— Как же я могу не верить собственному сыну?

— Да, конечно, госпожа, — заикаясь, пробормотал Айвар. — Прости меня, если я кажусь… Видишь ли, я здесь чужой, да и с Джааном знаком всего несколько дней. Ты знаешь его, поэтому у тебя есть возможность судить, не является ли он… жертвой заблуждения. У меня такого знания нет, по крайней мере пока…

Номи оттаяла, наклонилась через стол и похлопала Айвара по руке.

— Конечно, Наследник. Ты правильно делаешь, что спрашиваешь. И я рада, что в тебе Джаан нашел верного товарища, который ему так нужен.

«Нашел ли?» — усомнился Айвар. Возможно, она прочла сомнение на его лице, потому что тихим голосом сказала, не глядя на него:

— Почему я должна удивляться тому, что у тебя возникают вопросы? У меня они тоже возникали. Когда он исчез на эти три ужасных дня, а потом вернулся совершенно изменившийся… Да, я думала тогда, что с ним случилось кровоизлияние в мозг, и плакала о своем первенце, таком работящем, так мало получившем от жизни…

Потом я стала понимать, что он оказался избранным — как ни один человек нигде и никогда. Но это не было радостью для меня, Наследник — такой радостью, которую знаем мы, люди. Его слава так же ослепительна и так же жестока, как солнце. Скорее всего ему придется умереть. Только прошлой ночью мне приснилось, что он снова стал Джааном Сапожником, женился на девушке, которую я для него присмотрела, и я держу на руках их первенца. Я проснулась, смеясь… — Пальцы Номи стиснули чашку. — Этому не суждено случиться, конечно.

Айвар так и не узнал, хватило ли бы у него духа расспрашивать дальше. Его выручило появление Робхара, самого младшего из апостолов.

— Я подумал, что ты можешь быть здесь, господин, — выпалил мальчик, отдышавшись. Хотя Джаан и представил Айвара своим ученикам под фальшивым именем, все видели, какую важную роль он играет. — Каруит придет, как только сможет. — Робхар протянул конверт. — Это тебе.

— Э-э? — вытаращил на него глаза Айвар.

— Компаньоны, посланные в Новый Рим, вернулись, господин, — объяснил мальчик, чуть не лопаясь от возбуждения. — Они привезли тебе письмо, посланец передал его Каруиту, а тот велел мне вручить его тебе.

На конверте значилось: «Хиразу Хиронссону». Айвар вскрыл конверт. В нем оказалось несколько мелко исписанных страниц: на последней стояла четкая подпись: «Таня». В его собственном письме говорилось о том-кому следует адресовать ответ.

— Извините меня, — пробормотал Айвар, садясь и начиная читать.

Прочтя послание, он несколько минут сидел неподвижно, с непроницаемым лицом. Придумав предлог уйти, он попрощался, пообещал найти Джаана попозже и поспешно вышел. Ему предстояло многое обдумать.

Никто, кроме нескольких высших офицеров Компаньонов, не знал, кто такой Айвар. В присутствии других они называли его Хиразом. Айвар как можно реже показывался на людях, обедал с Иаковом в покоях главнокомандующего, ночевал в комнате рядом и пользовался мало посещаемыми коридорами и залами для своих вылазок. В этом огромном, наполовину необитаемом лабиринте было легко никому не попадаться на глаза. Члены ордена знали, что у их командира гостит важная особа, но строгая дисциплина не позволяла им сплетничать об Айваре.

Таким образом, Айвар и Иаков спустились в помещение, используемое под ангар, никем не замеченные. Джаан был уже там: за ним послали гонца. Часовой отдал честь, когда три человека сели во флиттер: ему, конечно, многое пришло в голову, но можно было быть уверенными, что он не проговорится. Створки ворот скользнули в стороны. Морщинистые руки Иакова умело управлялись с приборами. Флиттер взмыл вертикально вверх, поднялся на километр и лег на курс в южном направлении.

К концу дня ветер усилился. Он зазывал вокруг флиттера, содрогавшегося от сильных порывов. На стальной поверхности моря Орка появились барашки, волны с грохотом разбивались о берег. Летевшие на скалы брызги тут же высыхали и покрывали их коркой соли. Утесы континентального шельфа казались красноватыми в косых солнечных лучах, пробивавшихся сквозь пелену пыли. Тучи песка, поднятые ветром, выбрасывали вверх тонкие струи, желтевшие на фоне иссиня-черного неба.

Иаков включил автопилот и развернул сиденье так, чтобы видеть своих спутников.

