Припав к земле возле танка, огляделся, танкодесантники махнули мне рукой, кто-то скомандовал: «Прикрывающий огонь!» – и все солдаты, кто мог стрелять, открыли по противнику шквальный огонь.

Это мой шанс! Рывок через дорогу. Ох, беда, горящий танк меня подсвечивает. Слева и справа поднимаются фонтанчики пыли, выбитые пулями. Словно безумный, я диким зигзагом мчусь вперед и уже у самого джипа ныряю и кубарем подлетаю к колесам машины. Откуда только силы берутся? Осмотримся…

Проклятье! В кузове лежит мертвый радист, крепко сжимающий карабин: он собирался драться, но не успел выбраться из машины. Разбитая вдребезги рация вынесена из креплений в борту. Что в кабине?

Дзинь!.. От капота срикошетила пуля, заставив меня пригнуться. Забываешься, лейтенант… Водителя нет за рулем, он успел выскочить из машины, укрыться за двигателем и даже несколько раз выстрелить из винтовки, но его настигла пуля – прямо сквозь каску в голову. Где же капитан? На пассажирском месте рядом с водителем пусто. Куда он делся? За машиной, в канаве кто-то застонал. Нашел!..

Вытаскивать капитана под обстрелом было нелегко. Пришлось лезть под машину, извиваться ужом и шлепать локтями по луже масла. В темноте кое-как ухватил что-то бормочущего себе под нос Дэвидсона за липкий от крови воротник и потащил. Выбравшись обратно за «додж», я с горечью осознал, что ситуация становится хуже. Немцы медленно напирали на зашуганный батальон, плотность огня со стороны противника возрастала. Трофейная зэсэушка кое-как загасила противотанковую пушку и изо всех сил старалась прикрыть меня, но для безопасности пришлось отвести машину назад на десяток метров и стрелять оттуда.

Вашу мамашу, как свалить? Пули в попытках достать меня с остервенением вышибают из корпуса измученного «доджа» снопы искр.

– Vorwärts!..[42]

Еще чего? Из кустов рядом с разбитой пушкой выскользнуло минимум четыре тени. Мои танкодесантники попытались прижать их огнем… Есть секунда, думай! Ото всех не отобьюсь однозначно, силенок не хватит… Бежать? Под пулями? Один, может, и перебегу дорогу, но с раненым кэпом этот финт не прокатит… Или прокатит? А-а-а! Была не была! Экспромт, блин!..

Вытряхиваю из подсумка все наличные гранаты. Две дымовые и три осколочные. О’кей. Сначала осколочные. Выдергиваешь чеку, бросаешь. Чеку, чуть левее, бросаешь. Третья пошла!.. Теперь дымовые. Раз! Куда выскальзываешь, вторая? Иди сюда, дымовушка…

– Кхе, кхе!

Задыхаясь от ударившего в лицо потока дыма, швыряю последнюю гранату и, словно опытный, но все равно невероятно уставший грузчик, натужно кряхтя, закидываю на плечи взвывшего от боли капитана. Ноги, ноги, выносите мою… кхе, спину!

– Run, lieutenant, ru-u-un![43] – Как же это бодрит. Жаль, такая бодрость не останавливает пуль… Еще два шага – и я в безопасности!

Хлопок гранаты за спиной я услышал. За доли секунды успел испугаться и расслабиться – кажется, не зацепило… Но – увы и ах! Правую ногу сильно и просто чертовски больно дернуло влево, ноги заплелись, и я кувырком, вместе с раненым Дэвидсоном на плечах, полетел в руки вынырнувших из темноты рейнджеров.

Ай-ай-ай-ай! Нога! Нога, нога, нога! Ай, сейчас помру! Как больно-о-о!..

– Fuck! My leg! A-a-a!.. Shit![44]

– Вы ранены, сэр! – В моем мире на такой подход к делу сказали бы: «Капитан Очевидность не спит!» – но у меня только на мысль о кэпе хватило сил. И без того темный, предрассветный мир неожиданно и окончательно померк. Это из-за какой-то раны на ноге?.. Шутить изволите?..

– Сэр! Очнитесь! Сэр! – Убью Кинга – так лупить меня по лицу. Трибуналом попахивает! Нападение на офицера, блин!.. Хм. Мыслю – значит, существую! Черт, прорвало меня наконец-то. Весь день обороны города я лишь трудился, думать не очень хотелось. – Сэр?

