Ангел сунул в Юркину руку несколько кубиков в блестящей обертке.

— Лопай!

Юрка, зажав кубики в кулаке, медленно поднялся. В сузившихся глазах — лютая злоба.

— Ты жри, Гусь, еще дам, — прожевывая какао, сказал Ангел. Губы его стали коричневыми от шоколада, на щеках и подбородке — крошки.

— Жри сам! — вдруг заорал Юрка и швырнул кубики в изумленное лицо Ангела.

— На! На! Проклятый фашист! — изо всей силы тыкал Гусь кулаком в широкую меховую грудь. — Ты же фашист!

И по щекам его катились злые горячие слезы.

Во дворе прокукарекал петух. Шумно одна за другой слетели с насеста куры и, постукивая коготками, стали разгуливать в сенях. Рита растопила огромную русскую печь, налила из ведра в пузатый чугун воды.

— Наша хозяюшка уже за работой? — улыбнулся летчик. Он только что встал. Волосы на его голове стояли торчком. Забрав с собой полотенце, мыло, зубную щетку, Константин Васильевич пошел умываться во двор. Дик увязался за ним.

Юра проснулся вместе со всеми, но вставать не хотелось. Он слышал, как возилась у печки Рита, как лаял на улице Дик.

— Летный денек! — вернувшись в избу, сказал Северов. Его смуглое мускулистое тело порозовело от холода и жесткого полотенца. На сапогах блестели капельки воды. — А ты все валяешься?

Он стащил с Юрки одеяло.

— Подъем!

Юрка кисло улыбнулся и не спеша стал одеваться. Он чувствовал себя разбитым и все еще не мог понять, в чем дело. «Сухари!» — вспомнил он, и настроение сразу упало. Черт бы побрал этого Ангела! Опять втянул в аферу… А что, если узнает Северов! Тогда сразу конец дружбе.

Летчик надел толстую кожаную куртку, взял под мышку меховые унты и помахал ребятам рукой:

— До вечера!

— А чаю? — выглянула из кухни Рита. — Я вам крепкого заварила.

Северов взглянул на часы, сожалеюще покачал головой:

— Не успею… Вылет.

Он ушел. Дик немного поскучал возле закрытой двери и, повесив голову, улегся у порога на половике. Юрка вместе с дядей Колей позавтракал. Тракторист свернул козью ножку, оделся и тоже собрался уходить.

— А ты? — спросил он.

— Иди, дядя Коля, я потом, — сказал Юрка.

Как только за трактористом захлопнулась дверь, он улегся на широкую скамью, заменявшую ему кровать, и стал смотреть в потолок. Не пойдет он сегодня на работу. Неохота. Пускай Катя позлится. Надоела она Юрке. Все спрашивает про Северова. И зачем он сдуру показал ей летчика.

А с другой стороны, Юрке легче стало жить. Катя ласковая такая, все время заботится о нем. Уже два раза сахар в карман клала… Надоест Юрке работать — скажет, что надо друга Северова проведать. Катя всегда отпустит.

На кухне, отгороженной занавеской, что-то загремело, и оттуда на середину избы выкатилась алюминиевая тарелка. Дик вскочил с половика и обнюхал ее.

— Чего ты там? — спросил Юрка.

— Уронила.

— Надо глядеть, — наставительно сказал Юрка.

Снова что-то загремело громче прежнего, и две тарелки подкатились к самой Юркиной кровати.

— Эй! — крикнул он. — Ты нарочно?

Рита молча подобрала тарелки и поставила на полку.

— Остриги ты свою дурацкую косу, — сказал Юрка, — оторву!

— Дурак, — сказала Рита.

— Гляди…

— Боюсь я тебя.

Юрке лень было слезать с лавки. А то бы он живо проучил ее. Потом, не хотелось ссориться с Диком. Пес терпеть не мог, когда они с Маргариткой дрались. Налетал на них, громко лаял, скулил. То Риту потянет зубами за платье, то Юрку за широкие галифе.

Рита стала прибираться в избе. Тряпкой собрала воду с подоконников, смахнула пыль с печи, потом взяла сухой березовый веник и, засунув конец косы в карман фартука, начала подметать пол.

— Тебя прогонят с работы, — не глядя в Юркину сторону, сказала она.

— Пускай.

— Думаешь, Константин Васильевич будет тебя кормить?

— А тебе-то что за дело? — сердито посмотрел на нее Гусь. — Давай мети себе пол да помалкивай в тряпочку.

