Снова защелкали под ногами сучья, и меж стволов показался боец с автоматом. Он тоже был без пилотки, и ветер ерошил его темные волосы.

Боец зорко осмотрелся, вскинул автомат, но летчик выстрелил первым — и боец, глухо вскрикнув, выронил оружие и, схватившись за грудь, повалился на кусты.

— Хенде хох! — услышали они пронзительный мальчишеский возглас и увидели Пашку, выскочившего из-за сосны. В руке у него был зажат парабеллум, наставленный на врага.

Немец затравленно оглянулся, увидел мальчишку, и губы его раздвинула усмешка. Глядя в глаза Пашке, он сделал шаг в его сторону. Парабеллум тускло поблескивал в опущенной руке.

— Кому говорю, бросай оружие! — кричал побледневший Пашка. Глаза его сверкали. — Стрелять буду, гад! Хенде хох!

Немец, по-прежнему улыбаясь, спокойно шел на него. Дуло парабеллума в опущенной руке медленно поднималось.

— Ну, получай, фашист! — вырвалось у Пашки — и грохнул выстрел.

Немец замер на месте, улыбка исчезла с его лица. Губы искривились, и он что-то сказал по-немецки. Из его руки выскользнул парабеллум и ткнулся в мох. Коричневая резная рукоятка весело блеснула на солнце.

— Родька, подыми пушку! — крикнул Пашка, целясь в немца, который левой рукой ощупывал правую, безжизненно повисшую вдоль тела.

Ратмир выскочил из-за кустов. Не глядя на летчика, выхватил из мха парабеллум и снова отбежал в сторону. Володька и Налим, раздвинув ветви орешника, во все глаза смотрели на это.

На полянку вымахнули двое наших бойцов с автоматами на изготовку. Третий появился позже. Он конвоировал летчика, одетого точно в такой же комбинезон, как и тот, которого ранил Пашка.

— Что делается! — воскликнул командир с двумя кубиками. — Пацаны фрица заарканили!

Он подошел к раненому летчику, ощупал его карманы. Оружия больше не было, тогда лейтенант снял с него планшет и передал бойцу.

— Ты его? — взглянул лейтенант на Пашку, который уже успел спрятать парабеллум под рубаху.

— Я целил в плечо, — сказал Пашка. — Вы ведь его еще допрашивать будете?

— Где его парабеллум? — спросил лейтенант.

Ратмир вышел на поляну и протянул ему оружие. Лейтенант засунул парабеллум в карман синих галифе и снова повернулся к Пашке:

— Давай и твой!

— Мой? — Глаза у Пашки сузились, на губах появилась недобрая усмешка. — А этого не хотите? — Он показал лейтенанту кукиш. Я диверсанта в Красном Бору убил и забрал парабеллум… В честном бою заработал, понятно?!

— Из чего же ты его убил? — поинтересовался лейтенант. Голос у него ровный, спокойный, не похоже, что он обиделся на кукиш.

— Я их всех ненавижу! — повел заледеневшими глазами в сторону пленных мальчишка. — Зачем они пришли к нам? Что им тут надо?!

— Не положено гражданскому лицу, да еще несовершеннолетнему ходить в военное время с оружием, — сказал лейтенант, задумчиво глядя на Пашку.

— Я на фронт пробираюсь, — заявил тот. — Буду воевать. А может, возьмут в разведку.

— Это другой разговор, — улыбнулся лейтенант. — Тогда тебе оружие, конечно, необходимо…

Пашка с подозрением посмотрел на него, потом на молча слушавших разговор бойцов, откинул со лба кудри и произнес:

— Об этом я и толкую.

— В нашем полку воюет один пацан, — продолжал лейтенант. — Из самого Бреста. Чуток постарше тебя… Хорошо воюет. Две медали за храбрость заслужил…

— Что я говорил? — повернул просветлевшее лицо к ребятам Пашка. Ему можно, а нам?

— Парень ты, видно, смелый, сказал лейтенант, — вон здоровенного фашиста не испугался! Пойдем с нами, потолкуем с майором, — может быть, что-нибудь придумаем.

— А кто этот майор? — с сомнением в голосе спросил Пашка.

— Разведчик, — серьезно ответил лейтенант. — Понимаешь, его только что в ногу осколком ранило, а то ты бы с ним уже познакомился…

Лейтенант кивнул бойцам, и все двинулись через лес к станции. Впереди командир, за ним два пленных летчика, замыкали шествие бойцы с автоматами.

