Выругавшись шепотом, Корбетт развернулся и покинул таверну. Ранульфа он нашел недалеко от входа.

— Почему ты ушел? — резко спросил он. Ранульф ссутулился.

— Господин чиновник, вы, верно, не знаете его, а ведь этот Питер — палач. Он рубил головы, вешал. Палач из Элмза. — Он как-то странно поглядел на Корбетта. — Ну и компания у вашей госпожи.

Корбетт не мог с этим не согласиться и еще больше встревожился за Элис. Шагая по Чипсайд-стрит, он перебирал в памяти все, что ему стало известно, и Ранульфу приходилось бежать за ним, на чем свет стоит проклиная длинные ноги своего нового покровителя.

Само собой, по возвращении Корбетту предстоял непростой разговор с хозяйкой, которая подозрительно разглядывала Ранульфа и недоброжелательно посматривала на Корбетта, уверявшего ее, что это его помощник. Неприязненно ухмыляясь, Ранульф ничем не облегчил ему задачу, тем не менее Корбетту удалось прийти к соглашению с хозяйкой: Ранульфу предоставят чуланчик на чердаке с другой стороны дома, но, пока он не освободится, мальчишке придется спать на полу в комнате Корбетта. Ранульфу это как будто пришлось по душе, но, когда они поднялись к Корбетту, он протянул своему спасителю связку ключей, которую стащил у женщины.

Корбетт спустился и неуклюже попросил прощения у хозяйки, а потом опять залез наверх и стал учить своего приунывшего помощника уму-разуму, внушая ему, что надо быть честным, и грозя эшафотом в Элмзе. Потом он рассказал Ранульфу, во что собирается втянуть его, не сводя с парня глаз. Однако, если не считать бывшего палача Питера из «Митры», Ранульф никого и ничего не знал из того, что могло бы помочь в раскрытии убийства Дюкета. Фамилия «Крепин», правда, оказалась ему знакомой — по словам мальчишки, этот человек считался очень влиятельным: говорили, мол, он одной ногой стоит в Ратуше, а другой — в лондонской клоаке.

Корбетт постарался расспросить своего юного помощника о его прежней жизни — потому что речь парнишки выдавала в нем вполне образованного человека. Не вдаваясь в подробности, Ранульф сказал, что его родители были людьми почтенными и жили в Саутварке, но рано умерли во время морового поветрия, оставив его сиротой на попечении престарелой тетки, хозяйки в доме местного священника. Тот и научил его кое-чему, прежде чем Ранульф возмечтал о свободе и, связавшись с ватагой других юнцов, стал на стезю беззакония. Об остальном, заключил Ранульф, Корбетт уже знает.

Чиновник поглядел на отмытое лицо мальчишки, который, если бы не случай, висел бы сейчас в Элмзе с вываленным языком. Корбетт улыбнулся. Ему было приятно, что он спас Ранульфа, и, бросив парню плащ, он приказал ему спать и пообещал трудный день впереди.

Наутро Корбетт разбудил Ранульфа и послал за водой и завтраком. Одевшись, он сам открыл ставни. Крыши ближайших домов сверкали серебристой наледью, но солнце уже пробивалось сквозь утренний туман. День обещал быть ясным. Корбетту захотелось забыть обо всем на свете и отправиться к Элис, но, вспомнив Барнелла, он тихо ругнулся, достал письменные принадлежности и аккуратно разложил на сундуке почищенный пергамент. Вернулся зловредно ухмыляющийся Ранульф, и Корбетт догадался, что тот опять сцепился с хозяйкой — ее угрюмый высокомерный вид пробуждал в мальчишке все худшее.

Умывшись, Корбетт велел сделать то же самое и Ранульфу, прежде чем они позавтракали слабеньким элем с ржаным хлебом. Тем временем Корбетт рассказал помощнику, что тот должен сделать — подкупить еды, забрать лошадь и вернуть ее в Вестминстер, а потом исполнить одно секретное поручение. При этих словах мальчишка побелел от страха.

— Только этого не хватало! — взвизгнул он. — Чтобы я опять попал в Ньюгейт и примерил пеньковый воротник?

Корбетт уверил парня, что, покуда тот у него на службе, ничего такого не случится, и добавил насмешливо:

— Впрочем, такого ловкача еще поди поймай!

