— Не из-за них.

— Тогда почему ты ничего не сказал? — робко спросила она.

— Что я мог сказать?

— Ну, что ты очень хочешь меня увидеть и все еще думаешь обо мне.

Он опять засмеялся своим замечательным смехом:

— Лена, я же знаю, какая ты.

— Какая?

— Если я подхожу близко, ты убегаешь. Если я не двигаюсь с места, ты медленно приближаешься.

Неужели она действительно такая?

— И еще кое-что.

— Да?

— Я очень хотел тебя увидеть и все еще думаю о тебе.

Он, конечно, шутил, но Лена отнеслась к его словам серьезно.

— А я уже потеряла всякую надежду, — выдохнула она.

Он взял ее руки и прижал к своей груди:

— Никогда не теряй надежду.

Она встала на колени и осторожно прикоснулась губами к его губам. Он издал легкий стон, обнял ее и поцеловал долгим поцелуем, по-настоящему. Потом упал на спину и потянул ее за собой.

Она рассмеялась, и они поцеловались опять. Они катались по траве и целовались, целовались, целовались, пока их не спугнул мотоциклист, уронивший шлем на дорогу.

Взошло солнце, и Костас помог Лене встать с земли.

— Я тебя провожу, — сказал он.

Он был босой, в облепленной травинками футболке. Его волосы стояли торчком с одной стороны. Она представила себе, как они смотрятся. Всю дорогу Лена улыбалась, а он держал ее за руку.

Перед Лениным домом Костас остановился и снова поцеловал ее. Она должна была уйти. Она не могла уйти.

— Прекрасная Лена, — улыбнулся он, дотронувшись до ее ключицы, — я приду за тобой завтра.

— Я тебя люблю, — храбро сказала она.

— Я тебя люблю — ответил он. — Я не переставал.

Он подтолкнул ее к двери. Она не хотела быть там, где нет его.

Уйти было тяжело. Она обернулась.

— И никогда не перестану, — пообещал Костас.

Бриджит стояла и с удовлетворением осматривала мансарду. Она дважды покрасила стены кремовой краской, потолок — блестящей белой, а пол — насыщенной зеленой, которая напоминала ей о полях для гольфа в Калифорнии.

Чтобы еще больше обрадовать Грету, Би покрасила старинный комод и повесила белые ситцевые занавески. Она поставила кровать с красивой ковкой и нашла приличное постельное белье.

В завершение Би поставила на комод вазу с огромным букетом гортензий, которые сорвала в саду, пока Грета не видела.

Если не считать одной коробки в углу, все было прекрасно.

Би побежала вниз.

— Грета!

Бабушка пылесосила. Она нажала на кнопку ногой:

— Что такое, девочка?

— Вы готовы? — спросила Бриджит, с трудом сдерживая возбуждение.

— К чему? — Грета притворилась, что не понимает, о чем идет речь.

— Хотите увидеть свою мансарду?

— Да неужели ты уже все закончила? — спросила Грета так, словно хотела сказать: «Ты самая большая умница на свете!»

— Идите за мной, — позвала Бриджит.

Грета поднималась медленно. Под ее белой, сухой, как пергамент, кожей вздувались лиловые вены.

— Та-да-да-да! — Бриджит пропела первые такты торжественного марша и открыла дверь.

Бабушка ахнула и поднесла ладонь ко рту, как в кино. Она долго-долго рассматривала комнату.

— О, девочка, — вымолвила она со слезами на глазах. — Тут так красиво!

Бриджит не помнила, когда в последний раз так гордилась собой.

— Ты создала тут настоящий маленький дом, правда?

Би кивнула. Она об этом не задумывалась, но оказалось, что так и есть.

Бабушка улыбнулась:

— Ты всю душу отдала этой работе, детка, и я так тебе благодарна.

Бриджит скромно потупилась:

— Да что вы, не за что.

— И я уже знаю, кто здесь поселится.

Радость разом схлынула с Бриджит, и она не пыталась этого скрыть. Неужели кто-то ее заменит? Неужели ей здесь больше нечего делать?

— Ну и кто же? — спросила она, пытаясь сдержать слезы.

— Ты.

— Я?

Бабушка рассмеялась:

Конечно. Лучше ты будешь жить здесь, а не в чужом доме, который к тому же скоро снесут, правда?

