Казалось, что прошло очень много времени, когда он, наконец, появился. Вода уже отхлынула от дамбы. Стало гораздо светлее, когда он вышел из каменной арки сада. У него на плече висела, по-видимому, чем-то набитая сумка. Он быстро подошел к лодочному сараю — фонарик был теперь уже не нужен — и исчез за ним. И тут же возник снова, но уже без сумки, и опять быстро зашагал к дому.

Я встала, чтобы посмотреть, в каком состоянии дамба. Но камни до сих пор были мокрые, при таком освещении переходить ее опасно. Поэтому решать оказалось легко. Мне остается лишь ждать и наблюдать.

И оказалось, что я приняла разумное решение, потому что он вернулся почти мгновенно. На этот раз он нес с собой что-то плоское, квадратное и, несомненно, тяжелое. После того, как и это исчезло за сараем, он, словно с облегчением, опустил руки и уставился на бухту и призрачные склоны острова с башней.

Все, по-видимому, было сделано. Он снова скрылся за лодочным сараем. А когда я увидела его опять, он мчался по скалистой тропе с сумкой на плече. Завернув за угол, он пропал из виду. Я побежала к дамбе.

Мне повезло, и спустя несколько секунд я была уже за сараем. К его стене стоял, прислонившись, квадратный предмет. Создавалось впечатление, что это картина в раме, лицом стоящая к стене.

И это, действительно, оказалась картина. Я развернула ее, чтобы посмотреть. Не застекленный портрет маслом в тяжелой резной раме. Портрет человека не молодого, в деревенском костюме, с ружьем на плече и со спаниелем у ног. Я плохо разбираюсь в живописи и не могу судить о ценности картин, но при нынешнем психопатском отношении к предметам искусства даже недавно написанная картина может хорошо продаться на черном рынке. И раз Ивэн Макей предпринял ради нее такой риск, значит, она явно того стоит. Сначала я решила забрать ее и где-нибудь спрятать, но она была такой тяжелой, что дотащить ее я смогла бы его лишь до дома. В лодочном сарае прятать было глупо, а в лесу или в саду картина может отсыреть от утренней росы. Кроме того, это вряд ли поможет, он лишь насторожится и начнет искать, если не картину, то хотя бы того, кто ее унес.

Да и необходимости в этом не было. И тут я вздохнула с облегчением, потому что услышала звук мотора другой лодки. Она сбавила ход и, мурлыкая, вошла в бухту.

На этот раз я решила удостовериться прежде, чем отважиться выйти на причал. Но это была лодка Нейла. Она как раз подошла к пристани, а сам Нейл как раз готовился с нее сходить.

Спотыкаясь и чуть не падая на камни пирса, я побежала к нему. Он выскочил из лодки и схватил меня, чтобы помочь удержаться на ногах.

— Роза? Роза! Что ты тут делаешь?

— Тихо! Не кричи! Он снова был здесь. Я его видела… он ходил в дом…

— Не торопись. Успокойся. Ты вся дрожишь. Слушай, да ты замерзла…

— Я не замерзла. Со мной все в порядке. Нейл, я говорю об Ивэне Макее. Я видела его… но это не важно, позже объясню. Суть в том, что он забрал что-то из дома. Принес сюда, а потом ушел с ними по тропе между скал. И он вернется, потому что кое-что оставил.

— По тропе между скал? А ты слышала лодку?

— Да. Он, должно быть, оставил ее в том месте, Срединном Доме. А ты ничего не видел, когда возвращался?

— Нет, но я плыл таким путем, откуда бухточку не видно. Но что ты тут делаешь? Нет, это может подождать. Говоришь, что видела, как он вынес что-то из дома? То есть видела, как он забрался в дом?

— Нет. Я была на острове. Я видела, как он сначала проверил сарай, а потом, когда понял, что тебя нет, пошел к дому и через некоторое время вернулся с сумкой через плечо, будто Санта Клаус. По-моему, это была твоя спортивная сумка, и она была тяжелая. Он положил ее за сарай, а потом снова пошел к дому, после чего принес картину и спрятал и ее. Сумку же он взял с собой и ушел с ней по тропе.

— Минуточку. Картину?

— Да. Очень большую. Она за сараем. Я посмотрела.