Ранульф со злостью посмотрел на Корбетта, грязно выругался себе под нос и все еще ворчал, когда Корбетт вытолкал его за дверь и вниз по лестнице — прямиком на улицу.

Потом чиновник сел на кровать, положил на колени поднос для письма и, немного подумав, вывел на пергаменте первые слова донесения:

«Смерть Лоренса Дюкета. Дата смерти: 13 или 14 января 1284 года. Место смерти: церковь Сент-Мэри-Ле-Боу в Чипсайде. Лоренс Дюкет, золотых дел мастер, жил в Уолбруке. Вел свое дело довольно успешно. Уважаемый горожанин, член гильдии золотых дел мастеров. Женат не был, единственная родственница — сестра. Нет никаких оснований причислять его к какому-либо тайному союзу. Судя по всему, не был он и сторонником так называемых популистов. Неясны его отношения с Ральфом Крепином, который поднялся из безвестности до олдермена. Известный ростовщик, свое состояние Крепин сделал, ссужая деньги в рост. Сочувствовал покойному изменнику Симону де Монфору. Был связан с тайной популистской партией, также имел пока непонятные связи с городским преступным братством. Примерно в середине дня 13 января Крепин и Дюкет встретились в Чипсайде, обменялись несколькими крепкими словами, потом ударами. Дюкет был мирным человеком, поэтому тем более странно, что он вдруг вытащил кинжал и то ли по счастливой, то ли по несчастливой случайности нанес противнику смертельный удар в шею. Потом, забрав кинжал, он, прежде чем поднялся шум, побежал по Чипсайд-стрит и скрылся во дворе церкви Сент-Мэри-Ле-Боу. Ему удалось схватиться за дверь церкви и таким образом получить право на защиту. Настоятель вышеназванной церкви Роджер Беллет обещал ему неприкосновенность и привел к алтарю.

Согласно закону, священник дал ему свечу, кремень, кувшин вина и хлеба на один пенни. Обычай требует от священника лично запереть дверь снаружи, что тот и сделал, а Дюкет запер дверь изнутри.

Никакого особого шума не было, и даже стражу не позвали за неимением времени, так как церковь находится в непосредственной близости от места убийства Крепина. Однако городские власти направили караульных из числа горожан стеречь церковь, чтобы никто не проник внутрь и чтобы Дюкет не смог сбежать ночью. Караульные в дальнейшем докладывали, что никто не приближался к двери, да и изнутри не доносилось никакого шума. Они несли дозор до утра, и при них пришел священник, чтобы отпереть дверь. Но та не поддавалась, и Дюкет не отвечал ни на крики, ни на стук. Пришлось применить силу, чтобы все-таки открыть дверь. Внутри обнаружили следующее. Ни у входа, ни в нефе не было следов насилия. Зато престол был передвинут к правому окну. Окон всего два, они расположены друг против друга, и на каждом имеется выступающий железный штырь с крюком на конце для гирлянд или лампад. В то утро на одном из них висел труп Лоренса Дюкета.

Можно предположить, что Дюкет подошел к входу, взял веревку из колокольной башни, вернулся и, подвинув престол, повесился на металлическом штыре. Позвали коронера и жюри присяжных при коронере осмотреть труп. Допросили караульных, которые показали, что никто не выходил ночью из церкви и они не слышали никакого подозрительного шума. Коронер привел их к присяге, и они поклялись, что исправно несли дозор. Я полагаю, что они говорили правду. Коронер с присяжными допросили также священника, который показал, что ему ничего не известно о смерти Дюкета. Коронер не усомнился в его показаниях, в отличие от меня. Доказательств нет, однако глубокое беспокойство не оставляет меня. Дюкет умер от удушья, у него на шее глубокая красная борозда от веревки и синяк под левым ухом от узла. На теле больше нет никаких следов, кроме синяков на предплечьях. Да между зубами застрял лоскут. Коронер тоже это отметил, когда труп был эксгумирован по моему настоянию.

Коронер и присяжные задались вопросом о причине ссоры Крепина и Дюкета и пришли к выводу, что она произошла из-за Джин Дюкет, сестры Лоренса, которая, как предполагается, была совращена Крепином. Я допросил вышеназванную Джин и уверен, что причина ссоры была другой. Коронер сделал вывод, что Дюкет виновен в убийстве Ральфа Крепина и бежал в церковь Сент-Мэри-Ле-Боу за спасением, где совершил самоубийство.