Не издав ни звука, к ногам Ла Валетта замертво упал испанский солдат. Его глаз превратился в зияющую рану.
Великий магистр посмотрел вниз.
– Следует отдать должное меткости турок. Они значительно превосходят нас в искусстве стрельбы.
Вторая мушкетная пуля достигла цели – паж захрипел от боли, схватившись за шею.
– Ваша светлость, здесь слишком опасно.
– А там, внизу? – Ла Валетт кивнул, указав на суматоху, царившую под стенами форта. – Вы хотите, чтобы я покинул войска? Чтобы прятался от судьбы?
– Отойдите хотя бы за стену, мессир. Бастион хорошо простреливается.
– В таком случае все мы в руках Господа.
Он служит для них примером, словно могучий дуб, гордо противостоящий буре, размышлял изменник. Но с какой легкостью можно валить деревья, разрубать их стволы и отравлять корни. Разработка плана отняла некоторое время, а исполнение замысла уже не за горами. Все зависело от того, в какой момент прибудут турки. Защитников медленно теснили назад, они сминались под тяжестью превосходящей силы. Ла Валетту ничего не останется, как приказать трубить отступление. Горячая мушкетная пуля, отскочив рикошетом, с шипением пролетела рядом с его щекой. Предатель прижался спиной к стене. Другие рыцари стояли на более открытой позиции и потому лучше подходили на роль жертв.
Битва окончилась. Истекли шесть часов тяжелого сражения, которое унесло жизни двадцати одного рыцаря. Но тела павших врагов устилали землю сотнями, окровавленные груды, раскиданные орудийными выстрелами и изрубленные мечами и алебардами. Быть может, Мустафа-паша усвоил урок или, напротив, преподнес, продемонстрировав свое презрение к окруженным войскам противника. Обессилевшие защитники форта брели по улицам Биргу. Одни ликовали, другие погрустнели после столь сильного потрясения, невредимые несли раненых и подставляли плечо хромавшим. В Монастырской церкви все возблагодарят Господа за дарованную после первой битвы жизнь и столь раннюю победу.
– Сеньор, где же ваш конь Гелиос? – Люка дожидался возвращения англичанина.
Гарди швырнул ему украшение из золота и самоцветов и повел дальше раненого солдата.
– Когда делят добычу, лошадям доля не полагается. Я отослал его в Мдину вместе с остальной кавалерией.
– Вы не отправитесь за ним?
– Мое место здесь.
– Мое тоже, сеньор. Я перетаскивал порох из складов к орудиям и помогал мавру наполнять взрывчатые горшки.
– Мы рассчитываем на тебя, Люка.
– Скольких неверных вы убили на этот раз, сеньор?
– Достаточно! – Гарди потряс трофейными браслетами, висевшими на запястье.
– Они дорого стоят?
– Они принадлежали туркам и были захвачены в борьбе, а посему бесценны.
Казалось, мальчик обрадовался такой вести. Он шел, не сбавляя шаг, и все расспрашивал, желая узнать подробности. Ответы Гарди передавались по цепочке, множа слухи и усиливая радость в толпе. Проходя мимо, фра Роберто подмигнул. Он вышагивал, перекинув через плечо тело убитого рыцаря в полном облачении. Казалось, святой отец не обращал ни малейшего внимания на вес своей ноши, который мог составлять примерно три сотни фунтов. Позади Юбер нес стальной шлем рыцаря и льняной саван. Они направлялись к часовне, дабы провести первые похороны.
Из дверей склада вышел рыцарь Большого Креста Лакруа.
– Тяжелая выдалась схватка, молодой Гарди.
– То ли еще будет, сир.
– Тебя уже объявили героем. Гроссмейстер и военный совет наблюдали за твоим искусством верховой езды со стен бастиона.
– В бою на прорыве требуется не умение управлять лошадью, сир, а храбрые друзья. Такие, как он.
Лакруа улыбнулся раненому солдату, который опирался на англичанина.
– Ты прав. Мы все теперь пехотинцы. Не буду задерживать вас на пути к лазарету.
– Благодарю, сир.
– И я тебя благодарю. Сегодня мы пустили кровь язычникам.
Старый рыцарь пошел дальше, отягощенный душевно и телесно заботами о гарнизоне и благополучии подчиненных. Гарди вернулся в поредевший после сражения строй. Он слышал радостные возгласы, приветственные крики, адресованные оставшимся в живых солдатам, громкие стенания тех, кто оплакивал павших.
Она возникла перед ним с полоской бинта в одной руке и миской травяной припарки в другой. Кристиан заморгал, не веря глазам.
