Стюарт внимательно посмотрел на девушку:

— Вы верите слухам, моя девочка? Это только слухи, поймите, ничего больше. Наша организация не имеет контактов в районе Арены.

— Значит, пора их завести… Да, я согласна, доказательств того, что Строители вот-вот вернутся, у нас нет. Но это учение не бессмысленно. — Она сделала жест в сторону зашторенного окна, как будто звезды за ним были ей видны. — Космогнозис… Вот что было бы на самом деле фантастическим — это если бы мироздание было лишено цели, если бы в нем отсутствовало развитие. — Татьяна увлеченно продолжала: — Десаи говорил о мерсейском агенте, который действует на Энее. Он не мерсеец, кстати. Это кто-то странный и загадочный — как раз такой, каким должен быть вернувшийся Строитель.

— Что? — удивленно воскликнул Стюарт.

— Пожалуй, лучше сейчас больше об этом не говорить, Гэб. Но Десаи сказал, что нужно иметь рабочую гипотезу. Вот пусть это и будет нашей рабочей гипотезой: давайте считать, что в этих слухах что-то есть. Нам нужно хорошенько копнуть, собрать достоверную информацию. В худшем случае мы выясним, что можем рассчитывать только на себя. Ну а в лучшем… Кто знает?

— Если мы из этого ничего и не извлечем, все равно это хорошая тема для пропаганды, — цинично заметил Стюарт. Он пробыл на Энее еще недостаточно долго, чтобы ощутить атмосферу всеобщего ожидания. — Но как мы помешаем врагу прийти к тем же заключениям и заняться расследованиями?

— Здесь ничего нельзя гарантировать, — ответила Татьяна. — Мне, правда, пришла в голову мысль… Что, если я навещу Десаи завтра или послезавтра, скажу, что передумала, и постараюсь выудить у него все что можно о том агенте? Но главное, при этом я посоветую заняться горцами Чалка. Они, как вы, возможно, помните, независимые и неподатливые. Вполне правдоподобно, что они поддержали бы Айвара, если бы он отправился к ним, такая мысль тоже вполне могла бы посетить его. Ну а Чалк — большая и неприветливая страна: чтобы обыскать ее, понадобится много солдат и еще больше времени. А мы пока…

Комната внутри горы была огромной, а ее облицовка переливчатым материалом Древних только усиливала иллюзию загадочных глубин за стенами. Благодаря обитателям-людям здесь появились ковер с подогревом, люминесцентные лампы, мебель и другие необходимые предметы, включая книги и эйдофон для приятного времяпрепровождения. Несмотря на это, часы, превращавшиеся в незаметно пролетающие дни, доводили Айвара до исступления. Конечно, Эраннату это заточение стоило еще дороже: с человеческой точки зрения, все ифрианцы страдают врожденной клаустрофобией. Но он стойко держал себя в руках, точнее, в когтях.

Разговоры помогали им обоим, Эраннат даже иногда пускался в воспоминания:

— …Свободен как ветер. В юности я путешествовал по всему Авалону. Хай-ха, рассветы во время шторма над океаном или в заснеженных горах! А что значит охотиться с копьем на спатодонта! А ветер над бескрайними равнинами, пахнущий солнцем и вечностью! А потом я прошел подготовку, чтобы стать космическим бродягой. Ты не знаешь, что это такое? Чисто ифрианское изобретение. Космический бродяга — член команды звездолета — может оставить свой корабль когда пожелает и провести какое-то время на приглянувшейся ему планете, если, конечно, найдет себе замену. Замена обычно находится. — Взгляд ифрианца, казалось, проник за радужные стены. — Кхрр, Вселенная полна чудес. Цени ее, Айвар. В наших головах умещается такая малюсенькая часть того, что есть вокруг!

— Так ты все еще космолетчик? — спросил Айвар.

— Нет. Я через некоторое время вернулся на Авалон вместе с Хлирр, которую встретил и взял в жены на планете, где радуги изгибаются над морями цвета старого серебра. Обзавестись домом и вырастить выводок тоже хорошо. Но дети теперь уже взрослые, и я, в поисках последнего дальнего странствия, прежде чем Бог-Охотник спикирует на меня, оказался здесь, — он выдавил из себя что-то похожее на человеческий смешок, — в этой пещере.

— Ты занимаешься разведкой для Сферы, не так ли?

— Я ведь уже объяснял. Я ксенолог, специализируюсь в антропологии. Я преподавал этот предмет, пока вел оседлую жизнь на Авалоне, а теперь занимаюсь полевыми исследованиями.

