Курбе, поперхнувшись кофе, закашлялся. «Какая ужасная фантазия, что за мучительный бред!» — подумал он, торопясь переубедить женщину.

— Синьора делла Форте, вы разрываете свое сердце невероятным, жестоким вымыслом! Вествуд не убийца. Он ранен сам и очень страдает от потери жены и ребенка. Поверьте, он на грани безумия. Врачи поддерживают его сильными транквилизаторами… Умоляю вас, подумайте, взгляните на вещи трезво. Мы располагаем неопровержимыми данными, свидетельствующими о виновности в убийстве некой Кристины Лариной, гражданки России… Все время своего пребывания в Риме эта девушка преследовала Вествуда любовными домогательствами. Известие о намерении Вествуда жениться на Рите взбесило ее… Вернее, когда Ларина устроила публичный скандал на балу во дворце Тинтури, обвиняя Вествуда в измене, он был уже мужем вашей дочери. Только считал нужным не разглашать данный факт.

— Да. Невзирая на траур по мужу, я благословила этот брак — Рита была беременна. Мы не устраивали празднества — скромная церемония, узаконивающая их отношения перед Богом и людьми… У меня не было выбора. Дочь просто светилась счастьем… — Паола затихла, вспоминая недавние события. Посетившие ее Рита и Элмер выглядели такими влюбленными, что просьба дочери поторопиться с брачной церемонией не показалась Паоле кощунственной. К тому же Паола давно мечтала о внуке…

— Откуда же тогда эти мысли… эти фантазии… Вы заметили в поведении Вествуда что-то неладное? — мягко задал вопрос Курбе, понимая, что имеет дело отнюдь не с истеричкой, способной очернить неугодного зятя. Нет, эта женщина все основательно продумала, прежде чем поделиться своими выводами с посторонним, тем более с лицом, представлявшим правосудие.

— Все было очень пристойно. Очень мило… — спокойно согласилась Паола. — Не знай я о репутации Вествуда, о Ларе Арман, с которой у него продолжались отношения… Да и к тому же «Голубой принц»… Алчность — это страшное чувство. Страшнее чумы и СПИДа. Она разъедает совесть, ум. Она превращает человека в зверя.

— Мне известно, синьора, что легендарный камень хранился в сокровищнице делла Форте из поколения в поколение, переходя по наследству мужчинам этого рода. Лишив отцовского благословения Леонардо, синьор делла Форте отрекся от сына и переписал завещание — камень предназначался Рите, а затем, в случае ее смерти, — членам ее семьи.

— Ах, уважаемый комиссар, если бы вы знали, как мало волновали Риту деньги и материальные блага! К своему наследству она относилась пренебрежительно, имени, дающего положение в обществе, чуралась, а в отношении «Голубого принца» была непреклонна. Рита настаивала, чтобы камень оставался в этом доме. «Лишь мой сын, похоронив меня, решит, где держать свой фамильный талисман. Но это будет очень нескоро, я собираюсь дожить под покровительством «Голубого принца» до глубокой старости», — говорила она, смеясь… Словно накликая беду…

— По преданию, камень оберегает своего владельца от дурных сил. По этой причине продать «Голубого принца», насколько мне известно, нельзя, — проявил Курбе свою осведомленность. Недаром он чуть не до утра читал «Популярную историю аристократических родов Италии».

— Ни продать, ни украсть, — сказала Паола. — Конечно, цена бриллианта очень велика, что делает его предметом вожделения для проходимцев и безбожников. Но только подаренный или перешедший по наследству «Голубой принц» обладает магической силой. Вор или человек, рискнувший купить этот камень, обречен. Несчастья затравят его, как охотники зайца. — Глаза Паолы гневно сверкнули. Конечно же, она ждала возмездия, и не столько от судебных инстанций, сколько от «Голубого принца».

— Прекрасная легенда, синьора делла Форте. Воспитывающая честность и бескорыстие… Однако в эпоху торжествующего цинизма и лицемерия, порождающих жестокость, предания о вере и чести сильно обесценились. — Курбе смущенно пожал плечами, будто признавал свою вину в деградации нравственных устоев общества.

