Площадь Италии. Теперь ему уже ясно, куда двигаться дальше. Он интуитивно находит дорогу к дому родителей. Квартал Бют-о-Кай, тринадцатый округ Парижа. Он спускается по бульвару Бланки, сворачивает на улицу Мулен-де-Прэ, а потом сразу на улицу Жерар, выводящую как раз на искомую улицу Самсон. Он замечает, что все машины стоят по правой стороне, а по краям тротуаров возвышаются чугунные столбики, практически исключающие возможность парковки.
Первый приступ тревоги. «А если меня узнают?» — думает он. Но потом успокаивается, непроизвольно пожимая плечами. «Собственно, и что это изменит? А в сущности, меня никто уже не сможет узнать».
На улице Самсон сердце его начинает биться сильнее, чем он ожидал. Прохожие, попавшиеся ему на пути, даже не взглянули на него, такого невзрачного, почти невидимого. Он машинально отмечает пару ресторанчиков, которых двенадцать лет назад здесь не было.
Наконец Арно Лекюийе добирается к себе. Это скромное старое здание за номером сорок шесть по улице Самсон однажды снесут. Второй этаж, дверь справа. Он вернулся. Отныне эта маленькая трехкомнатная квартирка его единственная собственность. С тех пор как умерли его родители, прошло два года, тетя сделала все необходимые отчисления с их сбережений. Ему об этом сообщил судебный исполнитель, что однако оставило его равнодушным.
С сильно бьющимся сердцем он достает из кармана куртки ключи. Его руки трясутся. Не в силах с ними совладать, он вставляет ключ в замок, чувствуя, как где-то в глубине души оживают сложные и противоречивые чувства, — он и не представлял, что снова сможет их испытать. Ему жарко. Он прижимается лбом к двери, стискивает в руке ключ. В ушах пульсирует кровь, он широко открывает рот: ему не хватает воздуха. А вдруг они там?! Он медленно поворачивает ключ в замке: один оборот, два — и дверь открывается. Перед ним — большая комната, совмещающая функции гостиной и столовой. Унылая обстановка: стол, четыре стула, какой-то бесформенный сундук, телевизор в углу и пара кресел перед ним. И на всем этом толстый слой пыли.
Он медленно закрывает дверь и тихо, как-то по-детски произносит:
— Папа, мама, это я, Арно.
После этого семеня обходит стол, широко расставив руки в стороны. Он изображает самолет, как делал это, приходя из школы, в возрасте восьми лет. Когда все было хорошо. Когда они были счастливы. До того как все пошатнулось. До того как все рухнуло. Лекюийе семенит вокруг стола с широко расставленными руками, и ему кажется, будто он видит перед собой того ребенка, каким был. Он убыстряет шаг, словно пытается догнать и схватить этого мальчика, уже не ощущая разницы между реальным и пригрезившимся. Какое-то время он и призрачный мальчик бегают наперегонки вокруг стола. Пот щиплет ему глаза, сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, бьется сильно-сильно, ему трудно дышать, он задыхается.
Лекюийе прекращает носиться вокруг стола: мальчик убежал, не дождавшись его. Он надевает солнечные очки, вытирает глаза рукавом куртки и садится на стул, уперевшись локтями о стол и обхватив голову. В таком положении он пребывает несколько минут, не отваживаясь открыть глаза. И постепенно приходит успокоение, дыхание возвращается в норму, становится ровным.
Возникает странное ощущение: вроде хочется плакать, но из этого ничего не получается. Он открывает глаза и смотрит на выцветший бежевый ковер на стене, на висящие рядом картинки: мама вырезала их из крышек коробок с шоколадными конфетами, купленными на Рождество, и вставляла в рамочку.
Лекюийе выходит в коридор. Три двери. Налево — его комната, направо — спальня родителей, напротив — туалет и ванная. После некоторых колебаний он входит в спальню родителей. Щелкает выключателем — ничего. Ну конечно же, электричество отключено. Но несмотря на полумрак он замечает, что ничего здесь не изменилось. Кровать, платяной шкаф, две тумбочки. Стены голые. На одной из тумбочек, с маминой стороны — свадебная фотография. Лекюийе спокойно вынимает фото из рамки и разрывает его на мелкие кусочки. Потом идет к тумбочке отца, достает оттуда пакет со свечками и большую коробку спичек. Он зажигает четыре свечки. Обстановка создается явно ритуальная, но он не отдает себе в этом отчета. Лекюийе садится на корточки перед открытой тумбочкой и вынимает из нее стопочку порножурнальчиков. Он не забыл, что его отец был большим любителем данного жанра. Похоже, до конца жизни не переставал их пролистывать. Впрочем, он приобщал к этому увлекательному занятию и сына. Маленький человек торопливо их просматривает и бросает на пол: они его больше не интересуют. Потом он поднимается и оглядывает комнату.