За окном раздался свист. Юрка вскочил со своей скамейки, отдернул занавеску. По дороге разгуливал Ангел и, щуря глаза, посматривал на окна. Челюсти у Гришки двигались, пережевывая что-то. «Какаву жрет, собака! — догадался Юрка. — Чего ему надо?»

Встречаться с Ангелом не хотелось. Юрка отвернулся от окна.

— Кто это там свистит? — спросила Рита. — Тот тип?

— Тип… — пробурчал Юрка и подумал: «А вдруг еще сюда припрется?» Но, взглянув на Дика, сразу успокоился: пусть только попробует нос в дверь сунуть.

Рита сняла фартук, который сама себе сшила из старой отцовской гимнастерки, уселась с книжкой на подоконник. Первое время она часто отрывалась от книги, поглядывая на «типа», разгуливающего у дома, но потом увлеклась и забыла про все на свете. Юрка походил по избе: деться некуда. Дик, положив морду на лапы, с любопытством следил за ним. Над его глазами двигались маленькие серые бугорки.

Снова за окном свистнули. Рита подняла глаза от книги, посмотрела на Юрку.

— Ждет.

— А-а, плевать!

В стекло мягко стукнулся снежок. Рита положила книгу на колени и повернулась к Юрке.

— Он целый час тут ходит.

«Дика натравить? — подумал Гусь. — Ух, припустит!» Он сорвал с гвоздя фуфайку и ахнул: карман до самой полы был оторван. «Где же это я?» И вспомнил: когда переваливался через борт машины, что-то треснуло…

— Где у тебя нитки-иголки? — спросил он Риту.

— А зачем тебе?

Юрка показал на фуфайку:

— Вот рассадил.

Рита раскрыла круглую жестяную коробку.

— Каких тебе ниток? Черных или зеленых?

— Все равно.

Юрка неловко вдел в ушко иголки толстую нитку, завязал на конце узел и стал пришивать карман. Иголка воткнулась в палец, и он заорал:

— У, черт!

Рита, уткнув нос в книгу, тихонько засмеялась. Гусь свирепо покосился на нее.

— Юр, возьми наперсток! — сказала Рита и бросила ему маленькую блестящую штучку. Юрка повертел ее в руках.

— На палец надень, — подсказала Рита.

— Понятно, не на нос, — сказал Юрка.

Он надел наперсток на большой палец, но через минуту сломалась иголка.

— А-а, и без кармана проживу! — крикнул он, обрывая нитки.

— Дай-ка сюда!

Рита забрала у него фуфайку и в пять минут пришила карман.

— Это… ну, спасибо, — выдавил он из себя.

— Пожалуйста, — сказала Рита.

Юрка взял с подоконника книгу и прочитал на обложке:

— «Айвенго», Вальтер Скотт… Это какой еще Скотт?

— Английский писатель… Знаешь какая интересная!

— А про что?

— Про рыцарей.

Юрка вспомнил, что, когда еще учился в школе, он как-то начал читать книгу «Дон Кихот». Там тоже было про рыцарей, только Юрка не дочитал эту книжку до конца.

— Про рыцарей не люблю, — сказал он. — У тебя про шпану нет книжек?

— Про шпану книг не бывает, — ответила Рита. Ее задело Юркино пренебрежение к Вальтеру Скотту.

— Бывает, — уверенно сказал Юрка. — «Странники» читала?

— А кто писатель?

Юрка, морща лоб, стал вспоминать.

— Ага, есть, — обрадованно воскликнул он. — Этот… Шишкин!

— Шишкин — это художник. — Рита старалась быть серьезной, но губы сами складывались в улыбку. — А писатель — Вячеслав Шишков.

— Про шпану даже кино показывали… «Путевка в жизнь», — оживился Юрка. — И песня есть такая: «Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил… Мустафа по ней проехал, а Жиган его убил…»

В стекло опять стукнулся снежок.

— Чего ему надо? — нахмурился Юрка. И вдруг, взглянув Рите в глаза, набросил на себя фуфайку и, обманув бдительность Дика, который все утро терпеливо ждал, когда Юрка возьмет его на улицу, быстро выскочил за дверь.

— Какой-то ненормальный… — сказала Рита Дику и, пожав плечами, раскрыла «Айвенго».

Увидев Юрку, Ангел засунул руки в карманы, подошел вплотную и отрывисто сказал:

— Ты брось эти штучки!

— Какие штучки? — спросил Юрка.

— Час хожу под окном, а он как барин!