— Я рада, что нашла в вашем лице союзника. — Графиня слегка понизила голос и властно посмотрела на собеседника. — Вы уже почти согласились со мной, синьор Курбе, что Элмер Вествуд, циник и лицемер по своей человеческой природе, был способен к жестокости… Он мог превратиться в зверя под влиянием обстоятельств, и он сделал это… Он уничтожил наследников «Голубого принца» и завладел камнем!

— Не хотите ли вы сказать, что бриллиант пропал из вашей сокровищницы? — поинтересовался Курбе, сдерживая дрожь нетерпения: чутье ищейки подсказывало, что он вышел на верный след.

— За пять дней до Рождества Рита с супругом приезжали сюда, чтобы поздравить. Они принесли извинения по поводу того, что не смогут провести праздничную ночь со мной… Их пригласили к себе какие-то очень важные для карьеры Элмера друзья… — Паола взяла четки, стараясь вернуть сдержанность и самообладание.

— Синьор Берначчи, — вставил Курбе, — главный директор телестудии, находившийся до этого в довольно натянутых отношениях с Вествудом. Очевидно, ваш зять решил наладить связь с «верхами».

— Да, я способна понять это. И даже то, что Рита попросила у меня «Голубого принца». Она сказала, что с этого дня камень «будет оберегать их очаг и будущего ребенка»… — Слезы вновь покатились по щекам Паолы. Четки не помогли. Она с силой сжала агатовые нити в ладони.

— Ваша дочь решила хранить бриллиант дома?! Где же он сейчас, в квартире Вествуда? — подскочил Курбе, не ожидавший такого поворота событий.

— Разумеется, нет. Рита отнесла камень в сейф банка «Грамо», где мы всегда хранили наши бумаги. Директор банка подтвердил это. Перед Рождеством, когда я справлялась о визите дочери. Да, да, перед самым Рождеством.

Курбе едва удержался, чтобы не кинуться к телефону немедля. Но он постарался сохранить спокойствие.

— Кто может извлечь «Голубого принца» из вашего фамильного сейфа? — спросил он Паолу, уже представляя себе ответ.

— Теперь я. Конечно же, я. Или… тот, кому могла перепоручить это сама Рита. — Паола значительно посмотрела в глаза инспектора. Легкая улыбка искривила ее бледные губы.

Курбе торопливо раскланялся и с ощущением холода в животе покинул старинное поместье, дотошно описанное в главе «История провинции Андрия».

…Инспектор мчался в Рим, прокручивая в голове возможные варианты ожидавших его в банке известий. Мысленно он чертыхнулся, проклиная свою доверчивость, когда директор банка «Грамо» положил перед ним доверенность синьоры Маргариты Гватичелли делла Форте, в соответствии с которой сделанный синьорой вклад был вручен ее наследнику, вдовцу Элмеру Вествуду. Два дня назад. «Вполне возможно, что эту русскую девчонку кто-то здорово подставил», — подумал инспектор, вспоминая упорное молчание Лариной на последних допросах.

Отделение женской тюрьмы Мантеллатэ, где содержали заключенных в ходе предварительного следствия, произвело на Кристину хорошее впечатление. Однажды ей приходилось навещать бабушку в московской районной больнице, и это печальное место надолго запечатлелось в ее памяти. Многоместные палаты, набитые дурно пахнущими, измученными старухами, койки в коридорах, где мимо распростертых под капельницами страдалиц сновали люди в пальто и злые санитарки, выносящие судно. Пуще всего здесь боялись пропустить серию телефильма «Богатые тоже плачут» с участием Вероники Кастро, а также сквозняков. Поэтому в холле, где находился телевизор, собирались на полчаса раньше, а окна и форточки накрепко задраивали. Богатые плакали, а здесь задыхались, изнемогая от вони и беспомощности, бедные.

Помещения Мантеллатэ регулярно проветривали, а в камере с Кристиной оказалась всего лишь одна соседка — пожилая арабка, говорившая по-итальянски совсем плохо. Кровати располагались, как полки в вагоне СВ, и были застелены темно-голубым чистым бельем. Такого же цвета «джинсовый» костюм был выдан Кристине вместо ее панбархатного платья. И полукеды, совершенно новые, вкупе с синими хлопчатобумажными носками. Унитаз скрывала обложенная кафелем стена, а на зарешеченное окно можно было опустить пластиковые жалюзи.