К восьми утра Демидов стоял у знакомых ворот усадьбы Ордынских. В руках Даниил держал огромный букет роскошных чайных роз, которые нахально срезал в оранжерее Духона. Осторожно, на цыпочках, он поднялся на второй этаж и подошел к знакомой двери. Учащенно дыша, довольно долго стоял подле нее, но наконец надавил на латунную ручку.

Рассыпав на белоснежных подушках свои длинные темно-каштановые волосы, Катенька спала с улыбкой младенца на устах. «Наверное, сладкие сны видит», – мелькнуло в голове Даниила. Словно зачарованный, он застыл у изголовья любимой, не в силах оторвать от нее глаз. Тут Катенька шевельнулась и, медленно открыв глаза, без тени испуга и удивления с нежной улыбкой посмотрела на Даниила.

– Я знала, что ты придешь, Данька. Я всю ночь чувствовала, что ты уже здесь, где-то рядом, – как-то по-домашнему спокойно произнесла Катенька, словно они расстались только вчера. – Ты ведь прилетел на том зеленом самолете с одним мотором? Правда?..

– Откуда ты знаешь? – опешил Демидов. Встав на колени, Даниил стал лихорадочно целовать ее руки.

– Это все он, – загадочно улыбаясь, ответила молодая женщина.

– Кто он? О ком ты говоришь?

– Наш сыночек, Никита. Это он посылает мне вещие сны. Я это ощущаю. – При этих словах ее мраморно-матовое лицо стало еще прекраснее.

«Почему Никитка?» – хотел спросить ее Даниил. Они же собирались назвать его Сашенькой. Но не стал этого делать. По крайней мере, сейчас.– Господи, Катенька, милая, родная, единственная моя... – успел выдавить он и сгреб ее тело в свои объятия.

Тем же утром. 11.30

Выйдя из машины, Духон энергичным шагом направился к зданию теннисного центра. Не дожидаясь официального открытия праздника, разряженные, пестрые, бесшабашно веселые группы людей уже высыпали на улицы. Отовсюду неслась музыка, песни, частушки, переливы баяна и ритмичные аккорды гитар.

Главная магистраль Рублевки и особенно центр Жуковки представляли собой некую смесь ВДНХ лучших времен и Черкизовского рынка. По обочинам ровными рядами стояли украшенные осенними цветами белые шатры. Раскладные столики полнились аппетитными караваями хлеба, пирогами, горами яблок, ягод, овощей, солений и всяких других домашних яств. Воздух был насыщен аппетитным дымком жарящейся свинины, крольчатины, картошки с грибами.

Улицы были украшены разноцветными флажками, гирляндами и почему-то китайскими фонариками. Почти над каждым зданием развевался флаг Успенского земства, представлявший собой российский триколор с силуэтом карты окольцованной проволокой Рублевки.Не обошлось, конечно, и без любимых чигоринских лозунгов типа:

Отделим Рублевку от рублевой зоны!

Ударим урожаем по тем, кого не уважаем! Жить стало лучше, выпить стало больше!

Навстречу Духону двигалась колонна женского духового оркестра, которая почти полностью состояла из талантливых «девочек Чигорина». Изрядно фальшивя, они исполняли популярные в народе марши. Стройные красавицы были одеты в синие мини-юбки и затянутые армейским ремнем гимнастерки цвета хаки. Стреляя в прохожих глазками и старательно выдувая медь, колонна прошествовала мимо земского старосты, одарив его сомнительного вида улыбочками.

При входе в теннисный центр Духону дружно отдали честь два дюжих молодца, облаченных в парадную форму милиционеров. НКВД. Особенно комично смотрелись широкие синие галифе, заправленные в яловые офицерские сапоги.

Александр, задумавшись, остановился. Он вспомнил о легендарной «Аннушке».

– Скажите, ребята, а где здесь самолет? – спросил он охранников.

– Там, у забора, в самом конце автостоянки, видите, слева...

Проследив за направлением «указующего перста», Духон увидел зеленый звездокрылый биплан, окруженный толпой любопытных. Некоторые смельчаки, в основном ребятишки, уже ползали по фюзеляжу и крыльям «Аннушки» и даже пытались проникнуть в ее чрево.

– Поставьте там на всякий случай охрану, – коротко дал указание Александр и вошел в здание.

