— Он слегка преувеличил, повелитель. Моя власть простиралась не дальше простых людей — портовых грузчиков и торговцев. У вельмож совсем другая жизнь, и мне лишь изредка удавалось на нее повлиять.
Чингис хмыкнул. Ему не нравилось сидеть в доме, который окружали тысячи подобных строений. Он почти физически ощущал давление огромной человеческой массы. Хасар прав — для того, кто вырос на свежем воздухе степей, город пахнет омерзительно.
— Значит, ты ненавидишь вельмож? — спросил Чингис.
Вопрос был не случайный. Чен И ответил не сразу. У кочевников не существовало нужных слов, и потому он заговорил на своем родном языке, попросив Хо Са переводить.
— Большинство вельмож так далеки от меня, что я о них и не думаю, повелитель. Но их судьи требуют соблюдения императорских законов, которые для знати не писаны. Если украду я, мне отрубят руки или забьют палками. А вот если у меня украдет вельможа, справедливости не дождешься. Забери он моих детей — я и тогда ничего не смогу сделать.
Чен И терпеливо ждал, пока Хо Са переведет его слова хану, и по пристальному взгляду Чингиса понял, что выдал свои истинные чувства.
— Да, я их ненавижу, — подтвердил он.
— Въезжая в город, я заметил на воротах казарм десятка два или три повешенных, — сказал Чингис. — Твоя работа?
— До твоего прихода, повелитель, я отдал старые долги.
Чингис кивнул и вновь наполнил обе чаши.
— Настоящие мужчины всегда возвращают долг. И много здесь таких, кто думает, как ты?
Чен И горько улыбнулся.
— Всех не сосчитать, повелитель. Цзиньских вельмож совсем немного, а власти у них куда больше, чем людей. Без войска у них бы ничего не было.
— Если вас больше, почему вы не подниметесь против них? — поинтересовался Чингис, движимый любопытством.
Чен И вздохнул и снова заговорил по-китайски, быстро и горячо:
— Из пекарей, каменщиков и лодочников не сделаешь воинов, повелитель. При малейших признаках неповиновения вельможи безжалостно расправляются с чернью. В прошлом люди пытались что-то сделать, но среди них было много доносчиков. Стражники хватали всех, у кого находили оружие. Если жители какого-нибудь города поднимали восстание, об этом сразу же сообщали императору, он посылал туда свое войско, и весь город сжигали дотла. Я слышал, что это было не так давно.
Коротышка замолчал. Пока Хо Са переводил, ему пришло в голову, что хан вряд ли сочтет действия императорских войск жестокостью. Чен И хотел было поднять руку и остановить Хо Са, однако сдержался. Как бы то ни было, Баотоу пощадили.
Чингис как зачарованный слушал Чена И, прикидывал. Он силой заставил племена объединиться, стать одним народом, но мысль о единении не радует людей, подобных Чену И, по крайней мере пока. Может, цзиньский император и управлял всеми городами, да только они не видели в нем вождя, не чувствовали себя частью его клана. Всю императорскую власть присвоили вельможи. А Чен И ненавидит их за высокомерие, богатство и вседозволенность. Это может пригодиться.
— Они обратили жадный взгляд и на моих людей, Чен И, — сказал он. — Мы стали единым народом, чтобы противостоять цзиньским вельможам. Нет: чтобы сокрушить их навсегда.
— И ты будешь править так же, как они? — спросил Чен И, не сдержав горечи.
Внезапно он понял, что говорит с ханом слишком откровенно. Испытующий взгляд желтых глаз не давал хитрить и лукавить. Однако великий хан рассмеялся, к облегчению Чена И.
— Я еще не думал о том, что произойдет после сражений. Возможно, сам стану императором. Разве это не право завоевателя?
Чен И сделал глубокий вдох и только потом ответил:
— Да, но будет ли твой самый слабый воин вести себя как повелитель среди тех, кого вы покорили? Будет ли он насмехаться над людьми и брать то, чего не заработал?
Чингис посмотрел на него.
— Ваши вельможи принадлежат к императорской семье? Если ты спрашиваешь, будет ли моя семья брать то, что захочет, я отвечу: да. Сильные правят, Чен И, а слабые только мечтают о власти.
Хан замолчал, пытаясь понять Чена И.
— А ты бы хотел, чтобы я ограничил своих людей глупыми правилами? — спросил Чингис.
