Со стариками Лиза говорила о болезнях, матерей семейств деликатно расспрашивала о младенцах, народившихся и ожидаемых; малышня цеплялась за ее юбку, звала поиграть, и Лиза снисходительно держала конец веревочки, пока замурзанные девчушки неизменно запутывались уже на третьем прыжке.
Лиза практически добралась до дома, когда услышала в свой адрес «Доброе утро!».
Она оглянулась и узнала человека, насчет которого Том утверждал, что его имя Джим Блейкстон. Блейкстон сидел на табурете и качал на каждом колене по малышу. Лизе вспомнилось, какая жесткая у него борода; кроме бороды, сохранилось впечатление как от чего-то большого. Теперь она видела, что Блейкстон действительно крупный, высокий, широкий в кости; еще она отметила грубоватые, мужественные черты лица и славные карие глаза. Прикинула, что Блейкстону, должно быть, лет сорок.
– Доброе утро! – повторил Блейкстон, поскольку Лиза остановилась и смотрела на него.
Лиза сконфузилась до пунцового оттенка щек и невозможности вымолвить хоть слово.
– Ну, чего смотришь, будто я съесть тебя собираюсь? Не бойся, я девчонок не ем, – ободрил Блейкстон.
– Вы кто? Я вас не боюсь.
– Что ж тогда покраснела? – по существу заметил Блейкстон.
– Просто нынче жарко.
– Значит, не злишься, что я тебя вчера поцеловал?
– Я не злюсь, хоть это с вашей стороны наглость.
– А что было делать? Ты сама мне в руки бросилась.
– Ничего я не бросилась. Это вы мне дорогу заступили. Поймали меня.
– И расцеловал, покуда ты не очухалась. – Он осклабился, явно от приятных воспоминаний. – Что ж, Лиза, – продолжал Блейкстон, – раз я тебя против воли поцеловал, тебе лучший способ отомстить – поцеловать меня по своему желанию.
– Чтоб я с вами целовалась? – Лиза даже рот открыла от возмущения. – С этаким нахалом?
При появлении Лизы Блейкстон перестал качать детей, и теперь они требовали продолжить забаву.
– Ваши? – спросила Лиза.
– Мои, да только есть и еще.
– Сколько всего?
– Пятеро. Старшей дочке пятнадцать, сыну двенадцать, эти вот, да еще в люльке один.
– Трудно, должно быть, этакую ораву прокормить?
– А то. Тем более шестой на подходе.
– Ну, пенять-то вам не на кого, кроме как на себя, – рассмеялась Лиза.
Кивнула и пошла домой.
Блейкстон смотрел ей вслед – и видел, как за Лизой увязалась добрая дюжина мальчишек. Они просили поиграть с ними в крикет. Цеплялись за руки и юбку, тащили к своей площадке.
– Не буду я играть, – отбивалась Лиза. – Мне еще обед стряпать.
– Зачем напрягаться? – вопил малолетний остряк. – Купи в лавке вареной конины и ешь себе на здоровье.
– Ах ты, маленький сукин сын! – весьма неэлегантно выразилась Лиза и хотела было отвесить мальчишке подзатыльник.
Он увернулся, завизжал от восторга, изловчился и схватил Лизу под коленки; второй мальчик повис у нее на шее, вместе они повалили ее на землю, и все трое стали бороться и кататься. Остальные насели сверху; получилась настоящая куча-мала.
Лиза не без труда высвободилась, сняла шляпу и принялась лупить ею мальчишек, сопровождая хлопки самыми яркими эпитетами. Наконец, задав малышне жару, с видом победительницы проследовала домой, стряпать обед.
4
Погода в официальный выходной выдалась отличная. Правда, безоблачное небо грозило удушающим зноем к полудню, но пока, ранним утром, на улице было свежо и прохладно. Лиза проснулась, распахнула окно, оделась, размышляя, чем бы занять день. Вспомнила, что Салли со своим парнем едет в Чингфорд, а она остается на пыльной улице вместе со стариками да малыми ребятами. Ей хотелось, чтоб был обычный рабочий день, чтоб вообще не было никаких официальных выходных. А то получается, думала Лиза, как два воскресенья подряд, только второе гораздо хуже первого. Мать еще спала, приготовление завтрака могло подождать, вот Лиза и глазела в окно, опершись на подоконник.