– Ум. Хватит меня бить… – Сознание вернулось вместе с болью. Двинул ногой – и сразу искры из глаз. – Ох, черт!.. Фу-у-ух… Dammit![45] – Так, а мы ведь движемся. Точнее, я еду в транспорте. Мы в грузовике, грузовик в колонне, колонна на дороге. Значит, отбились. Так, есть вопросы. – Мы все еще авангард?

– Да, сэр. – Кинг ловко и непринужденно, словно мы не в грузовике на разбитой дороге, скользнул на соседнее место. Напротив меня и Сэма оказались сержант Райт, Холс и Райфл. Командование взвода в сборе. Много места в машине было занято ящиками и бочками. – Встретили тылы, подошли к вам, отбросили немцев – и вперед. Полк идет за нами с километром отставания. Пока тихо, сэр. До Туголиц полтора километра, мы на проселочной дороге. Кончаны проскочили на полном ходу. Слышите бой впереди?

– Встречный удар русских?

– Пробивают нам коридор, – подтвердил сержант. – Мы, к счастью, после засады на серьезные препятствия не нарывались. У противника начался разброд. Мы вышли в их ближайшие тылы.

– Великолепно. Кто командует ударной группой?

– Вы, сэр.

Опаньки, меня передернуло. Даже боли в ноге не ощутил. Я остался за старшего? Эхма… А чего хотелось-то? Что кэп очнется и будет командовать? Я же сам его спрашивал, «есть ли у него офицер в заместителях», а он мне – «нет, единственного лейтенанта – Оклэйда – не поставлю в замы, остаются только сержанты…». Эй, а ведь и я был вне реальности, значит, командовал следующий по старшинству – первый сержант Кинг. У Дэвидсона в батальоне первых сержантов не было…

– Ясно, спасибо, Сэм. – Сержант ухмыльнулся и кивнул. Ему за мной подчищать долго придется, пока опыта не наберусь, он – моя и правая, и левая рука. – Как капитан?

– Жив, но без сознания. У него переломы ребер и травма головы. Уложили в санитарной машине.

– Каково общее состояние группы?

– Во взводе трое раненых, один тяжелый. В батальоне потери значительно хуже, много убитых… Чертова засада… – Да уж. Это было неприятно в крайней степени. – Наша механизированная группа без потерь, прикомандированные к Дэвидсону танкисты и самоходчики потрепаны. В голове колонны трофейная самоходка и все «стюарты» Пула. Потом наш взвод и три «Росомахи». Замыкают колонну инженеры и остальные САУ. В центре все вперемешку. Более точной информации у меня пока нет.

– Нормально. Прорвемся… – Пересесть поудобнее оказалось невозможно: ногу прострелило болью.

– Сэр, у вас в ноге застрял осколок, требуется операционное вмешательство, – с пугающим спокойствием и отрешенностью произнес Стэнфорд. – Вам сделать укол обезболивающего?

А раньше он, без моего ведома, сделать не мог? Если подумать, то, наверное, он правильно сделал, что не ширнул мне морфия. Вдруг я бы спокойненько продолжил отдыхать, а это сейчас непозволительная роскошь.

– Не стоит. Будешь мне ногу резать – тогда и сделаешь. Потерплю пока… Лучше найдите мне поесть, а то в желудке ветер гуляет… – Алан кивнул забинтованной головой и полез в хаверсак. – Холс, что слышно в эфире?

– У реки прорыв тоже удался, пятнадцать минут назад я слышал сообщение от капитана Гримвэя о контакте передовых групп прорыва с частями 6-й стрелковой дивизии русских. – Хорошая новость греет душу. Теперь нам надо встретиться с союзниками и обеспечить проход полка, висящего позади…

– Ух… Тяжелая у нас работенка, хах… – пролепетал я, жадно поглощая свинину с бобами.

Почему всегда все идет через… кхем… не по плану? Наша веселая ударная группа с лихим гиканьем вломилась с севера в охваченный сражением поселок Туголица, долбанула по хребту обороняющемуся немецко-польскому сброду и счастливо встретилась с бойцами 55-го стрелкового полка. Только наши машины более-менее втянулись в поселок, как начался второй акт…

– Разворачивайтесь! Немцы прорвались!

Мимо на мотоцикле на небольшой скорости проезжают двое голосистых красноармейцев. Ну что за фигня? Нет нам счастья! Черт, мало кто в нашем отряде понимает по-русски, пора брать все в свои руки, коль командиром стал.