Дина Александровна собиралась уходить. Она была одета в черную кожаную куртку с черно-серебристым воротником, в черные брюки. На плече — черная кожаная сумка. В руках — ключи.
— Я тороплюсь.
— Мы ненадолго. Вы видели, как уходил ваш муж? Дина Александровна задумалась.
— Я была в комнате… Он крикнул мне из коридора: «Пока!» Я сказала, чтобы он позвонил мне, если задержится.
— Он сам закрыл за собой дверь?
— Да. Сам.
— Что было у него в руках, когда он уходил?
— Портфель.
— Но вы же не видели этого?
— Не видела. Но он всегда брал свой портфель. А что?
— Дело в том, что у вашего мужа в день убийства в руках было два портфеля. Один побольше. Другой поменьше.
— Два портфеля? — Дина Александровна казалась озадаченной. — Нет. Я об этом ничего не знала.
— Так сказал охранник.
— Ну… и что?
— Зачем ему два портфеля?
— Не знаю. Может быть, там был пакет документов. Они не входили в один портфель. Вот он и взял второй. Что в этом особенного? — Ключи слегка звякнули в руках Дины Александровны.
— Мы просто подумали, что, возможно, этот факт поможет нам в расследовании.
Вдова молчала.
— И что было в этом втором портфеле, вы не знаете?
— Я не знаю, что было и в первом. Я не имела обыкновения лазить по портфелям моего мужа, — сухим тоном сказала вдова Лактионова.
Они распрощались, и Губарев с Витькой поехали в клинику «Ваш шанс».
Охранник подтвердил, что на работу Лактионов приехал с двумя портфелями.
— Почему вы не сообщили мне об этом, когда я допрашивал вас в первый раз?
— Не подумал, что это важно, — простодушно признался охранник.
Губарев недовольно поднял брови.
Второй портфель обнаружился среди папок и бумаг. Он был небольшим и поэтому был незаметен среди толстых папок «Корона». Лежал на нижней полке шкафа. Губарев надел перчатки и взял его в руки. Он был пустой.
Майор разочарованно присвистнул.
— Птичка улетела? — сказал Витька, кивая на пустой портфель.
— Судя по всему, да. И что там было — неизвестно.
— Вы думаете, что-то важное?
— Может — да. Может — нет. Надо отправить на экспертизу насчет отпечатков пальцев.
— Почему мы его не заметили сразу?
— Невнимательно искали.
Настроение у майора было испорчено. Он чувствовал раздражение и усталость. К тому же ему не понравилось, как разговаривала с ним Дина Александровна. Высокомерно и снисходительно.
Сидя в кабинете, Губарев жаловался Витьке:
— Знаешь, бросать мне все надо к чертовой лавочке. Со мной бабы в последнее время обращаются, как с плюшевым медведем. Пинают, подбрасывают, вертят, как хотят. Вчера — Юлия Константиновна изощрялась. Сегодня — Дина Александровна.
— Просто вы столкнулись с новым поколением феминисток. Они нашего брата за мужиков не считают. Умные, самостоятельные. Ни в ком и ни в чем не нуждаются. Надо же — даже китайский язык изучают. И на карате ходят! — В голосе Витьки слышалось явное восхищение.
— Это ты о Юлии Константиновне?
— О ней!
— Понравилась, что ли? — поддел Губарев. Витька мгновенно стушевался.
— Да нет, что вы! Куда мне до нее! А вам мой совет: вы себя с ними потверже ведите. Поуверенней.
— Ладно, воспользуюсь твоим советом. Со второй женой Лактионова я буду как скала. Воинственным и напористым.
— Посмотрим, — уклончиво сказал Витька. — Как у вас получится. Вдруг она — стерва порядочная.
— Я сделаю из нее дохлую муху, — пообещал Губарев и слегка стукнул кулаком по столу. — Вот увидишь!
Ванда Юрьевна была дома. Она открыла им с Витькой дверь и неприязненно уставилась на них.
— Мы из милиции. Расследуем убийство вашего бывшего мужа. Следователь Губарев Владимир Анатольевич. Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич.
Молча Ванда Юрьевна пропустила их внутрь. Коридор был небольшим. Из кухни доносился запах жареной картошки.
— Куда нам пройти?
— В большую комнату.
