И вот как-то морозным утром явился герольд с королевским гербом на плаще в сопровождении двух стражников. Он доставил пергамент с солидной печатью Губерта Уолтера, ставшего практически правителем Англии, поскольку Ричард Львиное Сердце надолго застрял во Франции. Де Вулф умел прочитать разве что собственное имя, но Томас де Пейн без запинки переводил с латыни, и глаза его все больше округлялись, скользя по строкам рукописи.
— Верховный юстициарий приказывает тебе отправляться в Лондон, мастер! — пролепетал маленький священник.
Губерт Уолтер не только был архиепископом Кентерберийским, но и возглавлял английскую систему правосудия и отвечал за исполнение закона. Джон де Вулф нетерпеливо ожидал, пока его клирик изложит суть послания, а Гвин заглядывал Томасу через плечо, словно надеялся сам разобрать смысл слов.
— Он требует, чтобы ты незамедлительно отправился в монастырь Бермондси для расследования смерти воспитанницы короля. Именем короля он временно назначает тебя коронером двора, поскольку прежний коронер лежит в горячке и, скорее всего, умрет.
Джон знал, что королевский двор располагает собственным коронером, и его юрисдикция распространяется на двенадцать миль от места, где в данный момент пребывает правящий двор.
— Где это чертово Бермондси? — вопросил Гвин.
Де Вулф пожал плечами.
— Насколько я знаю, где-то в Лондоне.
Клерк выказал легкое недовольство подобным невежеством.
— Монастырь Бермондси — известная обитель на южном берегу Темзы, прямо напротив Белой башни короля Вильгельма.
Коронера, однако, больше заботило поручение, нежели география.
— Губерт не пишет, чего он от меня хочет? — спросил он.
Томас поспешно дочитал короткое послание до конца.
— По-видимому, обстоятельства смерти леди внушают подозрения, подробности же, как пишет юстициарий, ты узнаешь на месте. Он сам уезжает в Нормандию, однако настоятель ознакомит тебя с положением дел. Последняя фраза подчеркивает необходимость скорейшего прибытия в монастырь для освидетельствования тела.
— Святые кости, да она основательно дозреет, пока мы доберемся! — проворчал корнуолец. — Гонец, должно быть, провел в дороге добрых семь дней, да у нас неделя уйдет.
Выяснилось, что задержка не столь велика, так как герольд часто менял лошадей и сумел доскакать от Лондона до Эксетера за четыре дня. Затем удачное плавание на «Святой Радегунде», и в итоге они подъезжали к Бермондси, когда со дня смерти прошло немногим более недели.
Здесь население было еще скуднее, чем в Вулвиче, — сам монастырь да несколько хижин, ютившихся у его стен. Окрестности в этот промозглый зимний день казались унылыми — пустые болота, тянувшиеся вдоль Темзы, протекавшей в четверти мили от монастыря. Туман поредел, и трое путников видели заросшие камышом отмели между паутиной затонов и проток — большая река то и дело меняла русло, чуть ли не с каждым приливом или сильным дождем.
Монастырь выстроили на первом же от реки участке твердой земли, чуть приподнятой над болотом, и де Вулф, подъезжая к сторожке, видел тяжелый прямоугольник стен, за которыми просматривалось несколько зданий, в том числе и церковь. Гвин поглядывал на них без особого восторга, зато глаза Томаса разгорелись при виде нового церковного учреждения. Он усердно крестился и тихо бормотал молитвы на латыни.
Для коронера впереди лежал новый вызов его профессиональной репутации. Он втайне гордился, что юстициарий выбрал его из всех окружных коронеров Англии. Правда, у него были особые отношения с Губертом Уолтером — и даже с самим Ричардом Львиное Сердце: в Святой Земле он состоял в отряде личной охраны короля и сопровождал того в злосчастном возвращении на родину из третьего крестового похода. И все же назначение коронером двора, пусть и временно, было почетным, поскольку тот, кто занимал этот уникальный пост, отвечал за расследования всех смертей, нападений, ограблений и пожаров, затронувших короля, его двор и всякого, входившего в его великолепное, хотя и обременительное окружение.
