Реакция носильщиков-кикуйю, оказавшихся в тропическом лесу, была совсем иной: они тотчас стали смеяться, шутить и вообще по возможности больше шуметь. Росс обратилась к Кахеге:

— Они так рады встрече с лесом?

— О нет, — возразил Кахега. — Они предупреждают.

— Предупреждают?

Кахега объяснил, что кикуйю шумят, чтобы отпугнуть буйволов и леопардов. И тембо, добавил он, указывая на тропу.

— Это тропа тембо? — спросила Росс.

Кахега кивнул.

— Тембо живут поблизости?

— Надеюсь, нет, — засмеялся Кахега. — Тембо. Слоны.

— Значит, это звериная тропа. Мы увидим слонов?

— Может, увидим, а может, и нет, — ответил Кахега. — Надеюсь, что нет.

Уж очень они большие, эти слоны.

Такому ходу мыслей трудно было возразить. Росс переменила тему разговора и, кивнув в сторону носильщиков, заметила:

— Носильщики сказали мне, что все они ваши братья.

— Да, они мои братья.

— Ах, так.

— Но когда вы говорите «братья», то на самом деле хотите сказать, что все мы дети одной матери.

— Да, одной матери.

— Нет, — сказал Кахега.

Росс растерялась:

— Значит, вы не настоящие братья?

— Нет, самые настоящие. Но мы — дети разных матерей.

— Тогда почему вы называете себя братьями?

— Потому что мы живем в одной деревне.

— С вашими родителями?

Кахега даже обиделся.

— Нет, — энергично запротестовал он. — Не в одной деревне.

— Значит, в разных деревнях?

— Да, конечно. Мы — кикуйю.

Росс окончательно запуталась. Кахега рассмеялся.

Кахега предложил Росс помочь ей нести электронные приборы, которые висели у нее на плече, но она отказалась. Она хотела попытаться установить связь с Хьюстоном в течение дня — на коротких привалах. В полдень ей повезло: глушение прекратилось. Должно быть, оператор консорциума сделал перерыв на ленч. Росс без труда удалось установить двустороннюю связь со СТИЗР и уточнить положение экспедиции.

На экране появилось:

ПРВРКА ВРМЯ-ПЛЖНИЕ ЭКСЦИИ:

— 10:03 Ч.

Значит, по сравнению с вечером предыдущего дня они потеряли еще ровно час.

— Нам нужно идти быстрее, — обращаясь к Мунро, сказала Росс.

— Может, вы предложите бежать трусцой? — поинтересовался Мунро. Неплохое упражнение.

Почувствовав, что он перегнул палку и был, пожалуй, слишком груб, Мунро добавил:

— Пока мы доберемся до Вирунги, еще многое может произойти.

Потом они услышали дальние раскаты грома, а уже через несколько минут хлынул проливной дождь. Капли были такими крупными и тяжелыми, что путники чувствовали каждый их удар. Дождь лил как из ведра около часа и кончился так же внезапно, как и начался. Промокшие до нитки, они чувствовали себя отвратительно, и даже Росс не стала возражать, когда Мунро распорядился остановиться на обед.

Эми тотчас же направилась в лес на поиски полюбившихся трав, носильщики принялись готовить приправленное карри мясо с рисом, а Мунро, Росс и Эллиот стали снимать с ног пиявок, прижигая их сигаретами. Пиявки уже набухли от крови.

— Я даже не заметила, когда они успели присосаться, — сказала девушка.

— В дождь они становятся злее, — пояснил Мунро и тут же, подняв голову, стал всматриваться в чащу леса.

— Что-то не так?

— Нет, ничего, — ответил Мунро и принялся подробно объяснять, почему пиявок нужно прижигать; оказывается, если их просто отрывать, часть головки останется под кожей человека и вызовет инфекцию.

Кахега принес им приготовленное носильщиками блюдо, и Мунро тихо спросил:

— Твои люди в порядке?

— Да, — ответил Кахега. — У нас все в порядке. Они не будут бояться.

— Бояться чего? — не понял Эллиот.

— Ешьте. Ведите себя естественно, — ответил Мунро.

Эллиот нервно оглядел небольшую поляну.

