До самого берега они не произнесли ни слова. Ваня с трудом стащил резиновые сапоги и вылил из них воду. Карбас колоколом гудел от свирепых ударов волн, но шел точно в том направлении, куда правила девчонка. Платок улетел с ее шеи, когда помогала Ване взбираться в высокий карбас. Ветер швырял девчонке в глаза длинные желтые пряди волос, она то и дело одной рукой отбрасывала их с глаз. Другой — крепко держала кривой железный прут, заменявший румпель.
На берегу их ждал высокий человек в брезентовой куртке, подпоясанный широким ремнем с медной пряжкой. Как только карбас ткнулся носом в песчаный берег, человек ухватился за него и еще дальше вытащил на отмель. Потом, будто котенка, сгреб мокрого, дрожащего Ваню и поставил на землю. Сверху вниз посмотрел на него, усмехнулся:
— Выкупался, молодец? На нашем озере это не диво. Моли бога, что дочка у меня такая проворная, я бы уже не успел до тебя добраться.
— Это Ваня, — сказала Элла. — Он с острова приплыл, папа.
— Лодка-то моя утонула, — первое, что сказал Ваня, выйдя на берег.
— Гляди какой шустряк! — удивился человек. — Чуть в гости к ракам не угодил, а про лодку помнит… Бегом в сторожку! Там печь затоплена, погрейся, обсушись.
Элла взяла Ваню за руку и, как маленького, повела по узкой тропинке в лес, где виднелась небольшая серая избушка, похожая на ту, в которой они жили на острове. Из круглой железной трубы валил дым. Ветер тут же подхватывал его и, разодрав на синие клочки, развешивал на колючие лапы елей.
— Мой папа сплавщик, — сказала Элла. — Собирает прибитые к берегам хлысты, связывает их, а потом приходит катер и забирает.
Ваня не ответил. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Хотя и был босиком, казалось, к каждой ноге привязано по пуду. Глаза слипались. Так бы и упал грудью на эту родную твердую землю и прямо в мокрой одежде заснул бы…
— Отпусти, я сам, — вырвал руку Ваня. — В детском садике и то никого за руку не держал.
Элла взглянула на него и прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.
— Ты чего? — подозрительно спросил Ваня.
— У тебя окунь в ухе!
Ваня машинально поднял руку и пощупал ухо.
— Смешной ты… — громко рассмеялась девчонка.
К вечеру лодку прибило к берегу. Она так и вылезла на желтый прибрежный песок днищем кверху. Какой-то противный моллюск уже прилепился к доске. Обрадованный Ваня два раза обошел кругом весь остров в надежде найти и весла, но, куда не кинь взгляд, кругом бревна. Много их выбросило в этот раз на пустынный берег. Отец Эллы бродил по берегу в высоких резиновых сапогах, сталкивал багром бревна снова в воду и там связывал просмоленными канатами в плоты.
Ваня обсушился у печки. Пришлось все снимать с себя, выжимать и потом развешивать над печкой. Элла специально веревку протянула от стены до стены. Сделанная из железной бочки печка топилась жарко, и через полтора часа все высохло, даже сапоги. За окном завывал ветер, шумело озеро, в стекла хлестко ударяли крупные дождевые капли, скрипели, раскачиваясь, деревья, а в избушке тепло и сухо. Пахнет свежим хлебом, вяленой рыбой и березовым веником. Ваню разморило и с новой силой стало клонить в сон. Он «клюнул» и чуть не обжег нос о трубу. Взяв с топчана старенькое коричневое одеяло, завернулся в него и, прислонившись спиной к ящику с канатом, сразу же провалился в тяжелый глубокий сон без сновидений.
Разбудила Элла. Пока Ваня сушился, она помогала отцу вязать бревна, а теперь вот пришла проведать. Молча поставила на стол котелок с застывшей, как холодец, ухой, нарезала хлеб, положила деревянную ложку и головку чесноку.
— Не обессудь, — насмешливо заметила она, — сигов мы еще не наловили…
Ваня, моргая со сна, смотрел на нее. Одеяло сползло с плеч, и он натянул его. С трудом сообразил, где он и что с ним произошло. Элла подбросила в едва теплившуюся печку дров. На загорелых коленках девчонки свежие царапины. Если бы не Элла… Ваня даже плечами передернул, представив на миг, что бы тогда было…
— Кажется, я заснул, — сказал он.
