– К сожалению, нет. Был «Джемесон», да сплыл. Я уже говорил, карантин. Могу предложить что-нибудь другое.

– Лучше я тогда воздержусь, – отказался изменять привычкам Духон.

– Так мы будем говорить о насущных проблемах или как?.. – подал голос Удачин, казалось, до этого безучастно наблюдавший за тем, что происходило за столом.

– Ладно, перейдем к делу, – серьезно произнес Духон, закурив очередную сигарету. – Так или иначе, власть, хочет она того или нет, в ситуации, которая сложилась, будет вынуждена и дальше закручивать гайки. Поэтому никакой надежды на скорую отмену карантина нет. Пожалуй, наоборот...

– Ну, это и дураку понятно, – бросил реплику Тельцовский.

– Рад, что вы так самокритичны, – парировал Духон. – Если коротко, то для начала я предлагаю выгнать к черту коменданта Гулькина и образовать самим новый орган местного самоуправления, что-то вроде земской управы... Уверен, подобными действиями мы озадачим наших тюремщиков или называйте их лекарями, экспроприаторами. Власть не сможет смириться, что на подведомственной ей территории образовалось нелегитимная административная единица. И испугается этого. А как следствие, начнет договариваться. Тем более, как я понимаю, переговорщики уже начали свою миротворческую деятельность. – При этих словах Духон выразительно взглянул в сторону Разина. Но тот этого не заметил, ибо был поглощен поеданием сладостей.

– А ведь Духон прав, – после небольшой паузы заметил Львов. Его поддержал и хозяин дома.

– Нам всем сегодня надо ответить на один-единственный, но принципиально важный вопрос: мы будем бороться или сдадимся на милость чинушам? – Духон громко, чтобы услышали все присутствующие, спросил гостей.

– Бороться! Только бороться, а не распускать нюни! – задиристо, точно по-пацански, оживился уральский заводчик Демидов. – Давайте в ближайшие дни устроим демонстрацию, колонной пройдем по Рублевке. Народ подтянется. Пусть в Кремле знают, что мы не пали духом.

– А что, мужики, тоже интересная мысль! – засмеялся Духон.

– Колонной так колонной, – поддержал идею и Агулов, доселе хранивший гробовое молчание. Он все гадал, коснется ли временное управление его безалкогольного производства, и поэтому до поры до времени не выплескивал наружу своих чувств. – Ты, Даниил, генерала Ордынского подними. Я – своего деда. Он – собутыльников. В итоге получится единение олигархии с народом. Отлично ты придумал, Даниил, – заключил безалкогольный король Агулов.

– И сразу же Гулькина сковырнем. Хватит, науправлял. Мусора, поглядите, сколько кругом! К домам не подойдешь.

Его дружно поддержали остальные. Только Сема Фомарь, притворившись, что клюет носом, промолчал. Он в принципе всегда был против классовой борьбы и вообще всякой борьбы, даже если она велась на спортивной арене.

– В таком случае я вам сообщу о месте и времени учредительного собрания, – коротко бросил Духон, – и о дне демонстрации. Кстати, ее можно будет сразу провести после собрания.

– А что, мудрая мысль – начать на Рублевке новую жизнь! Отделимся от Москвы, наладим хозяйство. Что о нитогда запоют?! Науправляют без нас на свою голову. Да ни в жизнь, – проводив взглядом Духона, заметил Никелев. – До первой получки на предприятиях, может, и продержатся. А вторую, боюсь, уже платить будет нечем. Мы все это уже не так давно проходили.

Духон первым поспешил покинуть дом Стрельцова. До дома Ордынского было рукой подать. Он прекрасно сознавал, что только силами кучки богатеев, то, что они задумали сочинить в своем будущем земстве, не получится. Где-то поблизости раздавались голоса. Он сразу узнал и чигоринский бас, который, как показалось Александру, с кем-то чокался. Так и есть, Чигорин предпочел посиделкам у Стрельцова иную компанию. Только что он с видимым удовольствием выпил с Акимычем за светлое будущее народов Экваториальной Африки, которым, по мнению тостующих, живется даже хуже, чем им сейчас в карантине. Не успел Александр поздороваться, как в комнату вслед ввалились Демидов с Агуловым.

– Из-за стола опять за стол?! Весело живем. Даже как-то неудобно.

