— Я и не подозревала, что ты даже знаешь Есенина, — удивилась Нина Васильевна.
Ваня улыбнулся и сел. Есенина он совсем не знал. Вчера случайно на столе у отца нашел открытый зеленый томик и наткнулся на это стихотворение. Обычно Ваня плохо стихи запоминал, а эти строчки почему-то сразу отложились в памяти.
— Хватит о птицах и поэзии, — сказала Нина Васильевна. — Перейдем к прозе…
Это был последний урок по литературе; занимались повторением пройденного. В классе было тихо. Даже вертлявый Пирамида молчал за своей партой. Но эта подозрительная тишина не могла ввести учительницу в заблуждение. Она неожиданно поднялась из-за стола и молча направилась вдоль рядов. Попались с поличным сразу трое: Пирамида — он мастерил рогатку, Ваня Мельников — он с увлечением читал… инструкцию к лодочному мотору «Москва» и Леня Бойцов, бессменный староста класса, первый силач — кто бы мог подумать! — с упоением сочинял стихи о любви.
Нина Васильевна положила недоделанную рогатку на стол и посмотрела на Пирамиду.
— О птичках с умилением говоришь, а сам для них рогатку сделал?
— Это не для птичек, — пробурчал Пирамида.
— Для кого же, интересно?
— Я кошек не люблю.
— Мне стыдно, что в моем классе учится такой жестокий человек, — сказала Нина Васильевна.
— Я еще ни разу и не выпалил из нее, — стал оправдываться Пирамида.
Нина Васильевна уже не смотрела в его сторону. Она с недоумением вертела в руках тоненькую инструкцию. Пожав плечами, вернула Мельникову. Понятно было, если бы Ваня с увлечением читал Майн Рида или Вальтер Скотта, а то — лодочный мотор «Москва»! А вот Леня Бойцов всерьез озадачил учительницу. Сидел он за партой красный и не поднимал глаз. Нина Васильевна полистала блокнот, отобранный у Гиревика, и положила ему на парту.
— Это все ты… сочинил на уроках?
— Почему на уроках? — пробурчал Леня Бойцов. — И дома.
— Вот это новость! — воскликнул Пирамида, обрадованный, что о нем забыли. — Гиревик оказался поэтом! Нина Васильевна, пусть он нам почитает что-нибудь?
— Я те почитаю! — глянул на него Бойцов.
— Я тебя очень прошу, Леня, на уроках больше этим не заниматься… Кстати, почему бы тебе не написать что-либо для нашей стенгазеты?
— Я для себя пишу.
— Если хочешь, давай поговорим о твоих стихах, — мягко сказала учительница. — Конечно, после уроков.
— Давайте лучше на уроке, — хихикнул Пирамида.
— Эй ты, живодер, — сказал Гиревик. — Прикуси-ка свой язык!
— Я не одобряю Бабочкина, — сказала учительница, — но и ты, Леня, не должен быть таким грубым. Человек, который увлекается самым благородным и изящным искусством — поэзией, не должен быть таким…
— Никакой я не поэт, — сдерживаясь, сказал Леня. — И не надо, пожалуйста, больше…
Ребята с удивлением смотрели на него. Никогда еще староста не был таким рассерженным. У него даже шея стала красной.
— Хорошо, — сказала Нина Васильевна. — Оставим это…
* * *
…Сразу после уроков приятели отправлялись к Косте Рыбакову. Вот-вот должен был вернуться из командировки его отец, а мотор все еще не был приведен в порядок.
Дверь им на этот раз открыл не Костя, а высокий светловолосый человек, похожий на их нового приятеля. Ваня сразу сообразил, кто это, и, не переступая порога, спросил:
— У вас макулатура имеется?
— Заходите, — пригласил человек. — Сейчас пошукаем.
И тут все дело испортил Костя: появившись из-за спины отца, он бросился пожимать им руки. Светловолосый человек с интересом посмотрел на них и сказал:
— Это и есть известные специалисты по уничтожению моторов?
— Мой папа, — сказал Костя.
— Надо полагать, насчет макулатуры вы пошутили?
— Пошутили, — вздохнул Андрей.
— Мы пришли мотор собирать, — сказал Ваня.
— В таком случае раздевайтесь, — распорядился Костин отец. — Раз вы такие специалисты, и мне будет полезно кое-чему поучиться у вас…
В прихожей Костя шепнул:
— Вы не расстраивайтесь, он уже не сердится.
