Когда Пол наконец умолк, полагая, что сказал все самое главное, она подняла брови так, что они скрылись под челкой, и спросила, не по ошибке ли Пол здесь оказался. «Это конференция посвящена футуристической лингвистике, а не диахронической», — сказала Петра, которая за время долгого выступления Пола набралась мужества шутливо подтолкнуть высокого рыжеволосого норвежца. Пол засмеялся, сразу признаваясь в своей любви к истории языка, немного помедлил и сказал, что он в такой же мере интересуется исследованиями будущего языкознания. Он коротко рассказал о кафедре футуристической лингвистики, о своей нынешней должности и текущих исследованиях. Петра засмеялась, Пол тоже засмеялся и признал, что она его раскусила: он действительно больше увлекается диахронической лингвистикой, чем футуристической. «You've got me there», [16]— сказал он со слабым голландским акцентом.

Пол снова стал скользить взглядом по ее груди, которая начала колыхаться так, что на это невозможно было не обратить внимания, особенно когда она подталкивала его. На ее бейдже было написано «аспирант». Пол стал расспрашивать о ее проекте, и Петра с удовольствием рассказала о программе компьютерного моделирования, с помощью которой можно выяснить, как изменяются пространственные наречия в голландском языке под влиянием наиболее распространенных в Нидерландах языков иммигрантов: суринамского, арабского и турецкого.

— Dat is leuk, [17]— сказал Пол.

— Вы говорите по-голландски? — удивилась Петра.

— Nee, alleen een beetje, [18]— ответил Пол. Петра засмеялась, и грудь ее под футболкой заходила ходуном.

Тем временем Джек Миллз оставил своих дам и направился к выходу. Он пересекал фойе, и его звездный статус расчищал ему путь. Все уважительно отступали в сторону, давая ему дорогу, и среди стоящих в помещении людей образовался широкий проход. Все, абсолютно все смотрели вслед высокому, одетому в темно-серый костюм мужчине. Когда его спина скрылась из виду, в фойе еще пару минут стояла тишина, после чего все снова начали тихо переговариваться.

— Вы с ним знакомы? — спросила Петра.

— Нет. А вы?

— Нет. С нетерпением жду его завтрашнего выступления. Вы читали его книги?

— Ну да. И «Наследие Евы», и «Наследство Адама». А вы?

— Только первую. Я слышала, что «Наследство Адама» — ужасная книга.

— Да.

— Это на самом деле так?

— Нет, вообще-то нет. На самом деле она хорошая.

— А эта темноволосая женщина? Вы знаете, кто это?

— Это моя начальница, — ответил Пол.

— Красивая, — задумчиво произнесла Петра.

Пол увидел, что Ринкель подходит к исландцу, наклоняется к нему и что-то говорит. Пол хотел бы слышать, что именно. Он не мог себе представить, что это что-то вроде «I must say that was a very interesting paper». [19]Нет, Пол Бентсен понятия не имел, что она говорит, но был убежден в том, что это не теплые вежливые слова. Исландец улыбался и кивал, но глаза его бегали, а красные пятна снова появились, сначала они выступили на лице, а потом расползлись по шее и по лысоватому черепу. Ринкель еще что-то произнесла, после чего кивнула и ушла. Пол понуро опустил голову. Ему казалось, что он различал со своего места запах ее духов. Тошнотворно-сладкий. Как запах гниющих яблок.

В тот же вечер в Осло Нанна Клев сидела в пабе в корпусе Фредерикке со своими новоиспеченными коллегами с кафедры футуристической лингвистики. Это был первый рабочий день Нанны на новом месте, она еще не познакомилась с Полом Бентсеном, до их встречи оставалось еще двое суток.

Сейчас Нанна сидела в окружении полудюжины сотрудников за одним из угловых столиков в пабе. Они заказали пиццу и запивали ее пивом и вином. Пойти в паб предложил сутулый и дружелюбный синтаксист Гуннар Вик. Он давно знал Нанну и хотел познакомить ее с некоторыми сотрудниками кафедры. Гуннар пригласил самых молодых футлингвистов, большинство из которых были аспирантами или стипендиатами; единственное постоянное место на кафедре занимал сам Гуннар Вик.

