Вэл Соммерс, сын одной из кумушек, был проинформирован обо всем полчаса спустя.

Еще через час Сэм О'Рейли налил себе полную рюмку хлебного виски из запасов дядюшки, выпил залпом и оглядел мутным взором свою шайку.

– Я считаю…, ик! Стыд и позор…, чтобы чужаки и ублюд…, ик!…, ки трахали наших…, ик! Девушек. Пора показать, кто в Грин-Вэлли держит масть! Ик!

Билл стоял навытяжку, устремив неподвижный взор, согласно Уставу, на пять дюймов выше левого плеча говорившего в данный момент суперинтенданта Фокса.

Почему в полицейских участках стены всегда окрашены в линялый синий цвет, думал Билл. Нехватка денег тут ни при чем. Отсутствием нужной краски можно было отговориться до Второй мировой, но никак не в наши дни. Тогда что? Уверенность плюс тонкий расчет полицейских психологов, что в таких стенах даже никудышный легавый будет стараться изо всех сил раскрыть самое глухое дело?

Билл выслушивал официальное заключение комиссии Отдела внутренних расследований Скотланд-Ярда. Собственно, он уже все знал, оглашение выводов было всего лишь формальностью. Таким образом его коллеги и друзья официально извещались, что с Билла Уиллингтона сняты все обвинения.

Старик Каннаган тоже был здесь. Он вышел в отставку три года назад по настоянию миссис Каннаган, однако остался на должности независимого эксперта по расследованиям – должности, придуманной начальниками специально для него. Каннагана в Ярде не просто уважали. Его боготворили.

Сейчас старик внимательно слушал монотонный голос суперинтенданта, зачитывавшего подробности дела. Билл исподтишка рассматривал его лицо, как всегда удивляясь сходству Каннагана со своим дедом. Оба высокие, загорелые, синеглазые, у обоих прокурены густые усы, обоим нельзя дать их лет.

Старик Каннаган и Харли вместе служили, потом вместе воевали. Каннаган был крестным Джилл, матери Билла, а крестной была Аманда Райан, бабушка Мэри.

Билл подумал о Мэри – и губы неудержимо поползли в улыбку. Ее смех зазвучал в ушах Билла, а кожа загорелась при воспоминание о ее ласках.

Он скучал без Мэри, хотя они расстались только сегодня утром. Собственная квартира – обычное казенное жилье с убогой обстановкой – показалась ему едва ли не тюрьмой. Билл ходил по комнате, собирая немногие свои личные вещи, и чувствовал себя здесь чужим. За мутными окнами звенел, гудел, сквернословил Лондон, солнце казалось тусклым, жара плавила асфальт. После Грин-Вэлли Билл чувствовал себя здесь пришельцем.

В управление он явился в форме, и это тоже стесняло его. Мало того, что за все годы службы он надевал ее всего пару раз, так она еще и немилосердно жала, особенно в плечах.

На груди Билла поблескивали значки и орденские планки, алой полоской горела нашивка за ранения. Билл Уиллингтон был героем, хотя мало кто об этом знал. Такова была специфика службы.

Суперинтендант потихоньку закруглялся.

Билл не видел лиц сослуживцев, но знал, что они за него искренне рады. Знал и то, что через некоторое время многие из них будут так же искренне расстроены и огорчены.

Оглашение закончилось, и к Биллу потянулись коллеги с поздравлениями. Его крепко хлопали по плечу, жали руку, говорили какие-то несуразные, но теплые слова. На миг в душе молодого человека шевельнулась горечь. Этот мир был для него родным в течение десяти с лишним лет. Многие из этих людей помнили его голенастым угрюмым мальцом, ничего не знавшим и не умевшим.

Полчаса спустя Билл стоял в кабинете суперинтенданта. Мистер Фоке еще раз перечитал его заявление, досадливо крякнул и передвинул листок Каннагану, сидевшему здесь же.

Билл стиснул зубы. Нелегко резать по живому…

Каннаган перечитал заявление и кивнул.

– Все ясно, Фоке. Разумеется, с формальной точки зрения у нас нет оснований отказывать Уиллингтону. Это его решение, и мы все понимаем, чем оно продиктовано.

Билл вскинул голову.