В комнате был беспорядок. На столе лежала стопка постельного белья. Стулья были завалены одеждой. Все выглядело так, словно хозяева квартиры готовились к отъезду. Мебель была безликая, темно-коричневая. Обои — уныло-бежевого цвета. Единственной красивой вещью в комнате было пианино.
— Если удобно — садитесь к столу. — Ванда Юрьевна смахнула стопку белья на подоконник и поправила съехавшую набок скатерть.
Они сели за квадратный стол. Теперь Губарев мог как следует разглядеть вторую жену Лактионова. Она принадлежала к тому типу женщин, которые никогда не нравились майору. Тонкие губы, чуть скуластое лицо, напоминающее мордочку лисицы. Глаза — хитрые, внимательные. Крупный нос. От уголков глаз к вискам разбегались лучики морщин. Темно-рыжие волосы, крашенные хной, доходили почти до плеч.
— Я слушаю вас. — Ванда Юрьевна сжала руки в кулаки и положила их на стол. Сделала она это, скорее всего, непроизвольно. Но данный жест выдавал в ней человека, готового к защите. Или к нападению.
— Ваш муж убит, и мы расследуем причины этого убийства. Ванда Юрьевна, вы общались со своим бывшим мужем?
— Общалась, — в голосе прозвучал вызов.
— Как часто вы с ним встречались?
— Очень редко.
— Раз в неделю? В месяц? В год?
— Раз в неделю! Что говорить обо мне, если с сыновьями он виделся раз в месяц или того реже!
Как, по-вашему, почему Лактионов не… уделял должного внимания своим детям? — Губарев хотел спровоцировать Ванду Юрьевну. Задеть ее чувствительную струнку. Он знал, что, если женщин как следует разозлить, они перестают себя контролировать и начинают проговариваться.
— Известно, почему, — Ванда Юрьевна вздернула вверх подбородок. — Она не разрешала!
— Кто «она»? — спросил Губарев, отлично понимая, о ком идет речь.
— Динка!
— Вы считаете, что Дина Александровна препятствовала общению Лактионова с сыновьями?
— Да, считаю.
— Почему?
— Она хотела изолировать его ото всех.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы самой все контролировать! Чтобы он, не дай бог, лишний рубль на сыновей не потратил!
— По имеющейся в моем распоряжении информации, Лактионов своих детей обеспечивал.
Ванда Юрьевна побагровела.
— Кто вам это сказал? Динка? Чем он там обеспечивал! Копейки какие-то давал! По его-то доходам. Он деньги лопатой греб, а нас впроголодь держал! Вы у них дома были? Видели, какая там квартира! Антиквариат сплошной! А у нас? — она обвела рукой комнату.
— Эта ваша квартира?
— Конечно, моя! Чья же еще!
— Лактионов здесь не жил?
— Почему не жил? Жил! Когда был нормальным человеком, имел семью…
— Он ушел и оставил эту квартиру вам?
— Только не делайте из него благородного человека, — фыркнула Ванда Юрьевна. — А где же я, по-вашему, могла ютиться с двумя детьми? В коммуналке, что ли?
«Оборона» Ванды Юрьевны была непробиваемой.
— Как я понимаю, инициатором развода был Лактионов?
— Он не хотел никакого развода! Это все она! Окрутила его и увела из семьи! Кошка драная! Смотреть не на что! — В выражениях Ванда Юрьевна не стеснялась. Судя по всему. Дину Александровну она ненавидела лютой ненавистью. — Он никуда уходить не хотел. Ну… побаловался на стороне. Вы же знаете, как это бывает. Погулял мужик — и вернулся в семью. А она вцепилась в него мертвой хваткой. К тому же у него тогда определенные проблемы были.
— Какие?
— Выпить любил. С работой не клеилось. Склоки, интриги в коллективе. А тут подворачивается она — вся такая возвышенная и тонкая. Куда там!
— Художница, — вставил Губарев. — Неплохая.
— Художница! — Ванда Юрьевна сделала презрительный жест рукой. Руки у нее были крупные, массивные, унизанные золотыми кольцами. Массажистка, вспомнил ее профессию Губарев. — В то время она работала в каком-то задрипанном музее. Экскурсоводом. И малевала на досуге свои картинки. Это уже потом она развернулась. Стала выставки свои устраивать! На чужие деньги-то! Почему бы и не устроить!