Смотрит на постель — и его начинает тошнить. Он вспоминает тот день, среду: ему было восемь с половиной лет, он не пошел играть с друзьями. Мать отправилась по магазинам, а отец, оставшийся дома, окинув его странным взглядом, взял за затылок, оттащил в свою комнату и изнасиловал. Мальчик много раз вновь и вновь переживал это событие: отец сделал ему больно, бросил плашмя на постель, заломил руку. Но он не понимал причин произошедшего. Вернувшаяся вечером мать все сразу же поняла. Последовали крики и ругань. Но случившееся повторялось снова и снова. Мать молча приняла происходящее. Может быть, она боялась потерять мужа и относительную стабильность финансового положения, коим была ему обязана. Как бы там ни было, она ничего не сделала для того, чтобы этот кошмар прекратился. А он, Арно, покатился вниз. Запустил школу, говорил с большим трудом, его сажали под замок, и он снова становился жертвой насилия и жестокости. Школьные врачи всерьез не искали причин этой внезапной перемены, а о подобных вещах в семидесятых говорили мало.
Отец насиловал его на протяжении пяти лет кряду, но именно он, Лекюийе-младший, положил этому конец. В тот день Арно сидел за столом в гостиной. Отец встал и с явным намерением отвести его в свою комнату положил правую руку ему на затылок. Нащупав лежавшие на столе ножницы, он схватил их не раздумывая и изо всех сил воткнул в руку отца, пронзая ее. Пригвоздил его словно бабочку. Тот не издал ни единого крика. Ничего. Но с тех пор, видимо, понял, что сына нельзя больше трогать. Арно было тринадцать лет. Потом он несколько раз убегал из дому, куда его неизменно возвращали. Никто не догадывался о причинах такого поведения. Он сам о них не рассказывал. Его освободили от воинской службы по состоянию здоровья. По достижении совершеннолетия он учился там и сям, в разных школах, на каких-то курсах. Единственное, что ему удалось, — получить водительские права. В момент заключения под стражу он кое-как работал электриком, а из тюрьмы вышел, получив специальность водопроводчика.
Арно Лекюийе берет дюжину свечей и идет в свою комнату. Здесь тоже ничего не изменилось. Помещение больше похоже на детскую, чем на комнату юноши или молодого человека. Односпальная кровать, секретер, стул, платяной шкаф — все это было заказано по каталогу. Обои в цветочек, постеры с изображением животных. Лекюийе зажигает свечи и расставляет их по всей комнате. Садится на постель и вспоминает прошлое. Грусти он не испытывает — его переполняет одна лишь ненависть.
Привычным движением — он тысячу раз его совершал — Лекюийе сует руку под кровать и выдвигает оттуда волшебный ящик. Он так надеялся обнаружить его на месте. И не обманулся. Тут же нахлынули воспоминания. Ящик — подарок тети на день рождения, тогда ему исполнилось десять лет. С этой вещицей он пережил удивительные мгновения. Благодаря исключительной ловкости рук он достигал феноменальных результатов в карточных фокусах, заставлял исчезать монеты и шарики, выполнял всевозможные трюки, вызывающие у зрителей доверие к человеку, показывавшему их. Он открывает ящик, все на месте. Будет ли эта штука работать как прежде? А почему бы и нет?
Лекюийе берет свечу и идет на кухню, находит там большой разделочный нож, возвращается в комнату родителей и принимается медленно кромсать постель: втыкает нож, рвет, раздирает в клочки простыни, одеяла, матрас. Он уже выбился из сил, но останавливается, только когда гаснут свечи. Потом выходит из спальни, закрывает за собой дверь, зная, что больше никогда не вернется сюда, отправляется в свою комнату и разыскивает там припрятанную им когда-то коллекцию. Он находит ее в секретере, целую и невредимую, незаметную среди множества книг, никогда не открываемых Лекюийе. Поразмыслив, он приходит к заключению, что она, собственно, и не была толком спрятана. Большая тетрадь среди книг и таких же тетрадей.
