Они попытались подтащить его к Турсун-беку, но ноги бывшего подмастерья подогнулись и внезапно всем весом он потянул своих пленителей вперед. Они не успели опомниться, как он оказался на палубе, ― как раз поблизости от рыжеволосого абердинца.

Николас неодобрительно поцокал языком.

― Ты обмочился, ― заявил он Легранту по-тоскански.

Рыжая голова дернулась.

― На себя посмотри! К тому же тебе никто не давал по голове дубинкой… Нас повесят, ― заявил шкипер на том же наречии.

― Не повесят, ― уверенно возразил Николас. Блуждающий взгляд его задержался на связанном по рукам и ногам Юлиусе, и он широко улыбнулся:

― Скорее посадят на кол. Зароют в песок по самую шею. Посадят в мешок вместе с бешеной собакой и бросят в воду. Выстрелят тобой из пушки. Станешь пушечным мясом, Юлиус! С Джоном этот фокус не выйдет ― он слишком мокрый.

― Они знают… ― начал стряпчий по-фламандски.

― И вы очень хорошо гребли, ― по-прежнему по-итальянски перебил его Николас. ― Заслужили награду! ― Теперь он обратился к Лоппе, стоявшему рядом с турком.

― Скажи своему новому хозяину, что он должен Юлиусу трех красоток и бочонок эля. Долг чести. Хотя, нет. Эль у них здесь слишком скверный…

Люди вокруг переглядывались в изумлении. Тоби не сводил с Лоппе потрясенного взгляда. Янычары во все глаза взирали на Турсун-бека, который, однако, пока медлил с приказом. Вместо этого он коротко обратился к Лоппе, и тот дал столь же короткий ответ. Николас, ничего вокруг не замечавший, дружески ткнул приятеля в бок. Негр обернулся.

― Ты евнух, ― игриво заявил Николас чернокожему.

Тот, встревоженно покосившись на своего бывшею хозяина, опять повернулся к Турсун-беку, который задал какой-то вопрос. Фламандец опять толкнул Лоппе.

― А что, разве не так? Как будет «большой черный евнух» по-турецки? Поможешь нам догрести до Трапезунда? Получишь трех мальчиков в награду.

― Мессер Никколо, ― внезапно обратился к нему Лоппе с легким налетом отчаяния. ― Господин Турсун-бек спрашивает, где гребцы. Скамьи наполовину пусты.

Николас уставился на него. Похоже, ему нелегко было стоять на ногах, и он сел на палубу, прямо в лужу, натекшую с мокрого плаща и штанов. Затем одной рукой бывший подмастерье обхватил колени, а другой ― неопределенно махнул куда-то в сторону.

― Ну так скажи ему! Нам всем пришлось грести, и мы держали пари…

Пока Лоппе переводил, он что-то негромко напевал себе под нос, а влажный холодный ветер трепал промокшие волосы и одежду. Тоби, наблюдавший за происходящим, внезапно содрогнулся. Наступило молчание. Турсун-бек отвернулся от негра и пристально вгляделся в Николаса, а затем отдал приказ. Двое янычар с усилием вздернули того на ноги, и фламандец прекратил петь. Затем Турсун-бек заговорил, и его толмач перевел:

― Отвечай! Половины гребцов не хватает…

― Верно, ― подтвердил Николас. ― Трех красоток, и… А ты почему не греб? ― с возмущенным видом поинтересовался он.

― Где гребцы? ― повторил толмач.

Фламандец недоуменно уставился на него.

― Как ― где? По всему Эгейскому и Мраморному морю… или в раю… Мы пытались нанять других, но они сбежали.

― В раю? ― не понял толмач.

― Ну, всегда надо уповать на лучшее, ― снисходительно подтвердил Николас.

― Почтенный Турсун-бек желает узнать, что случилось с гребцами? От чего они умерли?

― Это была хорошая смерть, спросите вон хоть у капеллана. Все до единого покаялись. Мы бросили их за борт. Смотрите, я весь мокрый…

― От чего они умерли? ― спросил толмач, почти так же встревоженно, как Турсун-бек.