— Ну вот, мы выбрали такое место для разговора, как ты хотел, Наследник. — сказал он. — Теперь расскажи, в чем дело.

Айвар чувствовал себя как на иголках. Он перевел взгляд на спокойное лицо Джаана, но вспомнил, что кроется за этой мирной внешностью, поежился и стал смотреть сквозь колпак флиттера на водный простор, над которым они летели.

«Можно подумать, что эти двое мне по зубам, — сказал он себе в отчаянии. — Что ж, больше некому этим заняться. Некому во всей бескрайней Вселенной». Как защиту от одиночества он лелеял надежду, что его спутники на самом деле окажутся его товарищами в борьбе за свободу.

— Э-э… я опасался шпионов, подслушивающей аппаратуры.

— Только не в моей части Арены, — рявкнул Иаков. — Ты же знаешь, как часто и тщательно мы все проверяем.

— Но терране имеют ресурсы, ресурсы целой Империи. У них может быть что-то, о чем мы и не подозреваем. Вроде телепатии. — Айвар заставил себя повернуться к Джаану. — Ты же читаешь мысли.

— В определенных пределах, — ответил пророк осторожно. — Я ведь объяснял.

«Да. Он водил меня в глубь горы и показывал машину — прибор — нечто, по его словам, сохранившее запись личности Каруита. Он не позволил мне ничего трогать — за это его трудно винить, да я и сам был рад предлогу держаться от этой штуки подальше. Там он действительно мог читать мои мысли. Я проверял это всеми способами, какие только мог придумать, и он пересказал мне, о чем я думал тогда, и даже то, чего я сам не осознавал… Да.

Ему, наверное, и не нужна была телепатия, чтобы заметить мои оскорбленные чувства. Он тогда улыбнулся и сказал: „Не бойся. У меня всего лишь человеческий организм, и я не наделен даже теми незначительными способностями к телепатии, которые встречаются у более одаренных людей. Сам по себе я могу не больше, чем ты, Наследник“. И грустно продолжал: „Подумай, как тяжело Каруиту: он как будто слеп или глух в моем теле. Но он терпит. То, что он воспринимает телепатически, помогает ему более полно представить действительность. И здесь, в этой комнате…“ В голосе Джаана зазвучало ликование: „Здесь хранилище его прежней личности действует как усилитель, как передатчик, как живой мозг представителя его вида. Там, куда распространяется действие аппарата, Каруит-Джаан становится частью того, чем он должен быть по праву — чем он станет опять, когда его народ вернется и дарует ему соответствующее тело“.

Я могу поверить по крайней мере в часть сказанного Джааном: хотя искусственное усиление телепатических способностей и передача мозговых волн не по силам терранской науке, я читал о таких экспериментах, — в прошлом, когда терранская наука была менее консервативной, чем сейчас. Такая технология не очень далека от современного уровня наших возможностей: она в большей мере зависит от инженерных разработок, чем от научного поиска.

Конечно, это ерунда по сравнению с записью индивидуальности в целом и с наложением записи на нервную систему представителя совершенно другого вида…»

— Ну вот, — сказал Айвар вслух, — если ты с помощью артефакта, предназначенного для совсем других организмов, можешь читать мысли в радиусе нескольких сотен метров, то наверняка существо, одаренное телепатически, может делать это и на большем расстоянии.

— В наших краях нет негуманоидов, — сказал Иаков.

— За исключением Эранната, — напомнил Айвар. Не дрогнуло ли лицо старика? Не поморщился ли Джаан?

— Ах да, — согласился главнокомандующий. — Временное исключение. Но все равно — ни в Арене, ни в городе нет представителей другого разумного вида.

— Это могут быть и люди-мутанты, целенаправленно созданные и заброшенные сюда. — Айвар пожал плечами. — А может быть, телепатия тут совсем ни при чем: какой-нибудь маленький приборчик, который не обнаруживается детекторами. Повторяю: вы, вероятно, не представляете себе в полной мере, какое разнообразие технологий существует на тысячах планет Империи. Да за этим никто и не может уследить. Терране вполне способны привезти для нас какой-нибудь сюрприз с другого конца Империи. — Айвар вздохнул. — Или… пожалуйста, можете считать меня параноиком, а этот наш полет — ненужной предосторожностью. Возможно, в этом вы окажетесь правы. Но дело в том, что я должен принять решение, которое касается не только лично меня, но и всего нашего общества, и я буду чувствовать себя спокойнее, если смогу обсудить его с вами вдали даже от воображаемых подслушивающих устройств.