— В доме нет картин, которые стоят того, чтобы их красть. — Он быстро привязал лодку к кольцу на причале. — Давай посмотрим. Может, какая-нибудь, которую я не знаю… о, Господи!

— Ты знаешь ее?

— Естественно. Это дядя Фергус.

— Ценная?

— О Господи, нет. Она даже плохая, хотя очень на него похожа, и бедный дорогой Сэм… собака…тетя Эмили очень любила этот портрет. Она говорила, что это лучшее, что есть в доме. Он висела в ее спальне. — Давая объяснения, он все оглядывался вокруг. — И это все? Это и спортивная сумка?

— Я видела только это. Сначала я услышала лодку, а потом увидела его. Он только два раза ходил к дому.

— Спортивная сумка. А могло там лежать оружие… дробовики?

— Не думаю. Оружие? Ты хочешь сказать?..

— Да, — подтвердил он мрачным голосом. — Я говорил тебе, что хочу проверить, все ли на месте. Так вот, ружья дяди Фергуса пропали. Я ездил на материк, чтобы сообщить в полицию. Следовательно, если он их украл, значит, он забирался в дом еще раньше.

— И они, наверное, у него в лодке, да? Нейл, — настойчиво произнесла я, — сегодня он унес картину. И зачем бы там она ему не понадобилась, это означает, что он за ней вернется, причем скоро. Может быть, тебе следует поставить лодку в сарай. Если он сейчас вернется, то не увидит ее и тогда, возможно…

Я замолчала. В тишине мы услышали звук мотора.

Нейл снова схватил меня за руку.

— Быстро. Забирайся. Он возвращается не пешком, он плывет за ней. Наверное, услышал меня. Ну, давай!

Каким-то образом я оказалась в лодке. Нейл отдал швартовы и отчалил от пирса. Лодка повернулась изящной дугой носом к открытому морю. Нейл завел мотор, и она, подпрыгивая, двинулась вперед, а потом взяла ровный быстрый ход.

— Вон он. Не там! Мы слишком далеко! — Я старалась перекричать шум мотора. И показывала туда, где на фоне темных скал еле виднелась мчащаяся серая лодка. Пена клубилась вдоль ее бортов и в кильватере.

Нейл кивнул и сделал какой-то жест, суть которого я не поняла. Было только очевидно, что он заметил «Малую качурку» и понял, куда ему надо плыть. Я оставила его в покое. У меня была куча вопросов, требующих разрешения, но на такой скорости и при таком шуме разговаривать было невозможно. Я успокоилась, следя одним глазом за Нейлом на случай, если ему потребуется моя помощь, а другим за «Малой качуркой».

Теперь мне казалось, что я понимаю, что намеревается сделать Нейл. Обе лодки неслись вдоль берега почти параллельными курсами. Ивэну, волей-неволей, приходилось держаться ближе к изломанной линии берега, а наша лодка (позже я выяснила, что она называется «Морская выдра») летела прямым курсом чуть далее. Когда Ивэн дважды попытался пробиться к открытому морю, Нейл чуть прибавлял ход, и создавалась ситуация, грозящая столкновением. Но, несмотря на это, было очевидно, что он не желает идти до конца. Достаточно было вынуждать «Малую качурку» держаться своего прежнего курса. И, хотя она пыталась увеличить скорость и, вероятно, была сильнее «Морской выдры», мы, мчась по прямой, могли спокойно удерживать ее.

Мы уже почти подошли к Бухте Выдр. Смутно вырисовывавшийся впереди при все прибывающем свете дня гребень был тем самым, что находился сразу же на западе от коттеджа. «Малая качурка» снова повернула к нам, на этот раз Нейл решил пропустить ее. Через секунду я поняла почему. От оконечности кряжа и чуть дальше в море пенящиеся волны били о наполовину скрытые водой зубчатые прибрежные скалы, которые когда-то были частью суши. Тому, кто хорошо знал побережье, они были не страшны. К тому же все становилось светлее. Ивэну явно хорошо был известен путь, но, несмотря на то, что Нейл пропускал его, он не стал делать попытку выйти на свободу и добраться до открытой воды. Он начал замедлять ход, продвигаясь среди белых пятен на воде совсем рядом с берегом. А в одном месте даже пропал из виду между возвышавшейся в море скалой и главными скалами, затем, миновав кряж, он сбавил ход и лениво зашел в Бухту Выдр и двинулся к причалу.