самой Церкви». Так произошел великий синтез библейской и античной культуры[6].