— Не надо так, Эд, — сказал Джеймсон. Ньюсон не ответил. — Что ж, полагаю, ты прав. Я просто решил попытаться обелить себя, и это не означает, что вдруг все поверили, что я стал пай-мальчиком.

— Я правда поверил в то, что ты сказал на той вечеринке. Возможно, и сейчас верю. Мне просто интересно, зачем ты пытаешься мне врать.

— Думаю, потому, что я знал, что ты подумаешь. Я правда хотел облегчить душу насчет того сомалийца, поэтому притворился, что другого случая просто не было.

— И зачем ты мне сейчас это говоришь?

— Потому что я хотел поговорить с тобой насчет Кристины, и я знаю, что ты вычислишь, что у меня есть связи с твоими людьми, и поймешь, чем я занимаюсь. Потом ты что-то заподозришь и полезешь в мое досье в ФБР. Черт бы побрал этих америкашек с их свободным доступом и Всемирной паутиной. Ты всегда был самым умным, Эд, и, должно быть, ты просто охрененный коп, потому что я никогда не встречал такого молодого инспектора. Я решил, что, если хочу работать с тобой, нужно говорить все начистоту.

— Работать со мной? О чем ты?

— Ну, по крайней мере поговорить. Эд, ты думаешь, это сделала Хелен Смарт?

Ньюсон был в шоке. Очевидно, Джеймсон копал очень глубоко и видел гораздо больше, чем должен был. Если только, конечно, у него нет других источников информации.

— Почему ты спрашиваешь?

— Ой, да ладно, Эд, оцени мою проницательность. Может быть, я не такой крутой коп, как ты, но я уж точно не дурак. Я слышал, что Кристину задушили тампоном и что это произошло всего через пару недель после того, как Хелен накатала то дикое сообщение на сайте, где рассказала, что Кристина с ней сделала.

— Хорошо. Нет, я не думаю, что Хелен Смарт убила Кристину Копперфильд, но это возможно.

— Я не думаю, что это она. И также я сомневаюсь, что Уильям Коннолли убил Адама Бишопа и что Аннабель Шеннон убила Фарру Портер.

Ньюсону повезло, что он уже допил пиво, иначе бы он точно поперхнулся.

— Да, я вижу, что мы работаем в одном направлении, — заметил Джеймсон. — Я надеялся, что не свалял дурака.

— Что ты знаешь о Бишопе и Портер?

— Не больше того, что знает любой парень, имеющий выход в Интернет. Думаю, я шел теми же шагами, что и ты. Поняв, что Кристину мог убить только тот, кто читал о ней на сайте, я задумался, первый ли это подобный случай. Поэтому я полез в Гугль и начал искать информацию об убийствах. Ну, там, покопался в архивах за последние пару лет, проверил сайты сыщиков-любителей. Я искал необычные убийства, где самым интересным аспектом была манера исполнения. В общем, я искал что-то странное, и я это нашел, два самых странных убийства в моей практике, и это тебе говорит нью-йоркский коп.

— Ты раскопал Бишопа и Портер.

— Именно. Потом я выяснил, в какую школу они ходили, как, видимо, сделал это и ты. Затем поискал их на сайте www.FriendsReunited.com и, надо же, нашел Уильяма Коннолли и Аннабель Шеннон. И снова прямо как ты.

Ньюсон не знал, что и думать. Джеймсон знал слишком много.

— Я ведь прав, да? — спросил Джеймсон. — Кто-то убивает тиранов?

Ньюсон понял, что отпираться бессмысленно.

— Да, думаю, именно это и происходит. Хотя это только мое умозаключение. А ты что думаешь? Кажется, ты знаешь не меньше моего.

— Ну, вряд ли. И не думай, что я умнее, чем я есть. Любой допер бы до этого, если бы сначала прочитал сообщение Хелен Смарт, а затем узнал о смерти Кристины Копперфильд.

— Возможно, далеко не любой, Роджер. Я думаю, что если ты так быстро до этого додумался, то у тебя просто выдающиеся способности детектива.

— Неважно.

— Полиция Нью-Йорка потеряла либо великолепного детектива, понизив тебя в звании, либо ясновидца.

— Ничего подобного. Но признаю, я бывал молодцом. Просто потом я сильно испортился. Я нетерпеливый, понимаешь, и запал у меня короткий. А это плохо, когда дело доходит до скрупулезных расследований. Я хочу правосудия, но не готов ждать его слишком долго.