— Кажется! — фыркнула девчонка. — Ты спал два часа. Чуть одеяло не сжег. Из печки выкатился уголек — и прямо тебе на колени. Видишь, дырка? Мог бы и сам сгореть… — Элла рассмеялась. — Как говорится, из огня да в полымя.
— Из воды в огонь, — поправил Ваня. — И ты потушила… этот пожар?
— Из кружки плеснула, ты даже не пошевелился.
— Выходит, ты меня уже два раза спасла?
— А ты все считай, — опять засмеялась девчонка. — Уж тогда не два, а три раза.
— Три?
— Когда я первый раз прибежала сюда, гляжу, у твоих ног змея свернулась и смотрит на огонь…
— Врешь! — воскликнул Ваня.
— Иди погляди, она под сосной валяется… Здоровенная! Я ее за хвост и об пол.
— Действительно, я попал в избушку на курьих ножках, — сказал Ваня. — Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит… Русалка — это ты.
— Будешь обзываться — не дам компота.
— Ты была в Ленинграде? — помолчав, спросил он.
— В Кандалакше была, в Мурманске, а в Ленинграде нет, — ответила Элла.
— Если приедешь, я тебе весь город покажу, — сказал Ваня. — Запиши мой адрес.
— Не в последний, наверное, раз видимся, — улыбнулась Элла. — Ты ешь, уха-то двойная… Видишь, сама застыла.
Уха была великолепная. Ваня съел все, что было в котелке. На второе Элла подала подогретую на печке картошку с жареной рыбой. Ваня и это съел с удовольствием. Черствую корку хлеба он старательно натирал крепким пахучим чесноком и посыпал солью, как научил его Виктор Викторович. На третье девчонка налила в стакан из жестянки консервированный компот из слив.
— Обязательно приезжай, — сказал Ваня. — Будешь жить у нас, квартира большая.
— Здесь останешься ночевать, или на остров отвезти?
— Наверное, уже волнуются, — сказал Ваня.
Элла быстро убрала со стола, вымыла в большой эмалированной миске посуду. Ваня все насухо вытер полотенцем. Элла подобрела и весело посматривала на него. Да и Ваня никак не мог взять в толк, с чего это он тогда взъелся на такую хорошую девчонку?
— Ты далеко отсюда живешь? — спросил он, застегивая куртку.
— В Вильмаламбине. Это далеко, на другой стороне озера. Ваши приезжают в наш поселок в бане мыться.
— Я ни разу не был.
— Каждую субботу на машине приезжают. Как закон.
Они вышли из дома. Глядя на озеро, трудно было поверить, что была буря. Ровная зеркальная гладь раскинулась кругом. Ни одной морщинки. Редкие облака отражались в воде. Закатившееся за остров солнце подкрасило их в желто-розовый цвет. Отсюда Сень-гора видна как на ладони. У подножия растут сосны и ели, выше — березы, осины. Меж деревьев разбросаны гранитные обломки. Чем круче Сень-гора, тем меньше деревьев. Недостает им сил вскарабкаться на этакую крутизну. Лишь кустарник да зеленые мхи добрались до самого верха. Над вершиной неподвижно застыла огромная сизая воронка. Широкая розовая горловина направлена в небо, а сужающийся книзу конец воткнулся в самую маковку горы. Уж не этот ли смерч свирепствовал днем над Вял-озером? А сейчас, опустошенный, побледневший, успокоился и остановился передохнуть над красавицей Сень-горой.
— Никогда такого не видел, — кивнул Ваня на гигантскую воронку.
— Я тоже, — призналась Элла и, помолчав, спросила: — Почему ты назвал меня хозяйкой Медной горы? Кроме Сень-горы, тут близко и гор-то больше нет.
— Ты разве не читала «Малахитовую шкатулку» Бажова? — удивился Ваня.
— Не читала.
— Ладно, я тебе из Ленинграда пришлю, — пообещал Ваня. — Книга — закачаешься.
— Я в библиотеке возьму, — сказала Элла. — Если только она там есть. У нас маленькая библиотека.
Андрей Степанович — отец Эллы — сам привязал Ванину лодку к карбасу. К своему удивлению и радости, мальчишка увидел на дне лодки два желтых, только что вытесанных топором весла. Это Андрей Степанович сделал, пока они с Эллой беседовали в избушке.
— Спасибо, — сказал Ваня.
