– Здесь сплетни о знаменитостях, люди это любят.

Грек отдал деньги, и слуга побежал к переписчику.

– Ничего нового я пока не могу сказать, – промолвил римлянин. – Сдается мне, дома начинаются беспорядки. Наверное, побуду пока здесь.

Клеопатре стало дурно от запаха лотоса. Она закупорила бутылочку восковой крышкой. Разговор книготорговцев показался ей жгуче интересным.

– Говорят, Цезарь и Помпей собираются объединять войска и возвращаться в Рим. Красс поддержит их деньгами. Такие суммы, какие нам и не снились. Чувствую, добром не кончится.

– Держись от всего этого подальше, друг мой. Власть имущие приходят и уходят, а нам, маленьким людям, нужно заботиться о том, как выжить.

– Ты прав, дружище. Кто знает, как долго продлится союз между Цезарем и Помпеем? Весь Рим в курсе, что прежде Цезарь захаживал к Муции, жене Помпея. Может, и сейчас там бывает. А собственную жену услал, когда застукал ее со своим другом Клодием. Сказал, что его жена должна быть выше подозрений.

– А сам-то водил шашни с царем и с этим мужеложцем, Маммурино, и с супругой Помпея. Вы, римляне, просто насмехаетесь над моралью!

– Мы научились этому у вас, греков.

Мужчины расхохотались, запрокинув головы, так что Клеопатра могла пересчитать, сколько зубов недостает у них во рту.

– Что ж, Помпею рога только на пользу, – сказал грек, отдышавшись. – Наш царь у него в кармане. Вместе с нашими деньгами.

Клеопатра вся превратилась в слух.

– Ты собираешься покупать это масло или нет? – заскрежетала старуха. – Плати денежку, сестрица!

Царевна бросила в нее монетой и снова замерла, стараясь не упустить ни слова.

– Флейтист послал вашему Помпею восемь тысяч египетских солдат, чтобы подсобить ему прижать иудеев, и целую гору золота. Народ просто взбесился, когда узнал об этом. Тут скоро такое начнется! На твоем месте я бы хватал свои денежки и бежал куда подальше.

– А с чего ты решил, что в Риме будет безопасней, чем в Александрии? Возмущенная толпа, которая бродит по вашим улицам сегодня, не идет ни в какое сравнение с тем сбродом, который наводняет Рим.

– Я просто хотел дать тебе дружеский совет, – ответил грек. – Народ волнуется. А когда начинаются волнения, то недалеко и до бунта.

От Гнея Помпея, полководца,

Птолемею XII Авлету,

правителю двух царств Египта

Мой друг и союзник,

к сожалению, моя армия до сих пор сражается в Палестине, каждый солдат на счету. Хотя я окружил врагов и держу осаду, иудейские племена продолжают упорствовать. Даже на поле боя они исполняют свои религиозные обряды, если сражение происходит в шаббат. Мне начинает казаться, что они смеются надо мной. Пока мы не покорим их, пусть наша дружба будет залогом того, что я приду тебе на помощь, как только смогу.

Клеопатра любила Дельту – устье реки, где Нил разветвлялся на много рукавов и казался длинными пальцами, цепляющимися за материк. Ей нравилось смотреть на тучи птиц, кружащихся в сером небе, или на грациозную белую цаплю, стоящую на одной ноге. Влажный северный воздух оседал на волосах туманом, мягко оглаживал кожу. Почва здесь была заболоченной и коварной, и усидеть на непослушном пони оказалось непросто. Клеопатра назвала Персефоной свою молоденькую кобылку, которая отличалась таким же норовистым характером, как и сама царевна. Но в этих краях Клеопатре нравилось далеко не все, например змеи, комары, пауки, множество мелких грызунов с острыми зубками, а главное – Береника. Старшая сестра гарцевала верхом на большом жеребце по кличке Ясон. Она пронеслась так близко от Персефоны, что пони испуганно дернулся, едва не сбросив наездницу в грязь.

– Эта мерзкая лошаденка когда-нибудь свернет тебе шею, сестрица, – бросила Береника, возвращаясь.

Клеопатра удержалась в седле. Но тут мимо проскакали две спутницы Береники, мускулистые ладные девушки-бактрийки, за плечами которых громко хлопали колчаны со стрелами. Их насмешливые взгляды полоснули по младшей царевне.