– Господа, приветствую вас как добрых рыцарей короля Артура, – важно обратился к гостям Петр Никодимыч.

Никто так и не понял, почему они вдруг рыцари и при чем тут король Артур. Тем не менее любезно поблагодарили старика.

– С чем пожаловали, Александр Павлович? – обратился старик к бывшему олигарху.

– Итак, коротко. Ситуация на Рублевке, как видим, абсолютно вышла из-под контроля. Власти не просто объявили карантин, а устроили нам самую настоящую блокаду. Бензин, как видите, не поставляют. Продукты практически тоже. Кормят народ в этих мерзких эмчеэсовских госпиталях и реабилитационных центрах какой-то бурдой и сухими пайками, да и то раз в день...

– А какой у вас бардак на улицах, – счел необходимым поддержать Александра дед Иосиф. – Хуже самой грязной курдской деревни. Даже в лагерной зоне чище было...

– Правильно! – подхватил Акимыч. – Я давно предлагал сначала уничтожить эти пси-генераторы, а затем силой прорвать оцепление. Пока мы тут все концы не отбросили... А вы только ультиматумы рассылаете.

– И чего мы этим добьемся? – невозмутимо спросил Духон.

– У нас будет полноценная протестная демонстрация. Власть увидит, против чего мы протестуем.

– А потом что? Сложить на груди руки и ждать голодной смерти? – язвительно полюбопытствовал Ордынский.

– Во-первых, демонстрация – это идея, простите, вашего квартиранта. А во-вторых, нам нельзя ждать милости от природы, – совсем уж неожиданно продекламировал Духон и загадочно умолк. – Так вот. Я считаю, что надо созвать собрание жителей Рублевки, в разумных масштабах конечно, и создать свой орган самоуправления. И с его помощью начать строить новую жизнь. Чистить улицы. Пахать. Сеять. Собирать урожай...

– Неужели ты думаешь, что этотак надолго? – ужаснулся Чигорин.

– Не знаю, – резко отрезал Духон, всем своим видом показывая, что не намерен гадать на кофейной гуще. – Делом займемся. Вот что главное. Посмотри, сколько талантливых людей зависло здесь, мается бездельем. Ты, например, кто по специальности?

– Да я уже и не помню, строитель я теперь.

– Вот и отлично. Дел будет по горло. Я ведь тоже строитель. И в типографии работать могу. Не пропадем.

Если бы рядом с Духоном в этот момент находился Багрянский, даже он поверил бы в небывалый энтузиазм, охвативший друга. Духон патологически ненавидел безделье, которым мучился уже третий месяц.

– А как же законный комендант Гулькин? Его что, побоку? – спросил Ордынский.

– Гулькин – не власть! Гулькин – бутафория! Обыкновенный управдом, не более того, – уверенно ответил Александр. – Поэтому я предлагаю не позднее чем в День Победы созвать в Жуковке собрание обитателей Рублевки и избрать новый орган власти. Олигархи, насколько я понял, тоже решили принять участие в нашем доморощенном путче. Я уже говорил, что встречался с ними.

– Вот на этот счет тебе, Даниил, партийное поручение. Возьми, кого считаешь нужным, и вперед, на баррикады. А детали по организации собрания, или лучше сказать земского собора, мы еще обсудим.

* * *

Москва теперь все больше догадывалась о том, что же происходит за Кольцевой дорогой – на Рублево-Успенском шоссе. Публикация, которую запустил Тим Талбот с подачи Багрянского, прозвучала как взрыв разорвавшейся бомбы.

Иностранные СМИ с удовольствием и одновременно с тревогой обсасывали детали событий на Рублевке и особенно неожиданное прочтение в новом контексте закона о временном управлении активами собственников. Из российских СМИ бунтовало «Эхо Москвы», «Молодая газета» и еще кое-какие незначительные источники. Они в унисон выделяли политический контекст событий, связывая их не столько с новым законом, сколько с началом предвыборной борьбы и чьим-то волевым решением удалить олигархов с поля боя за власть.

В праздничный майский день Шатунов уже с самого утра был в дурном расположении духа. Еще за завтраком он сполна начитался выдержек из различных источников информации, заботливо присланных дежурным помощником, и теперь не находил себе места в огромной шестикомнатной квартире.