Она несколько раз вымыла голову и с удовольствием отметила, что остатки коричневой краски наконец-то исчезли. Бриджит надела кроссовки и вышла на улицу.
Было немного прохладнее, чем обычно, и поэтому дышалось легко. Уровень воды в реке значительно поднялся из-за постоянных ливней, и Бриджит проваливалась в мокрую землю. Сегодня Би могла пробежать хоть миллион километров, но решила повернуть обратно после пяти. Деревья, казалось, тянулись каждым листочком к небу, и душистые магнолии тоже. Весь мир радовался такому прекрасному утру.
— Эй! — Бриджит не оглянулась. — Эй! — снова окликнул кто-то, и Бриджит поняла, что это ее.
Она остановилась. Это был Билли. Он махал ей с лужайки. Отсюда можно было увидеть его дом.
Би вспомнила, что не надела кепку, впрочем, это уже не имело никакого значения.
— Ты… какая-то другая, — сказал Билли, внимательно изучив Бриджит. — Ты что, покрасилась?
— Да нет, скорее, наоборот.
Он не понял.
— Это мой натуральный цвет.
Билли как-то странно смотрел на нее.
— Ты ведь меня знаешь, Билли.
— Вот и мне так кажется.
— Меня зовут не Гильда.
— Да?
— Да.
Он мучительно вспоминал.
— И не Миа Хамм.
Он засмеялся, продолжая ее рассматривать.
— Ты Би, — сказал он наконец.
— Да.
Он радостно, изумленно, счастливо улыбнулся.
— Слава Богу, не ДВЕ девчонки в Берджесе могут надрать мне задницу на футбольном поле.
— Только одна.
Он постучал себя по лбу:
— Я был уверен, что знаю тебя.
— А я была уверена, что знаю тебя.
— Да уж, я-то не менял себе имя.
— Да ты и сам не изменился.
— Ты… — Он посмотрел на нее. — Тоже не изменилась.
— Забавно, — рассмеялась она.
Они медленно пошли вдоль реки.
— Почему ты не говорила, кто ты на самом деле? — спросил наконец Билли.
Хороший вопрос, но отвечать на него почему-то не хотелось.
— Ты знаешь, что у меня умерла мама? — спросила Бриджит.
Он кивнул:
— Да, здесь служили по ней мессу, и я надеялся, что ты приедешь.
— Я ничего не знала об этом.
— Я много думал о тебе. — По его глазам было видно, что это правда. — И мне было очень грустно. В смысле, из-за твоей мамы.
Они шли, и их руки время от времени соприкасались. До этого они говорили лишь о футболе, но оказалось, что Билли вырос и научился быть серьезным.
— Я хотела вернуться сюда, — нарушила она молчание. — Хотела увидеть Грету и больше узнать о маме, но… оставаться невидимкой, что ли.
Билли, казалось, все понял.
— А теперь уже нет, — добавила она.
Билли очень внимательно посмотрел на нее, но Би решила сменить тему.
— Ну что, вы обыграли команду Декатура? — спросила она, с изумлением отметив, что говорит с алабамским выговором.
— Мы продули.
— Плохо. В субботу, да?
— Нет, в воскресенье, — поправил он. — Со счетом три — один. Парни решили: это потому, что ты не пришла.
Бриджит улыбнулась. Правильно решили.
— Я сказал им, что попрошу тебя стать нашим официальным тренером.
— Может, лучше неофициальным? — пошутила Бриджит.
Билли не принял шутку:
— Нет, тренер, больше нам проигрывать нельзя.
И еще ты должна приходить на разминку. У нас же финальный матч в выходные!
— Обещаю, — сказала она.
В конце дорожки юс пути расходились. Билли легонько сжал руку Би и сразу отпустил.
— С возвращением, Би.
Тибби точно надо было выползти из своей комнаты. Она уже три дня не видела солнечного света и всухомятку — молоко давно кончилось — съела все хлопья и мюсли, которые купила в столовой. Тибби не нужны были ни душ, ни чистая одежда, ни даже расческа, но есть приходилось.
Она бродила по коридору и размышляла о некоторых фрагментах своего нового фильма, как вдруг столкнулась нос к носу с Брайаном.