Занятый этими мыслями, он проехал за мальчишкой к сторожке у западных ворот. В широкие ворота под каменной аркой могла пройти повозка, а рядом имелась калитка для пеших путников. Едва они спешились и отвязали от седел свой невеликий скарб, паренек из Вулвича поспешно выстроил лошадей одну за другой и, связав их вместе, без единого слова скрылся в тумане, оставив их втроем перед неприступными дубовыми створками, словно сирот под дверями богадельни.
Де Вулф шагнул к калитке и увидел рядом с ней колокольчик с подвязанной к языку веревкой. Он громко позвонил, и из калитки мигом появился крупный мужчина с бульдожьим лицом, одетый в линялую рясу. Джон, узнав послушника, подтолкнул вперед Томаса, предоставив ему объяснять, кто они такие. Привратник нехотя пропустил прибывших внутрь и молча захлопнул дверь, отрезав их от мирской суеты.
Они оказались в широком наружном дворе, замкнутом с другой стороны западной стеной церкви, а слева — низкой стеной, за которой виднелось кладбище. По правую руку выстроился ряд зданий, и страж дверей молча указал им на другие ворота, примерно в трети пути вдоль каменного фасада. Команда коронера отправилась к этому внутреннему входу и обнаружила в створках ворот маленькую дверцу. За ней им открылся длинный двор, упирающийся вдали во внешнюю стену обители. Слева тянулся еще один ряд зданий с несколькими дверями и рядом закрытых ставнями окон по верхнему этажу.
— Бог с вами, братья! — произнес чей-то голос рядом с ними.
Обернувшись, они увидели прямо за воротами маленький домик, из которого выбирался пузатый монах. Оказавшись в своей стихии, Томас де Пейн бросился к нему, само собой, осенив себя крестом, и залил его потоком латинской речи.
— Чтоб им по-английски не говорить? — пробурчал Гвин. — Мы б хоть знали, о чем они бормочут.
Томас порылся в своем мешке и извлек свиток с поручением Губерта Уолтера. Он предъявил красную восковую печать с затейливым гербом архиепископа Кентерберийского и позволил стражу внутренних ворот прочесть письмо. Румяный монах закивал головой, выказывая положенное почтение коронеру короля и на всякий случай также и Гвину. Затем он сказал что-то Томасу и рысцой заспешил к ближайшей двери.
— Это брат Мальо, и он отведет нас к настоятелю, только сначала покажет, где мы будем жить, — пояснил им клирик, радуясь возвращению в обитель Господа. — Это дом келаря, а над ним — странноприимный дом.
Изнутри первый этаж оказался занят кладовыми и маленькими конторами, где монахи вели списки и счета съестным припасам, напиткам и прочему добру, необходимому для телесного здравия братии, между тем как здравием их душ занимались в глубине обители. Все здесь пропахло волглым плесневелым зерном с примесью ладана. Добравшись до дальнего конца главного коридора, их проводник впервые заговорил по-английски — с сильным бретонским акцентом.
— Сэры, эта лестница ведет в комнаты для гостей и в опочивальни. Есть вы будете здесь, в этой маленькой трапезной перед кухней.
И Мальо указал сначала на большую комнату у подножия лестницы, затем на дверцу в стене, за которой грохотали горшки и сковороды. По простой каменной лестнице они поднялись наверх, где над кладовыми располагалась длинная опочивальня. В начале ее были выгорожены четыре маленькие комнатки, а остальное помещение устилала дюжина тюфяков, положенных прямо на пол. Над дверью в дальней стене висело большое распятие.
— Отсюда выход на галерею и в церковь, — объяснил брат Мальо. — Твоя келья, сэр Джон, будет здесь. Твои помощники будут спать на первых двух тюфяках в обшей опочивальне.
Твердо установив положение каждого из прибывших, толстяк-клуниец поспешил вернуться на свой пост, прибавив напоследок, что за ними скоро придут, чтобы проводить к настоятелю, а после позаботиться, чтобы гостей напоили и накормили.
Де Вулф вошел в свою келью и сбросил вьючную суму на матрас — единственный здесь предмет обстановки. В сумке у него мало что было, помимо двух чистых рубах, пары пар чистых штанов и двух нижних сорочек, уложенных кухаркой Мэри, поскольку его сварливая женушка Матильда была начисто лишена хозяйственных способностей.