Адрес ее отца — Меркурьева Константина Федоровича — они нашли сразу. На компьютерном диске московских адресов.
— Вот, — сказал Губарев, откинувшись на стуле назад и потянувшись так, что хрустнули кости. — Улица Юных Ленинцев, дом двадцать шесть, квартира четырнадцать.
— Это где?
— В Кузьминках. А матери — нет. Написано: умерла.
— Давно?
— Десять лет назад.
— Сейчас ей двадцать четыре. Десять лет назад было четырнадцать.
— Самый нежный возраст.
— Чувствуется, что нет матери. Слишком она самостоятельная, свободная.
— Да? — У Губарева неприятно засосало под ложечкой. Он вспомнил свою Дашку. Он бывает у своих, ездит к ним, навещает. Но это все не то! Не случайно, что Наташка все больше и больше жалуется на дочь! И еще этот мальчишка! Будь он неладен! Майор недовольно засопел: — Ладно, поехали. Чего тут рассуждать.
Витька замолк, почуяв перемену в его настроении.
— Выезжаем?
Губарев кратко кивнул головой.
Дом двадцать шесть оказался кирпичной хрущевкой.
— Обитель нефтяного магната! — иронично хмыкнул Витька.
— Похоже на то!
Дверь им открыл мужчина маленького роста, в старых тренировочных штанах и выгоревшей футболке непонятного цвета. Руки его были в земле.
— Вы к кому?
— Вы — Меркурьев Константин Федорович?
— Да.
— Тогда к вам.
— Вы откуда?
— Из милиции. — Они представились.
— Да? — удивился он. — А что случилось?
— Ничего. Просто хотим с вами побеседовать.
— Проходите, — засуетился он. — Извините, я тут цветы пересаживаю.
Сказка о нефтяном магнате лопнула, как мыльный пузырь.
— Вы живете с дочерью? — спросил Губарев, проходя в комнату, находившуюся в жутком беспорядке. Впечатление было такое, словно люди собирались куда-то переезжать. И свалили вещи в одну кучу. Из кухни доносился запах кислой капусты.
— Нет. Юленька живет отдельно.
— У вас две квартиры?
— Что? — не понял мужчина. — Нет. Юля снимает. Дело молодое, хочется жить отдельно. Так лучше. А я уж здесь, потихоньку…
— Где вы работаете?
— Нигде. Сижу без работы. Наш завод пять лет назад закрыли. Перепрофилировали. Я там инженером был. Хорошая работа. Была. А сейчас… — Он махнул рукой. — И хотел бы куда-то пристроиться. Да не берут. Никому моя специальность не нужна. Не на рынок же идти торговать!
— Кто вас содержит? Дочь?
— А кто же? Конечно, она. Дай бог ей здоровья!
Девочка она самостоятельная, умненькая. Своего в жизни добьется. Раньше я переживал за нее. Такой тихий домашний ребенок был. Все время сидела дома да книжки читала. Ну а как жена моя умерла, пришлось моей Юле за хозяйку становиться. Ничего не поделаешь. Куда ж деваться. — Мужчина говорил спокойным, размеренным тоном. — Юла, фу! Отойди!
Губарев посмотрел вниз. Темно-коричневая такса с любопытством обнюхивала его брюки. Потом схватила зубами за штанину.
— Фу, кому я сказал! Такса послушно просеменила к Витьке.
— У меня аллергия на собак, — шепотом сказал Витька.
— У меня тоже.
— Юла, как тебе не стыдно, — укоризненно сказал Меркурьев. — Два цветочных горшка разбила, цветы загубила. Теперь к людям пристаешь. Что мне с тобой делать? Совесть у тебя есть?
Собака подняла мордочку вверх. Судя по кристально чистому взгляду таксы, совесть у нее была. Только спрятанная глубоко внутри.
— Извините, — сказал Меркурьев. — Она у меня немного невоспитанная. — Он схватил собаку за ошейник и потащил в коридор.
— У него не только собака невоспитанная. Дочь — тоже! — сострил Витька.
— Да воспитанная она, Вить. Просто ведет себя с каждым так, как считает нужным. Если бы она совсем чухонкой была, Лактионов ее бы на второй день выгнал. Не все так просто. Это новая генерация людей. «Поколение пепси», которое идет к светлому будущему, расталкивая всех локтями.
— Ну вы загнули, начальник, целую философию подвели!
— Так оно и есть. Вернувшийся Меркурьев опять долго извинялся за собаку. Потом предложил им сесть на стулья. Они оглянулись вокруг. Стульев в комнате не было.
— Сейчас принесу.