— Брайан? — радостно закричала она и, поддавшись порыву, обняла его. — Я так счастлива, что ты приехал!
— Я прослушал твои сообщения.
Она опустила голову.
— Причем все, — добавил он.
— Прости, пожалуйста.
— Все в порядке.
— Эй, а куда девались твои очки? — Когда вопрос слетел с губ, Тибби с изумлением призналась себе в том, что Кармен права: Брайан действительно был очень-очень симпатичный. Внезапно у нее возникла ужасная мысль.
— Только не говори, что купил линзы. — Если Брайан стал таким же, как все, что тогда будет с этим миром?
Брайан посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Нет. Очки разбились. — Он потер переносицу. — И теперь я ничего не вижу.
Тибби облегченно засмеялась. Как же здорово, что они помирились!
— Пойдем в кафе, я угощаю.
— Конечно.
У входа Тибби увидела Кауру и на мгновение струсила. Алекс, наверное, уже сообщил всему колледжу, что Тибби сошла с ума.
На Кауре была стильная кожаная юбка, а на Тибби пижамные штаны и запачканная чернилами майка. Брайан испытующе посмотрел на Тибби. Каура отвернулась, делая вид, что не заметила дикую парочку.
Тибби разозлилась на свою трусость.
— Привет, Каура, — сказала она. — Я, кажется, не знакомила тебя со своим другом Брайаном. Каура, это Брайан. Я уже говорила, что он мой друг?
Каура быстро огляделась по сторонам. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел, что она разговаривает с девочкой в пижаме. А Тибби вдруг смутилась совсем по иной причине: Брайан выглядел в высшей степени представительно, а она ужасно.
Каура, неестественно улыбнувшись в ответ на Тиббины излияния, поспешила уйти.
В кафе Тибби хотелось познакомить Брайана со всеми, кого она знала, но, к сожалению, из знакомых рядом оказалась только Ванесса. Ванесса села к ним за столик и пообещала показать Брайану своих зверей.
— Он милый, — прошептала она Тибби, когда Брайан пошел за апельсиновым соком.
Первое письмо пришло через восемь дней, и Лена сразу поняла, что оно не содержит ничего хорошего. Письмо было легким и тоненьким, а размашистый почерк Костаса уменьшился раза в два.
Лена, любимая,
Мне тяжело тебе писать. У меня большие неприятности. Я тебе все объясню, когда пойму, как с ними разобраться. Прости. Знаю, тебе нелегко.
Пожалуйста, не оставляй меня пока.
Костас
После своего имени холодной подписью он написал еще что-то, но чернила почему-то выцвели.
«Я люблю тебя, Лена, — нацарапал он в самом низу. — И не смогу разлюбить, даже если бы захотел».
Лена внимательно перечитала письмо со странным чувством отчуждения. Что все это значит? Лена думала об этом несколько дней, но так и не пришла к какому-либо выводу.
Костас любит ее, но должен разлюбить, значит, что-то случилось. Может, снова заболел его дедушка? Это грустно, но не помешает их отношениям. Если Костасу надо остаться в Ойе, Лена найдет способ приехать туда следующим летом, а то и на Рождество.
Лене казалось, что она падает в колодец. Никто не смог удержать ее от падения, и она знала, что приземляться будет очень больно.
Она ждала и падала, падала и ждала.
Следующее письмо было еще хуже.
Дорогая Лена,
Мне больше нельзя думать о тебе. И я не хочу, чтобы ты думала обо мне. Прости.
Когда-нибудь я тебе все объясню, и, надеюсь, ты поймешь.
Костас
А вот и дно колодца. Лена ударилась о него, но не разбилась. Она просто лежала и смотрела в никуда. Где-то наверху был свет, но она его не видела.
Бездны горя, волны счастья.
Джон Леннон, Пол Маккартни
*
— Добрый день, это Дэвид?
— Да. А кто это?
— Это Кармен Ловелл. Помните, дочка Кристины?
Он помолчал.
— Привет, Кармен. Зачем звонишь? — Он говорил настороженно и сердито.
Он знал, что Кармен изрядно постаралась, чтобы испортить его отношения с Кристиной.
— Хочу вас попросить о большом одолжении.