— Не бойтесь, — поспешила объясниться я. — Я не собираюсь брать с собой Майкла. А кроме того, я при всем своем желании никак не смогла бы выехать из этой вашей долины.
Как ни странно, в тот момент я и сама верила в то, что мне нечего и думать о побеге. Я чувствовала себя чем-то вроде заколдованной сказочной принцессы.
— Мне бы больше понравилось, если бы вы имели возможность скрыться отсюда... — печально проронил он.
Я улыбнулась, не скрывая своего недоверия.
— Абсолютно не понимаю маму, — продолжил он. — Я полагал, что она достаточно умна для того, чтобы не назначать вам встреч в деревне! Это же безумие!
— Давайте поставим точки над «I». — Она и не предлагала мне ничего подобного. Более того, она неоднократно повторяла, что лучше приедет сюда сама. Но мне бы совсем не хотелось, чтобы ради меня она проделывала весь этот путь.
Поль слабо улыбнулся.
— Вы слишком много уделяете внимания своему положению в замке. Уверяю вас, моей маме не Испортит настроение поездка сюда. Я сейчас же позвоню ей.
Заметив, что я намерена возразить, он продолжил:
— И не нужно спорить. Я только что сказал Жилю, что машина на сегодня не понадобится.
Меня охватила ярость. Однако я понимала, что бессмысленно, чтобы не сказать опасно, давать ей выход в словах. Собственно, я ожидала, что теперь он наконец уйдет, но он задумчиво потер рукой подбородок и сказал:
— Я только не могу понять, почему мама ничего не сказала о вашем предполагаемом приходе. Ведь она не может не знать об опасности такого путешествия.
Между тем я несколько успокоилась и теперь уже могла держать себя в руках. Мне было ясно, что для меня же будет лучше оставаться осмотрительной в беседе с Полем. Хотя бы потому, что мне уже неоднократно приходилось убеждаться в его разумности.
— Но почему вам так хочется, чтобы пришла она? Это что, вопрос этикета?
— Э-ти-кета? — насмешливо переспросил Поль. — Если бы речь шла только об этикете! Однако речь идет только о вас. Да вы, видно, и не подозреваете, в сколь опасном положении оказались теперь...
При этих словах он испытующе поглядел на меня, как если бы желал проверить, действительно ли я так недогадлива, или притворяюсь.
Он окончательно сбил меня с толку. Его намеки постепенно начали действовать мне на нервы. В конце концов я, кажется, имею право на какие-нибудь разъяснения, но он ограничился замечанием:
— Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас.
Так не могло продолжаться дальше. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Кто-нибудь должен был объяснить мне это странное отношение к моей персоне. Или мне поинтересоваться у мадам Маршан? Нет. Это можно было бы истолковать как неуважение к мадам д'Эшогет. Кто же разговаривает с обслуживающим персоналом о семейных проблемах? К тому же при ближайшем рассмотрении куда-то испарилась и сама сердечность мадам Маршан. Теперь она вела себя со мною так напряженно и официально, как если бы видела меня впервые. Ну а обратиться к мадам д'Эшогет я просто не отваживалась.
Может быть — Брайан? Но нет, мне не хотелось бы навязывать ему свое общество, тем более что после похорон я его почти не видела. Он заперся в своей комнате и не появлялся даже к совместным семейным обедам. Хотя Брайан и не любил Дениз, было ясно, что он очень переживает ее смерть.
Единственным, с кем я, наверное, могла бы поговорить, был Фарамон. Но даже и его в последнее время нельзя было найти.
Однажды я заметила его из окна. Он пересекал один из маленьких внутренних двориков. Я побежала вниз по лестнице, чтобы перехватить его. Однако когда я спустилась, рядом с ним уже стоял Поль. Говорили они очень тихо, и лица их были весьма серьезны.
Я осталась стоять у выхода, и временами до меня доносились короткие обрывки фраз: «...не нужно тратить зря время... опасность для всех... необходим врач...» — говорил Фарамон.
Поля было слышно лучше: «Но ты же в конце концов не ожидаешь, что именно я...»
