– Куда, – предостерегающе заорала я, срывая голос. – Твоя сабля слишком коротка для подобного боя, не подходи к нему близко! – Но мое предупреждение запоздало.

Я увидела блеск белоснежных клыков змея, вмиг окрасившихся алым… Клинок Маллера отлетел в сторону, похоронно тренькнув. Я горестно вскрикнула… На животе пирата, казалось лишь мимолетно, вскользь задетого змеиной пастью, открылась огромная, рваная рана. Ликериец пошатнулся, руками стараясь зажать пульсирующий провал, из которого уже начали вываливаться внутренности. Но кровь продолжала струиться между его пальцами, пузырясь и стекая на палубу. Я глянула в расширенные от шока глаза друга и содрогнулась: пират улыбался. Причем так, как улыбаются лишь те, кто уже воочию узрел заснеженные Поля мертвых, полные блуждающих, неприкаянных душ…

– Ульрика… – тихонько позвал Маллер, но змей ухватил его за плечо и увлек за собой, в морскую пучину.

– Нет! – Я подбежала к борту и грузно прыгнула за ними следом, не выпуская из рук Нурилона. – Нет, Маллер…

Вода сомкнулась над нашими головами.

Я вошла в воду неловко – плашмя, больно ударившись животом и поэтому на какую-то пару секунд абсолютно утрачивая способность ориентироваться в пространстве. Забыв, где я нахожусь, я вскрикнула от неожиданности, и мой рот тотчас наполнился солоновато-горькой жидкостью. А затем вокруг моего тела обернулись холодные кольца змеиной плоти, сдавливая легкие и мешая дышать. Змей нырнул и начал погружаться все глубже, видимо не намереваясь расставаться со своими ценными трофеями. Перед моими глазами промелькнуло поросшее ракушками днище «Марготы», давно нуждающееся в кренговании[34]. Интенсивно дергая плечами и пиная тварь коленками, я умудрилась высвободить левую руку, изогнулась и вытащила из-за голенища длинный тонкий стилет. В ушах разливался звон, зрение меркло, в слюне чувствовался медный привкус крови. Еще немного – и я потеряю сознание от недостатка кислорода… Постаравшись вложить в замах все свое отчаяние и не желая умирать столь бесславно, я вонзила кинжал в брюхо твари, пробив чешую и погрузив лезвие до самой рукояти. Змей вздрогнул и ослабил захват, позволяя выскользнуть из своих мерзких объятий. Кровь вытекала из полученной им глубокой раны, окружив меня туманным мутным облаком. Чудовище резко изменило направление движения, устремившись обратно к поверхности. Я едва успела схватиться за кончик его хвоста, снабженного толстым наростом, напоминающим «погремушки», украшающие хвосты канагерийских кобр. Я вынырнула на поверхность, кашляя и отфыркиваясь. К своему огромному облегчению, я заметила Маллера, будто тряпка, безвольно болтающегося в пасти у чудовища. Я сомневалась – жив ли он еще, но при любом раскладе не намеревалась бросать отважного пирата. На довольно приличной скорости змей устремился прочь от корабля, не выпуская из зубов ликерийца и таща за собой меня, судорожно вцепившуюся ему в хвост.

Я понимала – времени у меня в обрез. Либо рассвирепевшее от раны чудовище затащит нас в гоблиновы дали, либо, что, вероятно, произойдет намного быстрее, мои пальцы, и так уже почти утратившие чувствительность в холодной воде, разожмутся – и я утону сама. А кроме того, я была готова отдать все на свете – только бы капитан «Марготы» не превратился в обед для этого отвратительного змея. Право же, человек, не зря получивший прозвище Справедливый, достоин хотя бы нормальных похорон. А потому я решила действовать незамедлительно, придумав совершенно безумный план.

Нурилон все еще оставался у меня в руке. Я рывком перехватила его за лезвие, чуть не отрезав себе пальцы, и как смогла глубоко всадила в плоть твари. Чудовище возмущенно забилось, ощутив повторный укус острой стали. Змей постепенно слабел, истекая кровью от первой раны, но до сих пор оставался очень опасным противником. Ухватившись за меч, я подтянулась, очутившись у твари на спине. Чудище крутилось в воде, пытаясь сбросить дерзкого седока, причиняющего ему столько страданий. Но, пользуясь дарованной мне от рождения нечеловеческой силой, я буквально вбила в его бока граненые, окованные железом каблуки своих сапог, с трудом вытащила клинок и ударила вновь, передвигаясь дальше.