Чен И еще раз глубоко вдохнул. Всю жизнь он провел среди доносчиков и лжи, защищаясь и всячески отдаляя тот день, когда императорские войска изгонят его из города. Этот день так и не настал. А он, Чен И, сейчас сидит лицом к лицу с человеком, с которым можно разговаривать без обиняков. Кто знает, представится ли еще такая возможность?
— Я понимаю тебя, повелитель. А скажи, перейдет ли право власти к их сыновьям и внукам, еще дальше? Если через сто лет слабый, но жестокий человечишка убьет мальчика, неужели никто не посмеет возмутиться только потому, что в убийце — твоя кровь?
Чингис сидел не шевелясь. Прошло довольно много времени, прежде чем он покачал головой.
— Я ничего не знаю о цзиньских вельможах. Что касается моих сыновей, им суждено править после меня, если у них достанет сил. Возможно, через сто лет власть по-прежнему будет у моих потомков, и они станут такими же, как вельможи, которых ты презираешь. — Хан пожал плечами и осушил чашу с вином. — Большинство людей похожи на овец, — продолжил Чингис. — Они не такие, как мы. — Он жестом пресек ответ Чена И. — Сомневаешься? Кто в этом городе мог сравниться с тобой в могуществе и влиянии еще до того, как пришел я? Многие не хотят и не могут быть вождями даже в мыслях — боятся. А для людей, похожих на нас с тобой, нет большей радости, чем мысль, что помощи ждать неоткуда. Решения принимаем только мы.
Он взмахнул чашей. Чен И распечатал залитое воском горлышко очередной бутыли, вновь налил всем вина. Молчание затянулось, стало напряженным. К удивлению Чингиса и Чена И, его нарушил Хо Са.
— У меня есть сыновья, которых я не видел три года, — сказал тангут. — Когда они вырастут, то станут воинами, как я. Люди, узнав, что они мои дети, будут ожидать от них большего, чем от тех, кого никто не знает. Они быстрее продвинутся по службе. Меня это радует, я готов вынести любые тяготы, лишь бы так все и было.
— Твои сыновья-воины никогда не станут вельможами, — возразил Чен И. — Потомок знатного рода пошлет их на верную смерть, чтобы вытащить из огня, скажем, такую вазу, как я сегодня разбил.
Чингис нахмурился, представив себе эту картину.
— Ты хочешь, чтобы все были равны?
Чен И пожал плечами. Его мысли путались от выпитого. Не отдавая себе отчета, он заговорил на родном языке:
— Я не глупец: понимаю, что император и его родные не подчиняются законам. Все законы исходят от него самого и его войска. Правила писаны для простых смертных, а не для императора. Но все остальные, тысячи прихлебателей, которые кормятся из императорских рук, — почему они считают, что могут безнаказанно убивать и грабить?
Он допил вино, пока Хо Са переводил, кивая, словно соглашаясь со словами коротышки.
Чингис потянулся, разминая затекшую спину, и впервые пожалел, что рядом нет Тэмуге. Уж он бы поспорил с Ченом И! Чингис явился к цзиньцу, чтобы поговорить с ним и понять странную породу людей, живущих в городах. Но от беседы с Ченом И у него голова пошла кругом.
— Когда мой воин хочет жениться, — сказал Чингис, — он находит врага, убивает его и забирает его скот и другое имущество. Затем отдает лошадей и баранов отцу девушки. Разве это воровство и убийство? Если я запрещу воинам так поступать, они потеряют силу.
Хан уже слегка опьянел, стал благодушен и еще раз наполнил три чаши вином.
— А воин может отобрать все у своих соплеменников? — спросил Чен И.
— Нет. Иначе он станет изгоем, недостойным даже презрения, — ответил Чингис, уже понимая, к чему клонит коротышка.
— А какое племя сейчас твое? После того, как ты их объединил? — поинтересовался Чен И, подавшись вперед. — И что ты станешь делать, когда завоюешь все цзиньские земли?
У Чингиса закружилась голова. Он действительно запретил своим воинам угонять скот друг у друга и велел им дарить семье невесты лошадей и овец из собственных стад. Правда, пока непонятно было, долго ли продержится этот запрет. Чен И предлагал пойти еще дальше и распространить приказы хана по всей огромной Цзиньской империи.