Через некоторое время на улице появилась Салли, одетая в порфиру и виссон[9], а точнее, в великолепное красное платье, отделанное плюшем; на голове девушки красовалась огромная шляпа с множеством перьев. Папильотки, которые Салли накрутила еще в субботу, полностью оправдали ожидания – рыжеватая челка лежала как приклеенная. Настроение Салли соответствовало наряду.
– Привет, Лиза! – крикнула она, заметив подругу в окне.
Лиза почувствовала легкий укол зависти и ответила вполголоса:
– Привет.
– Иду к «Красному льву», там Гарри должен ждать.
– Когда отправляетесь?
– Платформа тронется ровно в полдевятого.
– А сейчас восемь; я слышала, только что в церкви пробило. Гарри наверняка еще не пришел.
– Не, он обещал пораньше. Мне дома не сиделось. Мандраж с полседьмого. А подхватилась я и вовсе в пять.
– Ничего себе! И что ты делала, с пяти-то часов?
– Одевалась. Причесывалась. Встала, потому что не могла больше в постели валяться. Я, считай, ночь не спала, все представляла, как оно будет.
– Вот чудачка! – подытожила Лиза.
– Ничего не чудачка. Я ведь не каждый день на пикник езжу. Ох и весело должно быть!
– Совсем сбрендила, – произнесла Лиза несколько раздраженно.
– А ты будто не хочешь на пикник!
– Конечно, не хочу! Хотела бы – поехала бы.
– Ну ты и зануда, скажу я тебе. Тогда хоть другим удовольствие не порть. Я бы на твоем месте ни в жизнь не отказалась.
– А я на своем отказалась. Больше не предложат. – Последнюю фразу Лиза произнесла с легким раскаянием.
– Пошли к «Красному льву». Поболтаем, пока платформа тронется, – попросила Салли.
– Чтоб мне пусто было, если пойду! – с жаром воскликнула Лиза.
– Тебе и так пусто. А я боюсь: вдруг Гарри не пришел, буду одна стоять как дура. Пойдем, Лиза, хоть лошадок посмотришь.
На самом деле Лизе ужасно хотелось посмотреть и лошадок, и платформу, и принаряженную публику, но она еще некоторое время вредничала. Салли повторила просьбу. Наконец Лиза согласилась.
– Ладно, схожу с тобой, дождусь, пока это старое корыто тронется.
Она не потрудилась надеть шляпу, вышла в чем была. Девушки поспешили к пабу, который снаряжал платформу.
Хотя до начала оставалось еще почти полчаса, платформа была на месте, у главного входа, – широкая, длинная, с сиденьями, расположенными поперек, каждое сиденье рассчитано на четверых. Платформу волокли две крепенькие лошадки; кучер как раз проверял упряжь. Салли опередили с полдюжины человек; они заняли места на платформе. Гарри еще не пришел. Девушки остановились у входа в паб, стали наблюдать за приготовлениями. Из паба выносили огромные корзины со всяческой снедью; ящики с пивом заталкивали под сиденья, под ноги кучеру, и даже подвешивали под платформой. По мере того как подтягивался народ, Салли волновалась все больше.
– Господи, где его носит! – воскликнула она. – Разве можно так опаздывать?
И стала смотреть в сторону Вестминстер-Бридж-роуд, не идет ли Гарри.
– А если он вовсе не появится? То-то он у меня попляшет! Всю душу вымотал!
– Еще целых пятнадцать минут, – равнодушно заметила Лиза.
Наконец Салли увидела своего дружка и бросилась ему навстречу. Лиза осталась одна. Все эти приготовления, ожидание праздника выбили ее из колеи. О самом факте отказа Тому она не жалела; жалела лишь о том, что принять предложение ей помешала совестливость. Подошли Салли с Гарри; одетый в лучший воскресный костюм, включающий даже сорочку и воротничок, Гарри был под стать своей девушке. Вдобавок он прихватил гармонику, чтоб не скучать в дороге.
– Лиза, а ты что, разве не едешь? – удивленно спросил Гарри, заметив, что Лиза без шляпы и в переднике.
– Нет, – отвечала Салли. – Дура, правда? Том ее пригласил, а она уперлась.
– Во дает!
Затем они взобрались по лесенке на платформу и сели, а Лиза вторично за утро осталась одна. Народ подтягивался, почти все места были уже заняты. Лиза знала всех присутствующих, но они слишком боялись, что придется ехать стоя, и потому отделывались от Лизы кивками. Наконец появился Том. Увидел одинокую Лизу и подошел к ней.