Но тут он поднял глаза, увидел меня и моментально сменил тему. Мне было страшно интересно узнать, о чем они разговаривали.
Лишь через пару дней мне наконец удалось застать Фарамона в одиночестве. Я напрямик спросила его, почему все так странно ведут себя со мною.
— Что за чепуха! — почти невежливо бросил он. — Вы все это выдумали. Вам никто не говорил, что вы слишком много копаетесь в себе и отличаетесь странной мнительностью?
А когда я все-таки продолжала настаивать на том, что отношение ко мне действительно сильно изменилось, он счел возможным пояснить:
— Конечно, мы все немного изменились. Теперь мы относимся по-иному не только к вам, но и друг к другу.
Фарамон на этот раз выглядел каким-то нервным. Под его глазами виднелись темные круги, как если бы он плохо спал в последнее время. Создавалось впечатление, что смерть Дениз выбила его из колеи существенно больше, чем смерть отца, братьев и племянников. Хотя, с другой стороны, я увидела его впервые лишь через месяц после трагедии. Возможно, этот новый удар судьбы был для него еще более тяжелым.
— Нашей семье пришлось столкнуться с таким количеством несчастий, — тихо произнес он, — что можно подумать, будто над этим домом тяготеет проклятье.
Он посмотрел мне в глаза, и в его взгляде читалось столько симпатии и сочувствия, что мне подумалось — такого прежде не было.
Положив руку мне на плечо, он заметил мягко:
— Бедная Леонора, как же вы, должно быть, сожалеете о том, что этот внешний лоск клана д'Эшогетов заставил вас приехать сюда.
— Лоск, — сердито бросила я в ответ, — тут абсолютно ни при чем... Единственное, что побудило меня принять предложение, была любовь к Майклу.
«Как он может так превратно истолковывать мои мотивы!» — подумалось мне.
Фарамон же задумчиво покачал головой:
— Наверное, вам следовало бы с самого начала уехать из замка.
Но он не спросил, что меня удерживало тут. А то, что это могло каким-то образом оказаться связанным с Полем, он знать не мог. Вероятно, он полагал, что мне трудно было отказаться от величия и роскоши?
— Однако, может быть, и есть путь к соглашению, — сказал он с налетом прежней фривольности, обнимая меня за плечи.
Такое поведение показалось мне столь неуместным, что я решила сразу же пресечь его.
— Почти никакого, — сказала я, освобождаясь от его рук. — И в настоящее время, судя по всему, меньше, чем когда-либо прежде. Представляете, Поль даже не позволяет мне теперь выходить в парк, чтобы подышать свежим воздухом. А мне уже начинает мерещиться, что потолки опускаются на голову.
Я полагала, что он начнет высмеивать меня. Но Фарамон внезапно сделал очень серьезное лицо.
— Может быть, и верно, лучше оставаться внутри. По крайней мере в течение следующей недели. Ведь вам неизвестны обычаи и привычки местных жителей... их предрассудки. А во внутренних двориках вы всегда можете подышать свежим воздухом.
Затем Фарамон попрощался со мною и ушел, сообщив, что намерен найти Жиля для срочного разговора с ним. По всей видимости, он полагал, что я буду придерживаться его указаний. Но я пребывала в бунтарском настроении. Меня совсем не устраивало, что ко мне постоянно относятся как к ребенку, которому говорят, что можно и чего нельзя, и мало привлекала идея все время оставаться за стенами замка. Я тосковала по просторам, по лесам и полям и просто не могла понять, каким образом моя прогулка по парку могла повредить памяти умершей Дениз.
Во второй половине следующего дня я собрала все свое мужество и вышла из замка. В последний момент я чуть не отказалась от своего рискованного намерения, но мое упрямство настойчиво звало меня на свободу.
В долине стоял плотный туман. Воздух, благодаря повышенной влажности, казался тяжелым, и разглядеть что-либо на расстоянии более двух метров было очень трудно.
Окружающее выглядело так мистически-ужасающе, что я даже и не удивилась особенно, увидев появившуюся из тумана Мари-Лизет. Я поняла, что это именно она, еще до того, как успела узнать ее — настолько ее появление соответствовало всей этой неземной обстановке.