Стулья были деревянными, с покосившимися спинками. Они сели на них, широко расставив ноги: боялись упасть.
— Юлечка что-то натворила? Бедовая у меня девчушка.
— Даже слишком, — шепнул сзади Витька. Майор незаметно показал ему кулак.
— Вы в курсе, что ее начальника убили?
— Да? Нет, Юлечка мне ничего не сказала. Как убили? Кто?
— Вот мы и разыскиваем убийцу.
— Юлечка к этому как-то причастна? Не может быть! Она и мухи не обидит. Она немного задириста на язык, любит поддеть, но это все так. Одна оболочка. Она хорошая девочка, — испуганно говорил мужчина.
— Мы ведем следствие. И беседуем с людьми, которые работали с убитым.
— Понятно.
Губарев обратил внимание, что руки у мужчины мелко дрожали.
— Вы с дочерью часто встречаетесь?
— Часто! Она каждую неделю ко мне приезжает. Дает деньги, с Юлой гуляет…
Губарев переглянулся с Витькой. И кивнул на дверь.
— Спасибо, — сказал он Меркурьеву. — До свидания.
— До свидания.
— Магнат! — сплюнул Витька, когда они вышли на улицу. — Наврала, вертихвостка.
— Да уж! Разгулялась фантазия!
— Надо же, когда-то этот Терминатор в юбке была тихой девочкой. С трудом верится!
— Вот что делает с людьми жизнь!
Губарев осекся, потому что с некоторых пор у него было такое чувство, что он упустил в жизни что-то очень важное. Это чувство поселилось в нем с тех пор, как он узнал, что Дашка встречается с парнем из параллельного класса. Только подумать: его Дашка, которая еще совсем недавно ходила под стол пешком! И вдруг — барышня, невеста! Неужели так быстро пролетело время! Раньше майору казалось, что все еще впереди. А теперь… Наверное, лучшая половина жизни уже осталась позади. Но он еще никак не может осознать этого факта. Это представлялось ему чудовищным недоразумением. Он стал ловить себя на мысли, что часто возвращается к тем дням, когда он жил в семье и Дашка была маленькой. Как она забавно говорила! Небо называла «ипой», а почему, не могла и сама объяснить. Колбасу — «абаской». Огурцы — «агу». Как они ходили гулять в лес и она все норовила убежать от него, спрятаться. А он нервничал, потому что боялся, что она потеряется. И он ее не найдет… И вот Дашка выросла! Он не успел оглянуться, а у нее уже своя жизнь. И скоро она перестанет нуждаться в нем. Майор вдруг подумал, что люди заводят двоих или троих детей сугубо из-за инстинкта самосохранения. Они стараются отдалить тот момент, когда они станут никому не нужными и одинокими…
— Вы спите? — услышал Губарев над ухом.
— Что? Нет! Просто задумался!
— Я и вижу!
— Извини!
— Что с Юлькой-пулькой теперь делать? — спросил Витька.
— Получается, что деньги она брала из неизвестного нам источника. Какого — мы не знаем. Учитывая, что убили ее шефа, это все выглядит более чем подозрительно. Прямо надавить на нее — дохлый номер. Эта штучка еще та! Сожмется в кулак и ничего не скажет. Значит, выход один — проследить за ней. И выявить контакты. Согласен со мной?
— Согласен. Вы думаете, что прижать ее не получится?
— А ты как думаешь?
— Не получится, — кивнул Витька.
— Ну, и я того же мнения. Зачем тогда лишние вопросы задаешь? Давай пивка по дороге купим. Деньги есть? А то я свой кошелек дома забыл.
— У меня всегда все есть.
— Как в Греции?
— Почти.
Губарев никак не мог вспомнить: плохая это примета, что он забыл дома кошелек? Или наоборот? В последнее время он что-то совсем раскис. То в воспоминания ударяется, то в приметы верит. Ну чисто дед на завалинке! Может, он и вправду уже стареет?
Десять тысяч долларов были у нее в руках! Когда Надя взяла в руки конверт с деньгами, куда она их складывала, то ощутила, как ее слегка ударило током. Она с самого начала решила: ей нужно накопить именно эту сумму. Надя помнила, что операция стоит примерно восемь тысяч. Плюс послеоперационный уход. Плюс еще какие-нибудь непредвиденные расходы. С десятью тысячами она будет чувствовать себя спокойно. А то придет в клинику, а ей скажут: вам не хватает такой-то суммы. Лучше подстраховаться. А теперь у нее эта сумма в руках! Она так долго ждала этого дня! Мечтала о нем! Теперь она может сделать пластическую операцию и стать нормальной, как все люди.