— То, что ты ученый, не означает, что ты не можешь быть одновременно и шпионом. Поверь, я тебя за это не осуждаю. Терранская Империя — мой враг, так же как и твой, если не в большей мере. Мы естественным образом оказываемся союзниками. Не возьмешься ли ты сообщить об этом на Ифри?

Гребень Эранната взъерошился.

— Разве любой враг Империи — автоматически твой друг? А как насчет Мерсейи?

— Я столько наслушался пропаганды против Мерсейи, что если еще раз услышу, будто они расисты и агрессоры, со мной случится анафилактический шок. Разве Терра так уж никогда не провоцировала Мерсейю, разве не причиняла ей вреда? К тому же Мерсейя далеко отсюда: это проблема Терры, а не наша. Почему Эней должен поставлять императору пушечное мясо? Что он для нас сделал? И Боже, чего только он не сделал нам!

Эраннат медленно спросил:

— Ты в самом деле надеешься возглавить второе, успешное восстание?

— Не знаю как насчет «возглавить», — ответил Айвар, краснея. — Я надеюсь помочь.

— Ради чего?

— Ради свободы.

— Что такое свобода? Поступать так, как ты — лично ты — хочешь? Но тогда как ты можешь быть уверен, что кусочек Империи не потребует от тебя большего, чем требует вся Империя? Мне кажется, именно так и произойдет.

— Ну… э-э… я готов служить, но только своему собственному народу.

— Но хочет ли твой народ — как объединение отдельных личностей, — чтобы ему служили так, как это представляешь себе ты? Ты не видишь ограничения своей свободы любыми требованиями, которые предъявит к тебе политически независимый сектор альфа Креста, как не увидел бы ограничения ее законам против убийств и грабежей. Эти требования совпадают с твоими желаниями. Но другие могут думать иначе. Так что же такое свобода, как не клетка — просто достаточно большая клетка, чтобы тебе не захотелось долететь до решетки?

Айвар нахмурился, глядя в золотые глаза:

— Ты говоришь странные вещи — особенно для ифрианца, и уж тем более авалонца. Твоя планета ведь воспротивилась включению в Империю.

— Это означало бы фундаментальные перемены в нашем образе жизни: например, разрешение на неограниченную иммиграцию, в результате чего нас стали бы вытеснять и мы лишились бы большинства при голосовании. Ну а вы… Разве есть кардинальные различия между Республикой альфы Креста, провинцией Сферы и сектором Империи? Ты видишь лишь один поверхностный аспект реальности, Айвар Фредериксен. Неужели ты на самом деле предпочитаешь блуждать между идеологиями, а не путешествовать от звезды к звезде?

— Ах, боюсь, ты не понимаешь. У твоей расы отсутствует наша концепция правления.

— Она для нас не важна. Мои сограждане-люди пришли к таким же взглядам. Меня удивляет ваш настойчивый интерес, вплоть до утверждения «победа или смерть», к организационным вопросам политической структуры. Почему бы вам вместо этого не сосредоточиться на такой перестройке собственного сознания, что политические дрязги Империи просто перестанут вас волновать?

— Ну, если наша мотивация — единственное, что тебя смущает, то не мог бы ты передать на Ифри… — Айвар набрал побольше воздуха и приступил к описанию своего плана сотрудничества со Сферой.

За разговорами время летело быстрее, но однажды к ним явился не обшарпанный слута-орканец, приносивший еду, а человек в военной форме, объявивший:

— Главнокомандующий!

Айвар вскочил на ноги. Гребень на голове Эранната застыл в неподвижности. Наконец-то они дождались.

В зал вошел почетный караул, выстроился в две шеренги и застыл по стойке «смирно». Это были типичные орканцы: высокие и поджарые, темнокожие, с черными вьющимися волосами и такими же подстриженными бородками, с лицами овальными и довольно плоскими, раздувающимися ноздрями и толстогубыми ртами. Они вели себя и были одеты как профессиональные солдаты: стальные шлемы, закрывающие шею, снабженные поднятыми сейчас витриловыми забралами, синие гимнастерки со знаками различия и с эмблемой — знаком бесконечности — на груди, серые брюки, заправленные в мягкие сапоги. Помимо ножей и дубинок на поясе они были вооружены, в противоречие имперскому указу, бластерами и винтовками, которые им удалось, по-видимому, скрыть от конфискации.