— Будем стоять, Пенда! — крикнул Освин. — Правда, ребята?

Раздался нестройный хор криков. Кто-то застучал копьем о щит.

— Вы дубы! — продолжал орать Пенда. — Вы больше не ублюдочные подонки, а могучие уэссекские дубы, которых не сдвинут с места обмочившиеся валлийцы!

Все понимали свою задачу, знали, что нужно делать, чтобы остаться в живых. Даже ремесленники и торговцы были обучены дисциплине строя. Но все слушали Пенду, брызжущего слюной. Его слова, жалившие осами, придавали людям мужества. Но и дружинник не сомневался в том, что каждый воин должен будет драться за двоих. Он понимал, что боевой порядок надо сохранять непоколебимым. Только тогда мы сможем колоть и рубить врага, кусать его и царапать когтями. Все щиты как один двинутся вперед, шаг за шагом, сминая неприятеля, топча его, прогоняя с поля боя.

— Чтобы ни одной щели! Чтобы ни одной бреши! Чтобы ни одной слабинки! Если мы дрогнем, то погибнем! — кричал Пенда.

Он знал, что малейшее нарушение боевого порядка расщепит строй. Так раскалывается дуб, если всадить в него топор вдоль волокон.

— Будем держаться, — проворчал коротышка Саба.

— Ребята, теперь больше не нужно перешептываться! — крикнул Пенда. — Смотрите, валлийцы проснулись, так пусть же они нас услышат!

— Уэссекс! — взревел Освин, потрясая копьем над головой. — Уэссекс!

Все до одного подхватили этот крик:

— Уэссекс! Уэссекс! Уэссекс!

Дружинник перехватил мой взгляд, угрюмо кивнул и крикнул:

— Валлийские ублюдки пожалеют, что не остались в постелях!

— Член и яйца! — проревел Освин и сплюнул. — Ты видел здешних женщин? Да от таких любой мужчина вскочит с соломы и с голыми руками ринется в бой!

Все встретили эти слова взрывом хохота. Пенда приказал ему привязать знамя олдермена Эльдреда к длинному копью и воткнуть его в землю. Ветра почти не было, все же время от времени легкое дуновение разворачивало темно-зеленое полотнище, открывая взорам бегущего оленя, вышитого золотой нитью.

— Ребята, пусть они знают, где мы! — гордо воскликнул Пенда. — Нам не нужно, чтобы они прошли мимо!

Уэссексцы так громко кричали и колотили копьями о щиты, что валлийцы, вероятно, решили, будто на холме их ждут человек шестьдесят, а не тридцать один.

— Вперед! — крикнул Пенда, и строй, как один человек, двинулся вперед к тому месту, где у края склона стоял я.

Когда воины увидели валлийцев, выстроившихся у подножия холма, шум стал еще громче. Он наполнил мою голову, отчего у меня на затылке волосы встали дыбом, а по рукам побежали мурашки. Слюна казалась мне горькой.

Тут в долине прозвучал тонкий звук рога, и Пенда поднял руку, призывая англичан замолчать. Валлийцев было около полутора сотен. Позади их боевого порядка стояли женщины, дети и убеленные сединами старики, пришедшие из крепости, чтобы поглазеть на сражение. Они даже захватили с собой собак.

Снова протрубил рог.

— Ублюдки хотят поговорить, перед тем как проливать кровь, — заметил Освин.

— Ха, они просто хотят рассказать нам, что растопчут наши внутренности и выбросят глаза воронью, — криво усмехнулся Пенда. — Но мне не нужны эти сказки на ночь. Я и без них хорошо сплю. — Он шагнул вперед и поднял копье.

— Подожди, — сказал я. — Быть может, мы узнаем что-нибудь о Веохстане.

Дружинник скривил губы и кивнул.

Я, Пенда и Освин медленно двинулись вниз по склону и остановились на полпути между двумя отрядами. Предводители врагов поднялись к нам навстречу. Их было двое, могучего телосложения, с длинными черными бородами и растрепанными волосами. На одном я заметил скандинавскую кольчугу и узнал ее. Раньше она принадлежала Торлейку, кузену Глума. Этот человек шагнул вперед и плюнул мне под ноги. Второй заговорил на том же самом гортанном наречии, что и тот бедняга, которого мы несколько дней назад убили на берегу реки.

— Он говорит, что с нетерпением ждет, когда сварит наши мозги и скормит их своим детям, — перевел Освин, и легкая усмешка тронула его полные губы.