Это оказался самый трудный путь в моей жизни, по сравнению с которым даже подъем на Ранмир выглядел теперь безобидной развлекательной прогулочкой. Едкий пот заливал глаза, тут же смешиваясь с соленой морской водой и кровью змея. Руки тряслись и отказывались слушаться, щиколотки сводило от судороги. Чудовище металось и свивалось в кольца, то всплывая на поверхность, то вновь уходя на глубину. Но, похоже, полученные ранения сильно убавили возможности твари, не позволяя ей залечь на дно. Плащ мокрой тряпкой облепил мою спину, сковывая сильнее, чем кандалы. Но все-таки я смогла! Не знаю, сколь долго на самом деле длился наш поединок, в конце которого змей совсем выдохся и почти не сопротивлялся, но мне он показался бесконечным. Однако все имеет свои пределы, и вот мой клинок вошел ему ровнехонько под основание черепа, пробив мозг. Челюсти змея разжались, выпуская неподвижное мужское тело. Я соскользнула с шеи чудовища, медленно оседающего вниз, и подхватила Маллера. Слава богам, он оказался еще жив! Я нашла слабо уловимую ниточку пульса, едва прощупывающуюся у него на шее. Страшная рана на животе пирата потемнела и почти перестала кровоточить. Плотная морская стихия несла нас, будто подушка. Я завернула Маллера в свой плащ, стараясь держать его голову выше уровня воды. Я растирала ему виски и дышала изо рта в рот, пытаясь поделиться своим теплом и жизнью. И когда я уже совсем отчаялась, его веки вдруг дрогнули:

– Туда… – Пират скосил глаза, указывая нужное направление. – Берег Диких земель там!

– Откуда ты знаешь? – У меня не осталось сил для удивления.

– Знаю. – Слабая улыбка изогнула мертвенно-бледные губы раненого. – Я никогда не путаюсь в направлениях. В детстве у нас дома шутили, что я, наверно, проглотил корабельный буссоль[35].

– Это хорошо – значит, мы выплывем.

Я тоже находилась далеко не в лучшей форме, но водонепроницаемый плащ, видимо, кроме ворвани, некогда пропитали еще и магией, потому что он неплохо держался на поверхности, помогая буксировать укутанного в него пирата.

– Мы выплывем, – повторно пообещала я, стремясь убедить в этом сомнительном утверждении скорее саму себя, чем Маллера.

– Бросила бы ты меня, – совершенно всерьез посоветовал де Вакс. – Не обманывайся на мой счет. Я – умираю!

– Еще чего! – возмущенно фыркнула я. – Не дождешься…

– Сумасшедшая! – ласково пожурил пират, и, как обычно, сие давно надоевшее мне словечко прозвучало в его устах нежнее самого изысканного комплимента.

Я раздраженно хмыкнула:

– Ну-ну…

– Что с «Марготой»? – после недолгого молчания спросил капитан. – Надеюсь, она не пострадала?

– Твоими молитвами, – огрызнулась я. – Ты, считай, отвел змея от судна ценой своей жизни. И кто из нас после этого не дружит с головой?

Пират храбрился, силясь доказать, будто ему не так уж плохо, но периодически впадал в забытье, а затем вновь из него выныривал, цепляясь за жизнь с невероятным упорством. Когда-то я слышала, что у пиратов, как и у кошек, имеется семь жизней вместо одной. Похоже, это оказалось правдой.

Наверно, мы плыли уже несколько часов, потому что небо над нами почернело, наливаясь свинцовой предгрозовой темнотой. Ночь принесла с собой проливной дождь, сравнявший границу воды и воздуха. Оглушительно грохотал гром, а сиреневые молнии ударяли в штормовое море, порываясь доконать нашу упрямую парочку, упорно не желавшую сдаться на милость смерти. Я окончательно пала духом, откровенно завидуя не приходящему в сознание пирату. Его лихорадило – видимо, началось обширное воспаление. Меня радовало лишь то, что Маллер умрет безболезненно, не осознавая происходящего. А я… Наверно, лучшим вариантом в подобной ситуации для меня станет осознанное прекращение бестолкового и судорожного махания руками да тихая отправка на дно. И я совсем уже собиралась поддаться отчаянию, как внезапно почувствовала резкие толчки у себя в животе. Это мой сын пытался привести меня в чувство, доказывая свое право остаться в этом мире, еще до рождения настроенном к нему столь враждебно. И мне тут же стало стыдно. Не к лицу воину, дававшему обет следовать по пути чести, погибать так трусливо, если у него еще осталась последняя капля мужества и терпения. Я обязана бороться до конца – уж если не ради себя самой, то ради своего невинного ребенка. Я подняла глаза к непроницаемо темному небу, жадно глотая изливающиеся с него потоки пресной воды.