Со всегда присущей филологам тяге к языковой определенности они начали анализировать диалектальную и социолектальную принадлежность двух официантов, а потом и посетителей, сидящих за соседним столиком. Но через некоторое время эта игра им надоела, и один из них сказал:

— Паульсен туп как пробка.

— Ханс Хольстейн пьет как сапожник, — произнес другой.

— Да что ты? — удивился наивный морфолог.

— Точно. Даже в рабочее время. Кстати, кто-нибудь хочет еще вина?

— Да, спасибо.

— Немножко, спасибо.

— От Эдит Ринкель у меня мурашки по спине, — продолжил один из фонологов.

— Она очень талантлива, — прошамкал Гуннар Вик с набитым ртом. Если и трудно было разобрать, что он говорит, то уж по его лицу, похожему на знамя протеста, легко можно было прочитать, что он имеет в виду.

— Гуннар! Ты слишком добр! Ты что, ее глаз не видел? От них в дрожь бросает.

— Не запугайте до смерти бедняжку Нанну, — предупредил Гуннар, проглатывая пережеванный кусок пиццы.

— Вообще-то я знакома с Эдит Ринкель, — сказала Нанна. — Встречалась с ней в одном университете в США. В этом году.

— Ага, и что ты о ней думаешь?

— Она… — Нанна помедлила… — не очень… располагает к себе.

— Да, это уж точно. А с ветчиной больше не осталось?

— Кстати, я вчера разговаривала с Лини Б., — тихо сказала одна из присутствующих девушек другой. Они сидели настолько близко и разговаривали настолько тихо, что было понятно: они подруги.

— Как у нее дела? Она нашла работу?

— Ну… она замещает учителя в школе, но… ты же знаешь…

Первая девушка помахала рукой в воздухе. Другая с пониманием склонила голову.

— Вы случайно говорите не о Линн Билюнд? — осторожно спросила Нанна.

Подружки закивали.

— Да. Ты ее знаешь? — задала вопрос одна из них.

— Да, — ответила Нанна. — Мы вместе учили немецкий в университете в Тронхейме.

— Ах вот как, — произнесла вторая девушка.

— Вообще-то она должна была работать здесь, — сказала первая.

— Да? — удивилась Нанна. — Было бы здорово. Почему же она здесь не работает?

— Ты знаешь Пола Бентсена?

— Нет, — ответила Нанна.

— Ну, он работает на отделении футуристической морфологии, у него исследовательская должность. Проще говоря, он занимает место, которое должна была получить Линн.

— На самом деле в списке кандидатов она шла под первым номером, а Пол под вторым. Никто не знает, что случилось, но Паульсену удалось каким-то образом изменить очередность, в результате должность досталась Полу.

— А он… способный?

— О да, он очень способный и… — девушка понизила голос и произнесла нарочито таинственно: — красавец! Необыкновенный красавец!

— Да, да, — сказала ее подруга, которая была не слишком очарована Полом Бентсеном. — Но строго говоря, ему совершено нечего делать на нашей кафедре. Он занимается историей языка. Что исследователю прошлого делать на кафедре будущего?

— Пол чертовски приятный парень, — вступил в разговор Гуннар, услышав последние реплики. — Не буду рассуждать, красив он или нет, но он безусловно талантлив. В том числе как исследователь будущего. Он стал одним из наших лучших футлингвистов.

— Хорошо. Он неоднозначная личность, — настаивала та из подружек, что была настроена более скептично.

— Да, да, возможно, — согласился Гуннар, который не хотел ни с кем портить отношений.

— А вот Эдит Ринкель отвратительна, — заявил кто-то.

— Она необычайно талантлива, — повторил Гуннар.

— Гуннар, ты такой скучный! Официанты делают вид, что нас не замечают, сходил бы ты и заказал еще пиццы!

— Хорошо, — услужливо согласился Гуннар. — Что вы хотите?

— Еще одну с ветчиной и шампиньонами!