В зале он застал трех возбужденных членов совета старейшин. Выглядели они более чем импозантно. Ордынский – в своей парадной генеральской форме со всеми регалиями. Дед Иосиф был в несколько мешковато сидящем на нем черном смокинге, который, очевидно, позаимствовал у внука. Что же касается Федора Акимыча, то он красовался в любимой кожаной куртке от «Армани», которую в последний раз надевал на рыбалку.

По всему периметру огромного помещения вдоль застекленных стен были расставлены покрытые белыми накрахмаленными скатертями длинные столы. На них аккуратными рядами лежали большие металлические подносы с различными закусками, канапе, фруктами, ягодами, овощами, зеленью. По углам столов возвышались стопки фаянсовых белых тарелок с синими логотипами «Общепит».

Несмотря на некоторую скудность добытых Чигориным контрабандным путем рыбных деликатесов, сервировка застолья выглядела довольно красочно и обильно. Однако изюминкой всего этого гастрономического натюрморта были конечно же щедро расставленные по столам бутылки с давно забытыми этикетками «Советского шампанского», водки «Особая Московская», «Столичная», марочных коньяков «ОС» и «КВ», а также знаменитых некогда грузинских вин. На столах рядом с хрустальными пепельницами горками высились зеленые пачки папирос «Герцоговина Флор».

– А что, Сашенька, правду говорят, будто Данька Демидов сегодня утром объявился? – с некоторым сомнением в голосе спросил старик Ордынский.

– Вы что, ваше превосходительство, его еще не видели? Он же с утра к вам домой направился, – искренне удивился Духон.

– Так я ж дома не ночевал, хе-хе, – неосторожно сболтнул лишнего Ордынский. – Я у Агуловых всю ночь с Иосифом Виссарионовичем вел философские беседы.Грузин хмыкнул и, недоуменно пожав плечами, вопросительно посмотрел на Акимыча, мол, что за чушь несет глава совета старейшин.

Тем же днем. 12.30Открытие торжества задерживалось уже на полчаса, ибо Духон ни за что не хотел начинать без своих коллег по земству и, разумеется, друзей. Когда же, уже отчаявшись их лицезреть вовремя, он взобрался на судейскую вышку, чтобы провозгласить здравицу в честь «героических рублевцев», в зале теннисного центра яблоку негде было упасть. Под высокими сводами спорткомплекса громким эхом разносились звуки электромузыки, звон бокалов, вилок и ножей, многоголосый гомон и смех разгоряченных гостей, которые уже успели изрядно надегустироваться.

Дым от «Герцоговина Флор» висел, как говорится, коромыслом.

«Какое все-таки увлекательное занятие наблюдать за поведением людей со стороны, – подумал Александр, с любопытством глядя сверху на публику. – Вот бы сейчас сюда кинокамеру! Какой фильм получился бы в стиле Феллини».

К сожалению, он не мог слышать, о чем говорили гости, хотя некоторые обрывки фраз и доносились до его ушей. Тельцовский, усиленно жестикулируя, доказывал Львову, что если тот и нашел на счастье подкову, значит, что кто-то другой ее потерял. О каком тогда «подковьем» счастье вообще может идти речь? Делая вид, что внимательно слушает мудрые изречения партнера по бизнесу, Львов межу тем пригоршнями поглощал канапе с воткнутыми в них пластмассовыми шпажками. Шпажки он предусмотрительно оставлял на тарелке.

Рядом с ними ожесточенно спорили между собой Чигорин и Ордынский.

– Вы поймите, наконец, уважаемый, что Лидочку я имелтолько в намерениях, – основательно захмелев, оправдывался генерал. – Это, так сказать, виртуальная страсть. Нечто схожее с психотронной войной. Но какие у нее ножки!..

– Поверьте, фельдмаршал, длина ног женщины, особенно в горизонтальном положении, не имеет никакого значения. И вообще, вы не задумывались, что ваш старческий склероз есть болезнь, замечательная во всех отношениях. В организме ничего не болит и при этом каждый день приносит новые впечатления.

– Судью на мыло! – В зале неожиданно прогремел грубый, зычный голос, вслед за которым раздался раскатистый смех небезызвестного красноярского магната Ермакова, который, высоко подняв бокал с шампанским, пытался влезть на вышку. Но быстро осознав всю тщетность своих попыток, Ермаков во всю глотку заорал: – Рублевцы! Давайте жить в мире и согласии до последней капли крови!