— Да, — ответила Бриджит, снова возносясь к небесам.

— Решено. Сходи за своими вещами.

На следующее утро Кармен увидела на кухне странную картину: мама и падчерица папы сидели друг напротив друга, мирно беседовали и ели яйца всмятку.

— Доброе утро, — сказала Кармен, потеряв надежду на то, что вся история с Кристой ей приснилась.

— Хочешь яйцо всмятку? — спросила Кристина.

Кармен покачала головой:

— Ненавижу яйца всмятку.

Криста перестала жевать. На ее лице отразилось отчаянье — ведь она не догадалась ненавидеть яйца всмятку.

Желая смягчить удар, Кармен поспешно добавила:

— На самом деле я их люблю. Полезно для мозга. Просто сейчас не хочется. — Ох, как же сложно быть чьим-то кумиром.

— Ты сегодня работаешь? — спросила Кристина.

Кармен насыпала себе хлопьев:

— He-а. Морганы уехали до вторника.

Мама рассеянно кивнула. Было ясно, что она пропустила ответ Кармен мимо ушей, как, впрочем, не помнила и свой вопрос. Кристина встала, чтобы налить себе еще кофе, и Кармен с ужасом увидела на ней юбку в ужасных серо-белых разводах. Кармен помнила ее с самого раннего детства. Есть одежда на выход, есть одежда на каждый день, а есть эта юбка, которую надо скрывать от людских глаз.

— Ты так пойдешь на работу? — спросила Кармен с изумлением. Кстати, когда они в последний раз запускали стиральную машину?

Маму в последнее время было очень легко обидеть, так что Кармен не удивилась, когда Кристина молча ушла в свою комнату.

Пару минут спустя, когда Кармен подняла глаза от своих хлопьев, она увидела, что Криста с тоской смотрит на недоеденное яйцо, а Кристина переоделась во вчерашние штаны.

Это было невыносимо. Это было ужасно. Кармен ненавидела себя и ненавидела тех, кто подчинялся ее приказам.

— У меня есть мысль, — нарочито громко сказала она. — Давайте с сегодняшнего дня никто не будет обращать внимания на то, что я говорю.

Лена провалялась в постели до середины следующего дня. С замиранием сердца она вспоминала все, что произошло ночью, и — о ужас! — опять хотела принадлежать себе. А еще она хотела кому-нибудь все рассказать, поэтому обрадовалась, когда позвонила Би.

— Ты знаешь, что произошло? — торжественно спросила Лена.

— Что?

— На самом деле я знала.

— Что знала?

— Знала, что надо было делать.

— Ты про Костаса?

— Да. И знаешь, что еще?

— Что?

— Я это сделала.

— Сделала?! — вскричала Бриджит.

— Да.

— Расскажи.

Было трудно облечь свои мысли и чувства в слова, но Лене хотелось рассказывать, потому что тем самым она подтверждала подлинность происшедшего.

— Ленни, я так тобой горжусь! — вскричала Би радостно.

Лена улыбнулась:

— Я тоже собой горжусь.

Тибберон: К., ты говорила с Леной? Она так странно хихикает, что я приняла ее за Эффи. Я за нее рада, но что-то мне страшно. Одной Эффи нам достаточно.

Кармабель: Я с ней говорила. Удивительно. Штаны опять стали Штанами Любви. Только не для меня. Тиб, скажи честно, что со мной не так?

Что во взоре твоем? Он расскажет мне больше, чем все слова на земле.

Уолт Уитмен

*

Настал момент истины. Пора посмотреть правде в глаза. Пора занять достойное место — между сердцем и разумом. Так говорила себе Тибби, вставляя диск в компьютер.

Она читала названия папок, но не помнила, что в них находится. Тибби умела объединять отснятый материал по темам, а ее секретарь Бейли — нет. Но Бейли не было даже двенадцати. Тибби открыла одну из папок наугад. Да это же первый день съемок, день, когда она познакомилась с Брайаном!

А вот мужчина, который кричал: «Не снимать, не снимать!» Тибби улыбнулась, а секунду спустя глаза ее наполнились слезами. В кадре появилась Бейли. Не раздумывая, Тибби нажала на кнопку «Пауза». Застывший кадр стал еще более пронзительным. Тибби прижалась носом к экрану. Она боялась, что изображение исчезнет, но нет.