― Не знаю, ― отмахнулся Николас. ― Мне нужно переодеться. Вы не смотрели в балласте? Мы там двоих присыпали песком, чтобы отвезти их в Трапезунд. Они родом оттуда, и хотели, чтобы их похоронили на родине. Турков у нас не было. Я знаю, как хоронить турка. Я видел… И шляпу повесить на могильный камень… Маэстро Капелло, мадонна Капелло, бамбино Капеллино. Похоронная музыка ди Капелло. Утренний ветерок Капелло. Кап-кап-кап…

Тоби внезапно прекратил дрожать и замер в неподвижности, чувствуя, как краска приливает к щекам. Турсун-бек, напротив, побледнел, как смерть. Он дернул головой, и по этому знаку Николаса подтолкнули к капитанской каюте. Двое янычар торопливо спустились в трюм. Так же быстро они вернулись, ― посеревшие от ужаса, и что-то быстро проговорили по-турецки. Мгновенно все вокруг переменилось.

Словно железные опилки под действием магнита, люди на борту «Чиаретти» разделились: команда отдельно и янычары отдельно, торопясь отстраниться как можно дальше от своих пленников. Николас в сухом дублете вышел на мостик, держа в руках чулки и неловко пытаясь натянуть их на себя. Турсун-бек, заметив его, отвернулся и что-то прокричал.

Толмач, с трудом сглотнув, перевел:

― Мой хозяин спрашивает ― вы разве не знаете, что у вас на борту чума?

Гул испуганных голосов был ему ответом.

― Чума? ― изумился Николас. ― Да нет, это воняют козы. Может, еще пахнет от мессера Юлиуса… А в балласте никакого запаха нет. Там просто два славных сухих трупа, которые плывут домой.

― У них чума, ― повторил толмач. ― Нам эти признаки хорошо известны. Вы не можете здесь оставаться.

― Правда? ― Николас уже натянул один чулок и теперь пытался распутать узлы шнуровки. ― Ну и ладно. Однако вам придется подыскать мне жилье. Думаю, придется пойти к великому визирю, чтобы разобраться насчет Легранта и нашего стряпчего. В какую тюрьму… Сапоги… Погодите, пока я натяну сапоги… В какую тюрьму вы их отправите? ― Хотя речь его казалась замедленной, но говорил он вполне разборчиво.

― Они останутся на борту, ― торопливо заявил толмач. ― Вы все должны оставаться на борту и немедленно плыть дальше. Никто не сойдет на берег. Воду и припасы вам доставят прямо сюда, но на корабль больше никто не поднимется.

Вид у Николаса был расстроенный и возмущенный одновременно.

― Мы рассчитывали встретиться с бальи! И с флорентийским агентом! И с мессером Бартоломео Зорзи и его деловым партнером!

― Ничего этого не будет, ― заявил толмач.

Фламандец озадаченно огляделся по сторонам.

― Ну, конечно… как скажете… А куда я поплыву ― вам все равно?

― А куда вы направляетесь? ― негромко осведомился Турсун-бек.

― В Трапезунд, ― пояснил Николас. ― Я думал, вы знаете. Мы должны представлять там Флоренцию.

― Тогда, ― заявил турок, ― полагаю, мессер Никколо, вам следует исполнить этот замечательный план. Пожалуйста, берите все припасы, которые могут вам понадобиться, и отправляйтесь прямиком в Трапезунд.

Это были его последние слова, обращенные к владельцу галеры. Затем, по его команде, пронзительно зазвучал свисток, и янычары торопливо принялись покидать корабль. Пытаясь сохранять достоинство, Турсун-бек со свитой последовал их примеру. Едва лишь лодки отплыли, Тоби подбежал к Николасу, который стоял у борта и махал гостям на прощание. Едва лишь море вокруг очистилось, ― если не считать оставленных в отдалении сторожевых лодок, которые должны были проследить, чтобы никто посторонний не поднялся на борт злополучной галеры, ― лекарь объявил:

― Трижды ура! ― И все шепотом повиновались.

Николас ничуть не смутился.

― Думаю, я это заслужил. А теперь, Христа ради, спускайтесь и выпустите их побыстрее, пока Асторре со своими парнями не задохнулись. Лоппе, я был неправ, что обидел тебя. С нынешнего дня за оказанные услуги ты можешь считаться не евнухом, а мужчиной с тремя яйцами. Святой Николай, покровитель ростовщиков… Тоби…

Его речь больше не походила на речь пьяного. Впрочем, он был трезв с самого начала.

― С Джоном все в порядке, ― заявил ему лекарь. ― А вот нашему нотариусу здорово досталось.

Джон Легрант уже сидел, развязанный, растирая руки и бережно ощупывая шишку, оставленную на затылке дубинкой янычара. Юлиусу также пришли на помощь матросы и тот, стараясь не морщиться от боли, тихо ругался себе под нос, со злостью косясь на Николаса.