— Ну вот, Ворон, что я тебе говорил? — сказал Пенда, указывая на валлийцев. — Сказки на ночь, черт побери, а еще нет и полудня.

— Спроси у него, жив ли Веохстан из Уэссекса, — попросил я Освина.

Тот нахмурился, подбирая нужные слова. Когда он перевел мой вопрос, валлиец в кожаных доспехах ухмыльнулся, обнажая черные зубы, и выплюнул свой ответ так, как змея выплевывает яд.

— Он жив, — широко раскрыв глаза, сказал Освин. — Они собирались получить за него выкуп, но теперь в этом больше нет необходимости.

— Это еще почему? — спросил я, чувствуя, как сердце заколотилось при известии о том, что Веохстан жив. — Почему они больше не хотят получить за него выкуп? — Я ткнул копьем в сторону валлийцев, стоявших у подножия холма. — Не обязательно доводить дело до крови. Время еще есть.

Освин кивнул и перевел мой вопрос. Когда прозвучал ответ, великан напрягся, с его лица схлынула краска.

— Ну же, здоровенный ублюдок!.. Вываливай, дружище, — поторопил товарища Пенда, раздраженный тем, что ему приходилось ждать перевода каждой фразы.

Он предпочел бы закончить разговоры и перейти к делу.

Освин смущенно кашлянул и сказал:

— Он говорит, что больше нет нужды получать выкуп за Веохстана, потому что мы пришли к ним, как хромой олень на скотобойню. Сюда спешат другие валлийцы, родичи с окрестных холмов, молодые воины, жаждущие показать себя. Он говорит, что его люди скоро разорвут трупы чужаков. Мол, так орел сдирает заячье мясо с костей. Им нужны наши мечи и щиты. — Освин снова посмотрел на валлийца. — Он говорит, что их седобородые старики, дети и женщины сегодня еще не опорожнили свои внутренности, потому что им хочется нагадить в наши мертвые глаза.

— Довольно болтовни, — заявил Пенда и шагнул вперед так, что его лицо оказалось в пальце от черных зубов валлийца. — Убирайся к своим женщинам, пока я не всадил эти вот гнилые зубы тебе в затылок!

Валлиец не говорил по-английски, однако понял общий смысл слов дружинника. Он скорчил гримасу, развернулся и вместе со своим товарищем начал спускаться вниз.

— От него воняет так же, как от свинячьих внутренностей, — проворчал Пенда, повернулся к валлийцам спиной и прикинул вес своего копья. — Эта проклятая штуковина не стоит и харкотины, — пробормотал он. — Ею не убьешь и дохлую собаку.

Внезапно он резко развернулся и метнул копье высоко в голубое небо. Оно взлетело, потом ястребом спикировало и вонзилось валлийцу с гнилыми зубами между лопаток. Тот рухнул на колени. Второй испуганно отскочил в сторону, затем изрыгнул проклятие, подхватив своего товарища, корчащегося в судорогах, и потащил его вниз, не вынимая копья из спины. Уэссексцы торжествующими криками встретили первую кровь, пролитую в этот день.

Дружинник проводил взглядом умирающего валлийца, уронившего голову на грудь, и удивленно прищелкнул языком. Он развернулся и направился вверх по склону. Мы с Освином последовали за ним.

— Выходит, я ошибался насчет этого копья, — заметил Пенда.

Валлийцы наступали на нас широким фронтом, образовав зловещую черную стену из круглых щитов, обтянутых кожей. Других приличных доспехов у них не было. Шлемы из толстой кожи, а не стальные. Насколько я смог разглядеть, лишь у горстки имелись кольчуги, причем не полноценные бриньи, а лишь отдельные куски металлического плетения, закрепленные на груди и шее.

— Мы порвем этих ублюдков на части, Освин, — прорычал я, занимая место в середине строя.

— Я пускаю слюнки, словно голодная собака, парень, — ответил тот, ударяя копьем о щит. — Мне очень хочется посмотреть, каков ты в деле. — Освин мрачно усмехнулся. — Так что ты уж меня не разочаруй.

Пусть я находился среди христиан, но прошептал молитву храброму Тиру, любящему сражения, могущественному Тору и Одину, потрясающему копьем, прося у них дать мне возможность показать себя достойно и сеять смерть среди валлийцев. Те были еще в двухстах шагах от нас. Теперь я уже мог отчетливо разглядеть их лица, оскаленные в ненависти, зловещий тяжелый, размеренный шаг. Меня охватил страх.