— Куда это ты собрался, сэр?

— Навещу дом скорби.

— Настоятель Дантон велел никого не выпускать.

— Тогда на свободе был убийца. Теперь он покончил с собой, так что опасности больше нет.

— Покончил с собой! Если ты этому веришь, так поверишь чему угодно.

Чосер и сам был того же мнения. Он подошел ближе к Осберту. Временный привратник был выше него чуть ли не на голову. Но Джеффри не привыкать было иметь дело с подобными людьми, которые, заполучив крохи власти, строят из себя больших шишек.

— Что тебе известно, Осберт?

— Что я знаю, то знаю.

— Само собой, — бросил Чосер, отворачиваясь от него.

Он не прошел и нескольких шагов, когда Осберт заговорил:

— А тебе разве не хочется знать, что я знаю?

— Если хочешь что-то сказать, приятель, так говори. Мне некогда загадки разгадывать.

— Говоришь, собрался в дом скорби? Это к Мортонам что ли? Только живой братец скорбеть о мертвом не станет. Саймон не пожалеет о Джоне. Скорбеть там станет одна почтенная Сюзанна Мортон. Ты ее видел?

И Осберт снова приложил сложенные чашками ладони к груди. Джеффри кивнул. Заместитель привратника облизнул губы.

— И я их видал — в распашку, на воле.

— Если мне вздумается послушать грязные шутки, Осберт, я найду шутников поостроумней тебя.

— Постойте, сэр. Я видел хозяйку Мортон у реки. Наткнулся на них не так давно, утречком. Играли за кустом в гвоздик и клещи. Она и брат ее мужа, тот, что теперь скончался. И она меня видела. Он-то нет, очень уж был занят. А вот она меня увидала, так и выпучила глазищи из-за его толстого плеча.

— А ее муж знал?

Привратник пожал плечами.

— Мог учуять, думается мне. Она себе не стесняет, вот что. А уж задается-то! Все из-за своего происхождения.

Из-за происхождения? Чосер вспомнил, что матушку Мортон считали дочерью священника. Однако он не собирался поощрять Осберта, распускающего сплетни о женщине, особенно о том, в чем она не была виновата. Вместо этого он спросил:

— Ты тоже пытался, да, Осберт. Протягивал руки к миссис Мортон?

И своего не добился, подумал он. Не то бы ты иначе о ней говорил.

— А если и так? — огрызнулся Осберт.

— В самом деле, к чему весь этот разговор? — сказал Джеффри и вдруг понял:

— Ты хочешь сказать, что Саймон Мортон желал брату зла из-за неверности жены?

— У него самого кишка тонка что-нибудь сделать, — отозвался Осберт. — Тощая поганка, его только и хватило, что зачать полоумного. Но ведь не она же, верно?

— Зачем бы миссис Мортон понадобилось избавляться от деверя?

— Может, ей надоели его ручищи, шарящие по…

Его остановило появление монаха, вышедшего из дверей привратницкой. Тот склонил голову при виде Чосера. У Осберта хватило совести смутиться. Он неловко обратился к Джеффри:

— И доброго дня тебе, сэр.

Чосер прошел в тени ворот и свернул направо, к жилью ремесленников. Он раздумывал над услышанным от злоязыкого лодыря-привратника. Гадал, правду ли рассказал тот о подсмотренном за кустом на берегу. Ему припомнились разоблачительные слова, сорвавшиеся с языка госпожи Мортон при известии о смерти Джона Мортона. Она тогда назвала его «мой Джон». Так что же, все объясняется домашней ревностью? На то и намекал Осберт? Если Саймон Мортон открыл, что жена изменяет ему с братом («он мог учуять»), то мог, не решившись действовать сам, уговорить… подстрекнуть… подкупить кого-то сделать дело за него? Сухорукого Адама? Каким образом бедняк-каменщик мог расплатиться за такое отчаянное предприятие? Быть может, дорогим кольцом? Или это миссис Мортон хотела избавиться от надоевшего любовника? Решила, что дешевле будет расплатиться с Адамом, и не придется отдавать золотое кольцо.

Джеффри попробовал в уме представить весь ход событий и почти сразу отмел эту гипотезу. Ведь Адама взяли в монастырь, когда Саймон уже заболел.