— Ешьте! — прошептал Мунро. — Упаси вас Бог оскорбить их. Вы не должны знать, что они здесь.

Несколько минут прошли в молчаливой трапезе. Потом ближайшие кусты зашевелились и из них вышел пигмей.

Это был сравнительно светлокожий мужчина ростом около четырех с половиной футов, с фантастически развитой грудной клеткой. На нем была лишь набедренная повязка, а на плече у него висели лук и колчан со стрелами. Он внимательно оглядел всех путников, очевидно пытаясь решить, кто здесь главный.

Мунро встал и скороговоркой сказал что-то на каком-то странном языке, явно не суахили. Пигмей ответил. Мунро дал ему одну из тех сигарет, которыми они прижигали пиявок. Пигмей не захотел сразу прикуривать, а спрятал сигарету в небольшой кожаный мешочек, привязанный к колчану.

Разговор продолжался. Пигмей несколько раз показал в сторону леса.

— Он говорит, что в их деревне лежит мертвый белый человек, — перевел Мунро. Он поднял свой рюкзак, в котором был комплект медикаментов для оказания первой помощи. — Мне нужно торопиться.

— Мы не можем задерживаться, — возразила Росс.

Мунро нахмурился.

— Но ведь тот человек все равно мертв, — добавила Росс.

— Он не совсем мертв, — сказал Мунро. — Он мертв не навсегда.

Пигмей энергично закивал. Мунро объяснил, что у пигмеев своя градация болезней. Они считают, что сначала человек становится горячим, потом его одолевает лихорадка, потом он заболевает, потом просто умирает, потом умирает совсем и наконец умирает навсегда.

Из-за кустов появились еще трое пигмеев. Мунро понимающе кивнул.

— Я знал, что он не один, — сказал Мунро. — Эти парни никогда не ходят поодиночке, особенно по лесу. Его товарищи следили за нами. Стоило кому-то из нас сделать одно неверное движение, и он тут же получил бы стрелу в спину. Видите коричневые наконечники? На них яд.

Теперь пигмеи держались более свободно — по крайней мере до тех пор, пока из леса, ломая низкий кустарник, не выбежала Эми. Пигмеи закричали и схватились за луки, а перепуганная Эми подбежала к Питеру, прыгнула ему на плечи и прижалась к груди, перепачкав своего хозяина грязью.

Пигмеи принялись оживленно обсуждать происшедшее, очевидно пытаясь понять, что означало появление Эми. Они задали несколько вопросов Мунро.

Наконец Эллиот поставил Эми на ноги и обратился к Мунро:

— Что вы им сказали?

— Они поинтересовались, ваша ли это горилла, и я ответил: да, ваша. Они спросили, самка ли она, и я ответил: да, самка. Тогда они захотели знать, не живете ли вы с гориллой; я сказал, нет не живете. Они сказали, что это хорошо и что вы не должны слишком привязываться к ней, потому что иначе вам будет больно.

— Почему больно?

— Потому что, когда горилла вырастет, она или убежит в лес и разобьет ваше сердце или убьет вас.

И все же Росс не хотела отклоняться от маршрута и идти в деревню пигмеев, до которой было несколько миль. Деревня располагалась на берегу реки Лико.

— Мы и так отстаем от графика, — сказала она, — и с каждой минутой наше отставание увеличивается.

В первый и последний раз за всю экспедицию Мунро вышел из себя.

— Послушайте, доктор, — сказал он, — здесь вам не хьюстонский даунтаун, здесь самое сердце проклятого Конго, а это не лучшее место для раненого. У нас есть лекарства. Возможно, они нужны тому человеку. Вы не можете просто так пройти мимо. Так здесь не поступают.

— Если мы пойдем в ту деревню, — возразила Росс, — мы потеряем остаток дня и, значит, отстанем еще на девять-десять часов от графика. Пока что у нас сохраняется шанс прийти первыми. Еще одна задержка, и мы лишимся этого шанса.

Один из пигмеев что-то быстро залопотал, обращаясь к Мунро. Тот, слушая, кивал, несколько раз взглянул на Росс и наконец повернулся к товарищам:

— Он говорит, что на нагрудном кармане рубашки этого больного белого что-то написано. Он попытается показать нам надпись.