Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Минутку! — Журавлева встала со стула и сняла чайник с плиты. — Вам чай покрепче или послабее?

— Что? — Губарев был погружен в свои мысли.

— Вы какой чай любите? Крепкий?

— Да.

— Печенье, конфеты?

— Нет. Нет.

— Тогда могу предложить вам сливовое варенье. Я его сама готовила. Очень вкусное.

— Спасибо, с удовольствием попробую.

— Так вот все и сложилось. А теперь Коля мертв. — Журавлева наливала чай в черный бокал с белыми ромбами. — Кто у него третья жена по профессии?

— Художница. В прошлом — музейный работник.

— Изменил медикам?

— Похоже на то.

— Ну… эта массажистка была не для него. Он был просто обязан расстаться с ней, — подчеркнула Журавлева слово «обязан». — Иначе загубил бы себя. Говорят, он сильно пил в то время.

Судя по всему, Журавлева была неплохо осведомлена о жизни Лактионова.

— Вы перезванивались с ним? Журавлева едва заметно покраснела.

— Нет. Не с ним. С нашими ребятами. Они и рассказывали мне о Коле. Всегда ведь интересно знать, как у кого складывается в жизни и на работе. — Журавлева замолчала. А потом спросила после недолгой паузы: — А его третья жена — приятная женщина? Не похожа на массажистку?

— Ничуть. Она, — Губарев хотел сказать «загадка», во вовремя осекся, — выдержанная. С благородными манерами. Недавно была выставка ее картин.

— Правда? — Журавлева стиснула руки. — И где? Я бы сходила посмотреть.

— В галерее «Сандар».

— Это где?

— Выставка все равно уже закончилась. На лице Журавлевой отразилось огорчение.

— Пролистайте каталог ее работ. По-моему, он еще продается. Дать вам телефон галереи?

— Да. Конечно.

Записав телефон на клочке газеты, женщина сказала, не глядя на Губарева:

— Я так любила Колю. Так любила! Даже замуж вышла потому, что «так надо и неудобно оставаться одной». Это мнение моей матери и родственников. Вот и поплатилась за это. Больная дочь, парализованная мать. — Журавлева махнула рукой. — Но это мои проблемы.

— Вам привет от Петрушина.

— Владимира Борисовича? Это он вам дал мой телефон?

— Да.

Наступило молчание. Сливовое варенье было действительно вкусным. За стеной раздался надрывный кашель. Лицо Журавлевой невольно исказилось.

— Мать! Я подойду к ней.

Губарев допил чай и встал. Вышел в коридор. Через пару минут там появилась Журавлева.

— Спасибо за беседу, — сказал майор.

— Не за что!

— Возникнут вопросы, я повторно обращусь к вам, — попрощался Губарев.

— Да, пожалуйста.

На работе Губарев сказал Витьке:

— Кажется напали на след! У Лазаревой есть племянница, которую она воспитывает. Дочь умершей сестры. Она вполне может быть любовницей Лазарева.

— Необязательно.

Необязательно. Но может. Надо разыскать эту племянницу и поговорить с ней. Не ставя тетю в известность. Выяснить, как выглядит эта племянница. Побеседовать с соседями. А потом уже и приступать к делу.

Через два дня выяснилось, что раньше Лазарева жила вместе с племянницей на Первомайской улице. Фамилия племянницы была Исакова. Исакова Лидия Валентиновна. Потом они разъехались. И стали жить по разным адресам.

— Куда направимся? — спросил его Витька, кивая на адреса.

— Куда? — майор потер подбородок. — Сначала на Первомайскую. А там — смотря по обстоятельствам.

Соседка, энергичная дама лет пятидесяти, прекрасно помнила Лазареву. И ее племянницу.

— Да. Помню. Как сейчас. Уехали они отсюда два года назад. — Губарев с Витькой стояли в длинном коридоре и разговаривали с Походун Галиной Олеговной, так звали соседку Лазаревой. — Ирина Владимировна врачом работала. Приходила домой поздно. Лидочка была сама себе предоставлена. Целыми днями сидела дома, бедняжка.

— Вы давно здесь живете?

— С восемьдесят пятого года. Двадцать лет. Ирина Владимировна здесь с девяносто второго года. — В квартире раздались звуки включенного телевизора. — Толя! — крикнула кому-то Походун. — Сделай потише! Ты с Альмой погулял? — Ответом было молчание. Губарев кашлянул в кулак.