Хотя, постой-ка, не говорил ли келарь, что Адам уже просил у него работы и получил отказ? Возможно ли, чтобы еще до болезни Саймон подговорил Адама напасть на своего брата, а может, и убить его? Эндрю-каменщик утверждал, что Адам как будто искал предлога наброситься на Джона Мортона. Но если Адама нанял Саймон — или даже его жена, — тот выбрал на удивление явный способ совершить убийство. Может, Адам рассчитывал раздразнить противника, заставить его напасть первым и представить все дело случайной ссорой, с непреднамеренным, хоть и ужасным концом?

Цепь предположений представлялась слишком уж запутанной. Да и все равно Адам уже мертв, и им никогда не узнать правды.

Джеффри мельком заметил наглому привратнику, что собирается побывать в доме скорби. Эта мысль не приходила ему в голову, пока он ее не выговорил. Однако теперь он заметил, что вновь миновал мирское кладбище на дальней стороне монастырской церкви. Солнечный свет заливал землю. Стояла середина лета. Дальний берег реки скрылся в жарком мареве. На воде ни единой лодки, некому подсмотреть, как он подходит к жилищу Мортонов. Он постучался осторожно, чтобы не побеспокоить больного. Дверь не была заперта и подалась под рукой.

Чосер заглянул внутрь. Посреди дома тлели угли, струйка дыма тянулась к дымоходу. Было жарко и душно. Пахло болезнью и чем-то еще. На большой кровати почти терялось тело Саймона Мортона. Ни миссис Мортон, ни Уилла не видно.

Джеффри шире приоткрыл дверь. С постели — ни слова, ни движения. Да, ведь Саймон болен, в лихорадке. Должно быть, уснул. Но Джеффри опасался худшего. Он шагнул на неровный пол в хижине. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел, что Саймон Мортон лежит на спине под тонким лоскутным одеялом. Джеффри не знал, выглядит ли он успокоившимся и умиротворенным, как бывают порой умершие, потому что большой валик, замеченный им раньше, лежал теперь на лице Мортона. Кто-то положил его туда и прижал, что доказывали две глубокие вмятины по бокам. Чосер задумался, долго ли человек умирает при таких обстоятельствах. Вероятно, недолго, Мортон и без того едва дышал.

Джеффри снял валик с лица Саймона Мортона. Он был достаточно тяжел, чтобы задушить человека одним своим весом. Мортон лежал, широко открыв рот, но по всему представлялось, что он умер относительно спокойно. Джеффри порадовался за него. Он впервые видел Саймона вблизи, но легко узнал бы в нем брата Джона по широким полоскам бровей. Этого человека убили. Тут не может быть и речи о самоубийстве.

Первое, что пришло в голову Чосеру: не Сюзанна ли Мортон это совершила. Убить ослабевшего мужчину совсем нетрудно, и подходящее оружие под рукой — тяжелый валик. Но такое объяснение, как и самоубийство Адама, казалось слишком уж очевидным. А если это сделала не миссис Мортон — и не ее полоумный сын — значит, человек со стороны. И если чужак прошел в дверь, он рисковал, что его увидит кто-то из соседей. А другого входа нет.

Впрочем, Джеффри тут же увидел и другой путь в жилище Мортонов. В задней стене виднелся низкий проем, завешенный мешковиной, чуть вздрагивавшей под знойным ветерком. Чтобы пройти в эту дверь, Чосеру пришлось нагнуться. За домом тянулась полоска огорода, засаженного пожелтевшими на жаре овощами. За каждым из домишек тянулась такая же полоска. Огороды, конечно, возделывали женщины, пока их мужья были на работе.

Справа над Джеффри тяжело нависала стена монастырской церкви. Он поднял взгляд на центральную башню, и тут же прозвонил колокол. Он запутался в распорядке молитв. Никого не было на полосках земли, кое-как разгороженных рядами палок с развешанным на просушку тряпьем.

Вдоль ряда домов тянулась тропинка. Для того, кто знал местность, ничего не стоило зайти с этой стороны, убедившись сначала, что рядом никого. И найти дом Мортонов проще простого, потому что он стоит отдельно.

Чосеру не хотелось возвращаться в жилище мертвеца. Вовсе ни к чему было снова смотреть на разинутый рот Саймона. Не хотелось ему и выходить в переднюю дверь, как делают обычные посетители. Вместо того он прошел вдоль рядка плоских стеблей порея и чахлой капусты и свернул по тропинке на восток, оставив монастырь за спиной. Его охватило желание выбраться отсюда. Он уже жалел, что сюда забрался. Покой и тишина, ха! Две — нет, три подозрительные смерти за несколько часов. В воздухе словно витали мрачные, зловещие предчувствия.