— Как тебя звать-то? — остановился лейтенант, и вся группа остановилась.

— Павел, — помедлив, ответил мальчишка. — Павел Тарасов.

— А эти… — Лейтенант кивнул на других ребят. — Тоже собрались на фронт?

— Мы, дяденька, сами по себе, — бойко ответил Налим. — Вместе от бомбежки прятались…

— Этого черномазого и того длинного я самолично сцапал вчера у состава, — заметил один из бойцов. — В вагон с провиантом забрались…

— Жить-то надо? — нахально улыбнулся Степка. — Сам о себе не позаботишься — с голодухи копыта откинешь…

На всякий случай он отступил к краю поляны. Володька Грошев поколебавшись, шагнул вслед за ним. Лишь Ратмир остался на месте. Он не знал, что делать: или идти вслед за бойцами и Пашкой, или остаться с ребятами. Там, на станции, его увидит охранник и снова посадит в кладовку…

— Идешь с нами? — спросил лейтенант Пашку.

— Я приду, — сказал тот, не двигаясь с места.

Немец, которого он ранил в плечо, долгим взглядом посмотрел на него, потом что-то негромко сказал другому немцу. Тот скользнул по мальчишке мутными глазами и отвернулся. Группа снова двинулась за лейтенантом. Пашка заметил, что комбинезон летчика у ключицы потемнел от крови. Что ж, Пашка мог быть доволен: он целился немцу в правое плечо и не промахнулся. О том, что могло 6ы случиться, если бы он промазал, не хотелось думать…

На усеянной сухими иголками и опавшими листьями небольшой полянке состоялся короткий мальчишеский совет. Налим все время озирался, поглядывал в ту сторону, куда ушли бойцы с пленными. Чувствовалось, что он боится их возвращения.

Говорил Пашка Тарасов:

— Я пойду к ним… Поговорю с этим майором.

— Дуру отберут, а тебя живо в колонию спровадят, — заметил Налим. — Это он сейчас такой ласковый начальничек!

— Я в вагон с продовольствием не забирался, — бросил на него недовольный взгляд Пашка.

— Айда лучше с нами? — предложил Налим. — Чем жить на подсосе, лучше махнем в глубокий тыл, там жратвы — завались… Будем куркулей облапошивать.

— Я — на фронт, — жестко сказал Пашка. — Воровская житуха не для меня.

— Ну и сыграешь в сундук, — усмехнулся Степка Налим. — Видал, что тут деется? А на твоем фронте и того почище. Там пачками людей убивают. Хоронить не успевают. А мне еще пожить хочется!

— Что у тебя за жизнь-то, оборвыш? — с презрением посмотрел на него Пашка. — Одежда на тебе краденая, рожа грязная, а в кармане вошь на аркане! На фронте героями погибают, а тебя где-нибудь или из вагона вышвырнут, или на путях кольями сообща порешат, потому что ворюг у нас люто не любят.

— Твой кореш тоже этим промышляет, — ядовито заметил Налим, кивнув на Ратмира.

— Пошли, — не удостоив его взглядом, сказал приятелю Пашка.

Не отошли они и пяти шагов, как их догнал Володька Грошев.

— Я с вами, — заявил он.

— А ты-то куда, Здыхля? — крикнул Налим. — На шухере-то стоять боишься, а туда же… на фронт! В детдом вас, лопухов, отправят, а не на фронт!

Мальчишки молча пошли через лес к станции. Налим еще что-то крикнул вслед, но они не расслышали. Внезапно Пашка остановился и сказал:

— Идите, я догоню.

Молча стоял он под сосной и смотрел на муравьиную кучу. Кто-то с краю наступил на нее, и муравьишки деловито ремонтировали свой дом. Когда под ногами ребят перестали потрескивать сучки, Пашка оглянулся, прошел немного вперед, прислушался, потом вынул парабеллум из-за пазухи, спрятал во мху неподалеку от раздвоенной сосны и муравейника. Положил сверху большой сухой сук и, еще раз внимательно оглядевшись, бросился догонять своих.

Ратмир протягивает к банкомету руку с картой.

— На все, — сглотнув слюну, говорит он.

Степка Ненашев — он держит банк — опускает пухлую колоду на колено и холодно смотрит своими свинцовыми глазами на Ратмира. Брови у него густые, черные, на переносице, где они соединяются, косой шрам.

— Клади гроши на кон, — говорит Налим.