– Миледи?
– Месье Гарди.
– В Биргу нечасто встретишь благородную даму.
Мария выдержала его взгляд.
– Потому что это рыбацкая деревня и резиденция рыцарей? Или потому что битва уже началась?
– В лазаретах чинов не различают.
– Похоже, вы тоже их не различаете, месье Гарди.
– Мы в осаде, миледи.
– Весь остров в осаде. Я не могу ни забыть об этом, ни отказать в помощи нуждающимся.
– Ваш отец, брат, все знатные семьи находятся в Мдине.
– Здесь от меня больше проку. – Она указала на ряды коек и подстилок, расставленных по всему сводчатому помещению. – Довольно скоро свободных мест не останется.
– Вас ожидает ужасное зрелище, миледи.
– Совесть и воображение могут вынести и не такое. Полагаете, у меня не хватит сил? Вы, верно, считаете, что девушка моего возраста и происхождения не должна ухаживать за больными, что она не может вставать среди ночи по первому требованию?
– Я полагал, с вас довольно и возни с родниковой водой.
– Вы ошиблись, месье Гарди.
– Вы меня исправили.
Гарди позволил словам остаться на языке, а страсти отразиться в глазах.
Мария не проявила недовольства.
– Я пригнала из города повозку с припасами. И теперь оказалось, что я взаперти и все дороги перекрыты.
– Удачное совпадение в неудачное время.
Кристиан хотел обнять ее, закрыть собой, услышать, как она просит его о помощи и защите. И вновь замешкался. Легче преодолеть ясность сражения, чем неопределенность чувств. Девушка странно посмотрела на англичанина в ответ на его улыбку. Именно этот взгляд – отчасти твердый, отчасти вопрошающий – поверг Кристиана в задумчивость, вернул его во время их первой встречи, когда она ехала верхом неподалеку от Нашшара, в день их первой беседы на склонах Мдины. Кристиан мог представить, как умрет за Марию. Но что важнее, он бы охотно за нее убивал.
– Миледи, еще не поздно отплыть в Сицилию. Великий магистр Ла Валетт продолжает по ночам посылать на шлюпке депеши вице-королю.
– Мне нечего добавить к этим депешам, месье Гарди.
– Вдали от здешних мест вы будете в большей безопасности.
– А разве вы не были бы в большей безопасности в Англии?
Гарди подошел к столу и раскатал на нем рядом друг с другом две полоски ткани.
– Вот полуострова, где находятся Биргу и Сенглеа. А вокруг – море и турецкий флот. Со стороны суши перед нашими стенами и бастионами стоит турецкая армия. Они окопаются и укрепятся, уверенность их возрастет, а вместе с ней и их жестокость.
– Похоже, мы оба думаем не о побеге.
– О чем же, миледи?
Они улыбнулись друг другу. Ему было двадцать два года, ей – восемнадцать. Обстоятельства свели их вместе, а взаимная симпатия могла сблизить еще больше. Мария опустила глаза. То был признак нежданной робости или мимолетной покорности; на мгновение она ослабила свою защиту. Такого знака и ждал Кристиан.
Прибыли новые раненые.
– Прошу меня простить, месье Гарди. Я должна позаботиться о больных.
– Я же должен вернуться к своим военным обязанностям, миледи.
Кристиан удалился, согретый уверенностью в том, что Мария приехала в Биргу, дабы разыскать его. Отъезд из Англии, жизнь среди корсаров, бегство из Северной Африки – все это привело его сюда, в осажденный анклав. К ней. Волей судьбы и стечением обстоятельств. Скитания его окончены.
В напоенном ароматами ночном воздухе средь тихих стонов, молитв и мольбы умирающих, едва преодолев расстояние над опустевшим полем брани, раздался некий звук. Часовые на стенах Биргу прислушались. До них доносился высокий пронзительный крик. Мустафа-паша сдержал обещание. За завесой земли и кустарников пленный рыцарь Адриен де Ла Ривьер страдал за свою ложь. Истязатели обратились палачами. Они били француза деревянными дубинами – сначала по пяткам, затем по ногам, животу и груди. Умелые руки методично исполняли свою работу. Но к счастью, им не пришлось долго стараться. Еще до рассвета рыцарь испустил дух. Его внутренности превратились в месиво, а нескончаемо кровоточившие сосуды порвались. Воцарилась тишина, но отголоски криков Ла Ривьера, казалось, еще витали в воздухе. Он покинул своих братьев, не оставив сомнений в фанатизме турок.