– Если позволите, мистер Каннаган… Я хотел бы уточнить. Я написал прошение об отставке не из-за обиды и не из-за душевного потрясения. Я никогда не был излишне трепетным, не так ли? Просто…, у меня изменились некоторые обстоятельства. Скажем так, семейные.

Каннаган быстро взглянул на Билла.

– Надеюсь, мой старый друг в добром здравии?

– О да! И посылает вам горячий привет и приглашение навестить нас в Грин-Вэлли.

Суперинтендант Фоке усмехнулся.

– В таком случае мне известна лишь одна причина, по которой молодой перспективный розыскник может попроситься в отставку. Я прав, Уиллингтон?

Билл улыбнулся неожиданно широкой и по-детски застенчивой улыбкой.

– Да, сэр. Полагаю, вы угадали. Я собрался жениться.

Каннаган расхохотался.

– Барышня попалась с норовом, Билли? Не хочет быть женой полицейского? Куда же ты подашься? В школьные учителя тебя вряд ли возьмут.

– Я и сам не пойду, Боже сохрани. А что до Мэри… Она меня любит и готова разделить со мной любую судьбу. В этом я не сомневаюсь. Но я…, я ведь больше не смогу работать в Отряде спецназначения, из-за ноги. Бумажная работа не по мне. Да и дома я, оказывается, не был целую вечность.

Фоке и Каннаган переглянулись, потом суперинтендант заговорил медленно и осторожно.

– Вот что, Уиллингтон. Как уже сказал мистер Каннаган, никаких формальных поводов отказать вам у меня нет и быть не может. Однако есть встречное предложение. Грин-Вэлли – место тихое и вполне спокойное с точки зрения соблюдения закона. Насколько мне известно, там у вас нет даже констебля. Однако в графстве работников полиции не хватает. Что бы вы сказали, если бы я предложил вам место в полиции графства?

Билл ничего не ответил, потому что был застигнут врасплох. Фоке с нарастающим энтузиазмом продолжал:

– Уголовная полиция в ваших краях – это пять констеблей, коронер и допотопная судебно-медицинская лаборатория. Начальник полиции недавно вышел на пенсию, замены пока нет.

– Но я…

– Вы молоды. И опытны. Разумеется, громких дел, захватывающих погонь и увлекательных расследований в большом количестве я вам не обещаю, но Закон есть Закон. Подданные Ее величества имеют право на защиту от криминала, даже если криминалу и в голову не приходит посягать именно на этих подданных. Согласен, предложение неожиданное, но мне кажется, вы справитесь.

Билл ошеломленно покачал головой.

– Начальник полиции графства… Дед сойдет с ума.

Фоке вздернул бровь.

– Разумеется, он обрадуется…

Каннаган и Билл переглянулись и расхохотались. Отсмеявшись, Каннаган пояснил удивленному суперинтенданту:

– Боюсь, радости старому разбойнику это не принесет. Он сызмальства промышлял браконьерством, а о его самогоне в тех краях ходят легенды. И то и другое трудно подогнать под действия добропорядочного и законопослушного гражданина. Чтобы не ставить внука в неловкое положение, Харли придется либо прекратить этим заниматься…

Фоке заинтересовался:

– Либо?

Каннаган вздохнул.

– Либо лучше прятаться!

Билл вытянулся по стойке "смирно".

– Когда я могу приступить к своим обязанностям, сэр?

Фоке одобрительно кивнул.

– Бумаги уже готовы, ждут только вашей подписи. Хоть сегодня.

– Разрешите с завтрашнего дня?

– Разрешаю. Удачи вам, мистер Уиллингтон.

Так и случилось, что из Скотленд-ярда Билл Уиллингтон вышел в должности начальника полиции графства.

Первым его желанием было немедленно уехать в Грин-Вэлли, однако в Лондоне у него еще остались кое-какие дела.

Маленький домик в пригороде Лондона он отыскал не сразу. На узкой грязной улочке дома были похожи, словно близнецы. Подслеповатые окна, выщербленный кирпич, ржавые кровли…

Билл постучал в облупившуюся дверь и стал ждать. Когда за дверью откликнулся женский голос, сердце у него глухо бухнуло и провалилось куда-то вниз. Ему мучительно хотелось оказаться за сто миль отсюда, но он знал, что это невозможно. Надо раздать все долги.

Дверь открыла худощавая женщина средних лет.