— Что вы можете сказать о Лазаревой? О ее характере? Образе жизни?

Какой там образ жизни! — махнула рукой Походун. Большие, чуть выпуклые глаза перебегали с Губарева на Витьку. — Работала сутра до ночи. И все. Никакой жизни. Надо было растить Лидочку. Своих детей-то не было. Грехи молодости, — многозначительно понизила голос Галина Олеговна. — В молодости думается, что все впереди. Ан нет. Природа ставит крест. Ей, матушке, виднее. Ее не обманешь!

Губарев хотел расспросить об этом поподробнее, но Походун сама все рассказала. Чувствовалось, что ее хлебом ни корми — дай почесать языком или посплетничать. Майор хорошо знал такой тип дам. Они с удовольствием вывалят на тебя такой ворох сплетен и слухов, что не сразу и поймешь: правда это или ложь.

— Любовь у нее была с одним коллегой. Давно. Еще студентами они были. Залетела от него. Думала, что женится. А он — нив какую. Мол, сама виновата. Я тут ни при чем. И вообще, я жениться пока не собираюсь. Ну, обычная мужская сказка. Это они все так любят говорить и сваливать все на женщин. — Майору показалось, что еще немного, и Галина Олеговна погрозит ему кулаком. — Представляете, какой это был шок для молоденькой девушки? Ужас один! Она ходила к нему, уговаривала. А он взял, скотина, и женился на другой. Сволочь просто! Как все они.

— Это она вам сама рассказывала? Походун кивнула головой.

— Да. Однажды она расплакалась прямо у меня в квартире. Пришла попросить соли и разрыдалась. Я спросила ее: что такое? Она сказала: вот сегодня встретилась со своей первой любовью. Вся жизнь из-за него наперекосяк пошла. Она ведь была замужем однажды.

— Была замужем?

Неофициально. Прожила с одним мужчиной полтора года. Он очень детей хотел. Говорил: родишь, сразу женюсь. Но ничего не получилось. Ирина Владимировна сказала тогда мне: «Всю жизнь за тот поступок я теперь расплачиваюсь. Если бы можно было повернуть жизнь вспять, родила бы ребенка, плюнув на всех. Какая же я была глупая! Бегала за ним, уговаривала, плакала. А сегодня встретила его, и такая злость меня взяла! Он — такой благополучный, сытый. Дети подрастают. Третью жену взял. А у меня — ничего!» И давай плакать. Насилу я ее успокоила. Плюнь, говорю, на этих мужиков, все они кобели такие. Только и успевают баб менять. Ни забот, ни воздыханий. В одном месте детей наделают. В другом. А мы за все страдаем и расплачиваемся. Что тут поделаешь? Жизнь такая! — Телевизор опять заработал на полную громкость. — Толя! Потише! Ты что, русского языка не понимаешь? — Звук уменьшился. — Ну, посидела она у меня, успокоилась и ушла. И с той поры, — Походун взмахнула рукой, — она меня как бы избегать стала. Поздоровается, когда столкнемся, и все. Это понятно! Когда все о себе выплеснешь, потом на этого человека-доверителя смотреть не хочется. Вроде он смеется над тобой. Но я — ни-ни! Я ей только сочувствовала. А два года назад она уехала. Разменяла квартиру и уехала. Как-то по-быстрому все сделала. Второпях. Не зашла по-соседски и не попрощалась. Но я не в обиде. У каждого своя жизнь. Дай бог им счастья! — Из комнаты раздался собачий лай. — Толя! Альме надо гулять! Ты понимаешь или нет? — В ответ — глухое молчание.

— И это было два года назад?

Галина Олеговна энергично закивала головой.

— Да. Мы тогда только что ремонт сделали своими силами. Обои поклеили, плитку выложили. Это я запомнила.

Губарев переглянулся с Витькой. Похоже, одна и та же мысль пришла им в голову.

— А племянница симпатичная была? С ребятами встречалась?

Походун вытаращила на него глаза:

— Симпатичная? Да я ее всегда жалела. Страшненькая такая девочка была. Нос — длинный, глаза — щелки. Серенькая мышка.

— Серенькая мышка? — переспросил майор. Это описание никак не вязалось с обликом роковой блондинки на фотографии, хранимой Лактионовым у себя дома. Впрочем, все сомнения было легко разрешить.

53
{"b":"15336","o":1}