Официант принес еще пива, несмотря на то что они не заказывали.

— Они меня знают, — повторил Роджер. — Не беспокойся, не хочешь, не пей, я выпью.

— Нет, я выпью. Сегодня трудный день.

— У полицейских других не бывает.

— Ты прав. Твое здоровье.

— Да. Твое тоже… Ну и зачем кому-то убивать тиранов? Потому что убийца сам был жертвой?

— Да, мне такое в голову приходило, — устало сказал Ньюсон.

— Полагаю, это только одна версия.

— У тебя есть другая?

— Да. Не думаю, что мы ищем жертву, скорее, нам нужен тиран. Полагаю, этот парень должен быть хуже любого из убитых им, ведь он творит просто уму непостижимое. Видишь ли, я считаю, что люди в общем-то не меняются. Я верю, что человек по большому счету останется таким, каким родился.

Ньюсон немного помолчал, прежде чем ответить. Затем посмотрел Джеймсону прямо в глаза.

— Ты ведь был тираном, да, Роджер?

Несмотря на то что за барной стойкой стоял бармен, а в других углах зала сидели посетители, Ньюсон вдруг поймал себя на том, что он инстинктивно начал проверять, где здесь выходы.

— Да, ты прав, именно таким я и был, я признал это и изменился. Поняв проблему, можешь ее контролировать, отслеживать как-то.

— Ты не контролировал себя, когда потерял лычки на погонах, ты сам это сказал.

— Это было частью понимания проблемы. Теперь я знаю, почему делаю то или другое.

— Как это?

— Дело не в том, что получаешь удовольствие, причиняя боль. Это своего рода потребность. Потребность, чтобы тебя заметили, чтобы тебя уважали. Думаю, это своего рода потребность в любви.

— Именно поэтому ты убил человека, который оказал сопротивление при аресте? Потому что хотел любви?

— Это слишком жестко сказано, Эд.

— Но вопрос ведь очень простой, да?

— Ладно, хорошо. Думаю, дело обстоит именно так. Когда человек стоит перед тобой на коленях и умоляет прекратить, просит, обещает тебе все, что угодно, лишь бы ты прекратил пытку, это выглядит совсем как поведение отчаянного влюбленного, разве не так?

Ньюсон не ответил. Наташа могла бы прекратить его мучения, и он был готов упасть перед ней на колени и молить ее об этом.

— Когда собираешься убить человека, — продолжил Джеймсон, — он полностью от тебя зависит. Его жизнь находится в твоих руках. Ты — его мир, и в его душе нет места ни для кого другого. Только ты и он. Как мать и младенец. Или любовники. Разве это не любовь?

— Я бы сказал, что здесь больше различий, чем сходств, — сказал Ньюсон, но не очень убежденно. Он пытался обрести уверенный, отрешенный тон, но в извращенной теории и сладком голосе Джеймсона было что-то соблазнительное.

— Даже в детстве, превращая в кошмар жизнь Гари Уитфилда, я верил, что делаю это, потому что он мне нужен. Мне было необходимо стать его наваждением, чтобы он думал обо мне каждую секунду своей жизни. Чем больше я над ним издевался, тем больше он обо мне думал, он просыпался и засыпал, думая обо мне, и даже во сне я не оставлял его в покое. Он не мог скрыться от меня. Разве это не похоже на любовь?

Ньюсон знал, что это не так, но не мог не признать, что Джеймсон представил очень разумное описание его собственной навязчивой идеи и разрушительных чувств к Наташе. Когда просыпаешься. Когда засыпаешь. И даже во сне.

— Почему ты развелся, Роджер? — спросил Ньюсон. — Что случилось с девушкой, которую ты встретил на концерте Спрингстина? Ты написал, что виной была твоя работа.

— А ты думаешь — может, потому, что я голубой?

— Были такие подозрения, еще в школе. Согласись, твои отношения с Гари Уитфилдом были весьма телесными. Жестокими, но телесными.

— И я обожал смотреть, как он плачет.

— Казалось, ты любил заставлятьего плакать.

— И явно делал это не для своего блага, да, Эд? Да, ты прав. Я всегда знал, что западаю на мальчиков, но, только женившись, я понял, что я самый настоящий голубой.

— Не самое лучшее время для понимания.

— Но это так.