— Досталось тебе? — поинтересовался Ваня.
— Мы с ним не ссоримся, — сказал Костя.
— Везет же людям, — позавидовал Андрей.
Мотор, конечно, собрал Костин отец, а мальчишки смотрели. Василий Иванович, так звали Костиного отца, рассказал про взаимодействие всех агрегатов. Рассказывал он подробно и понятно, не то что по инструкции. Когда мотор вновь был поставлен в угол прихожей, Василий Иванович сказал:
— «Москва» — сложный механизм. Вам нужно было начинать с малосильного мотора. Например, «Стрелы» или «Салюта».
— Где его возьмешь-то? — вздохнул Ваня. — Инструкцию и то не выпросить…
— Вот что, специалисты, — сказал Василий Иванович. — В субботу утром приходите. Я как раз буду перебирать «Салют»…
— Придем, — обрадовался Ваня.
— Великое дело, когда отец рыбак, — после того как Василий Иванович ушел, сказал Ваня. — Рыбак рыбака видит издалека…
— Это ты рыбак? — усмехнулся Андрей. — Да ты еще ни одной рыбины не поймал!
— Моя рыба гуляет в Вял-озере, — мечтательно сказал Ваня. — Ждет.
— Чего ждет? — спросил Костя.
— Сяду я в лодку, запущу мотор и умчусь в голубую даль… Где-нибудь за островом встану на якорь и закину удочку… Андрей, а ведь у нас еще даже удочек нет.
— Удочки — это не проблема, — сказал Пирожков.
— А я не люблю рыбу ловить, — сказал Костя. — Она в воде красивая, а вытащишь — становится синей.
Андрей подошел к зеркалу.
— А твоя бодяга здорово помогает, — сказал он. — Даже следа не осталось!
— Верное средство, — кивнул Костя.
Ему столько же лет, сколько и его приятелям, и учится он тоже в шестом классе. Худощавый, с каштановыми волосами, как у матери, и большими задумчивыми глазами, он был похож на девочку. Ваня и Андрей скоро убедились, что Костя незлопамятный парень, у него мягкий и покладистый характер, и даже было удивительно, что ему так часто приходится драться. Ваня как-то предложил изловить Мишку и проучить как следует, но Костя не согласился.
— Я его в школе видел, — сказал он. — Скучный такой… Губа разбита и тоже здоровенный синяк был под глазом…
— Небось тоже бодяги дал? — спросил Ваня.
— Жалко, что ли? Она и стоит-то всего пятачок.
— Добрый ты человек, — похлопал его по плечу Ваня. — Послушай, Андрей, возьмем его в экспедицию? Правда, рыбу он не ловит, зато будет нас от разных болезней лечить.
Сказал это Мельников таким уверенным тоном, будто он самолично ведал набором кадров в экспедицию.
— Я не возражаю, — сказал Андрей.
— Ну как, едешь с нами?
— Я подумаю, — сказал Костя. — Надо с родителями посоветоваться.
— Вот уж это зря, — поморщился Ваня.
— Уехать и ничего им не сказать? — удивился Костя.
— Письмо можно написать, — сказал Андрей.
— И обязательно положи его в суповую кастрюлю… — подковырнул Ваня.
— А вы разве родителям ничего не говорите?
— Мы… — начал было Андрей, но Ваня перебил:
— Мы уже не первый раз. Наши родители привыкли… Верно, Андрей?
— Привыкли, — кивнул тот.
— Я от своих родителей ничего не скрываю, — сказал Костя.
— У тебя отец рыбак, — вздохнул Ваня.
— И мать у тебя здоровая, — прибавил Андрей. — А у моей сердце слабое.
— Она принимает валокордин или капли Зеленина? — спросил Костя.
— Принимает, — сказал Андрей.
— А какое у нее давление?
Андрей растерянно уставился на него. Про давление он ничего не слыхал.
— Мы тебя доктором в экспедицию возьмем, — сказал Ваня. — Ты — как профессор: все болезни знаешь.
— Прочитай медицинскую энциклопедию — и ты будешь знать.
— Я засну сразу, — сказал Ваня.
Костя задумчиво посмотрел на него. Ему нравились эти веселые ребята, но слушать Ванино вранье надоело.
— Какие вы специалисты по моторам, я уже знаю, — сказал он. — Хватит меня за дурачка считать… Ну как ты меня возьмешь в экспедицию, когда тебя самого-то еще никто не возьмет?