– Мохама! – позвала Клеопатра, оглядываясь в поисках служанки.

Она незаметно возникла рядом. Мохама была родом из пустыни, ее буйные черные кудри свободно обрамляли смуглое упрямое лицо.

– Видела? Если они хотели меня напугать, то сильно ошиблись, – возмущенно сказала Клеопатра, отважно пытаясь скрыть свой страх.

– Пусть эти твари нас не трогают, а то пожалеют, – кровожадно усмехнулась Мохама.

Греческий она выучила совсем недавно. Ее миндалевидные глаза мерцали мягким золотистым светом. Кожа Мохамы была темного цвета – не черной, как у нубийцев, и не светло-золотистой, как у египтян, а странного смешанного оттенка.

– Не волнуйся. Я слежу за ними вот этими двумя глазами и третьим, на затылке, – заверила служанка.

Клеопатра приметила девушку несколько месяцев тому назад, когда та зажигала лампы в главном зале. Мохама поднимала крышки ламп и наполняла светильники маслом из огромного кувшина. Завороженная высоким ростом и недюжинной силой рабыни, Клеопатра подошла к ней и робко спросила:

– Ты амазонка?

Макушка девочки едва доставала Мохаме до ключиц.

– Амазонки жили на востоке, а я с запада, из пустыни.

На ломаном греческом языке девушка объяснила царевне, что ее поймали в шестнадцать лет или около того, насколько она могла сосчитать по луне. Она с братьями напала на экспедицию царских картографов. Когда Мохама увидела, что враги хорошо вооружены, она начала кружить на лошади вокруг повозок, засыпая песком глаза солдат. За это время братья успели сбежать.

– Ты пожертвовала собой? – поразилась Клеопатра.

– Это была не жертва. Они везли добычу.

Несколько дней царевна наблюдала за Мохамой во время работы, размышляя о том, будет ли такая рабыня ей полезна. Хотя черная девушка не была амазонкой, она походила на них, если только изображения на вазах и кувшинах не лгут. Возможно, она также владела навыками воительниц, в которых настолько преуспели Береника и ее подруги. Береника была старше, выше и глупее Клеопатры, которая подозревала, что бактрийки могут быть подосланными убийцами.

Царевна поделилась своими страхами с Мохамой. На следующий день рабыня вытащила из складок своего хитона изогнутый кинжал с эбеновой рукояткой, инкрустированной кусочками слоновой кости.

– Я принесла царевне подарок, – сказала Мохама, протягивая девочке кинжал. – Это самаритянский нож.

– Я так и знала! – воскликнула Клеопатра, хватая оружие. – Ты настоящая амазонка! Самаритяне – потомки скифов и амазонок. Они сражались кинжалами лучше всех на свете.

– Я не самаритянка, я забрала этот нож у самаритянского солдата.

– Украла, ты хочешь сказать, – уточнила Клеопатра, внимательно следя за лицом девушки, не обидится ли.

Та лишь пожала плечами.

– Нет, солдат кое-что хотел от меня, и я дала ему это в обмен на кинжал.

– А что ты ему дала?

– То, что можно давать каждый раз, не теряя ничего.

Клеопатра растерялась, а Мохама спокойно продолжала:

– Весь город бурлит. Царская семья в опасности даже здесь, в дворцовых покоях. Тебе угрожает твоя собственная сестра. Если позволишь, я буду спать на полу у твоей постели. А ты на ночь будешь класть кинжал под подушку. Если в комнату проникнет враг, ему придется сперва убить меня. Может, ты успеешь перерезать ему глотку, пока он будет бороться со мной. Я покажу тебе, как это делается.

– Прекрасно! – возликовала царевна.

Мохама велела Клеопатре взять кинжал, лечь на кровать и сделать вид, что борется с противником. Царевна опустилась на постель, осторожно сжимая оружие в правой руке. Свободной рукой Клеопатра вцепилась в одеяло, а кинжалом принялась кромсать подушки, помогая себе коленями. Внезапно чья-то нога прижала ее к кровати. У Клеопатры разжались руки. Мохама ухватила девочку за волосы и отвела ее голову назад. После чего нагнулась и медленно провела по горлу царевны пальцем. Затем шепнула ей на ухо, почти коснувшись кожи горячими губами: