Она была безупречной, и Колесников подсознательно стал ждать подвоха. Оставаясь у Леры на ночь, он думал о том, что рано или поздно она заговорит об их совместном будущем. Рано или поздно его жена станет объектом ее неконтролируемой ревности. Скорее всего, Лера с самого начала ревновала его к Еве, но просто умело это скрывала. До поры до времени. Как всякая хитрая женщина она хотела сначала довести их отношения до определенной кондиции и уж потом…
Поэтому, когда Лера однажды явилась к нему в кабинет и сообщила, будто Ева ей угрожает, Колесников ни капельки не удивился. Он уже давно был к этому готов. Поэтому отказался разбираться в истории, которая показалась ему глупой выдумкой: будто Ева сыплет угрозами по телефону. Однако Лера на этом не остановилась. Ее выдумки становились все более изощренными и неправдоподобными. Дошло до того, что она стала кидаться на него с кулаками. В тот день, помнится, она заявила, что Ева выкрала и убила ее собаку.
Он помнил этого пса — средних размеров дворняжку с черным пятном на глазу. Его звали Пиратом, он был умным и не брехливым. Неожиданно в памяти Колесникова всплыли слова Насти, которая, бросая ему сегодня в лицо свои обвинения, сказала: «Ваша жена не просто царапается, она еще и детей похищает, и квартиры поджигает, и даже убивает собак! А потом отрубает им хвосты и подкладывает под дверь хозяевам».
На секунду сердце его остановилось. А потом бросилось стучать, как сумасшедшее. Колесников неожиданно вспомнил, где и от кого слышал про собаку без хвоста…
В прошлом месяце ему пришлось съездить на «историческую родину» Евы, в село Калошино, чтобы забрать в сельсовете какие-то документы на дом, остававшийся в собственности его жены. Сама она вроде как не наведывалась в Калошино уже лет пять и вспоминала о родном доме с содроганием. Ей легче было выписать мужу доверенность у нотариуса, чем сесть в машину и смотаться за сто километров, чтобы утрясти какие-то юридические формальности.
В доме, который достался Еве по наследству, по уже позабытой прихоти судьбы проживала ее сводная сестра Борислава, державшая двух коз, стаю рыжих кур и шесть кошек. За собой она давно не следила и выглядела много старше своих лет. Колесников честно купил для нее коробку конфет и зашел отметиться. Борислава поставила чайник и предложила ему отдохнуть перед обратной дорогой. И он согласился, ругая себя на чем свет стоит за интеллигентскую мягкотелость. Никогда в жизни он с такой скоростью не выпивал чашку чая!
Сейчас, сидя в своем кабинете, Колесников прикрыл глаза и восстановил в памяти тот день. Что-то тогда показалось ему странным… Точно!
Ева говорила, что не была в Калошине несколько лет. А на Бориславе он увидел ее туфли — уже довольно потрепанные, но все еще целые. Туфли были особенными, с красивыми пряжками, Ева купила их в Австрии, когда ездила туда с модными показами. Он тогда не придал этому значения, не стал задумываться, сопоставлять детали. Ему просто не хотелось ни о чем таком думать, черт побери!
А потом, когда он шел к своей машине, муж Бориславы, тихий и безвредный алкоголик Петр сказал:
— Что-то сегодня собаки брешут. И брешут, и брешут…
— Наверное, это они меня, чужака, почуяли, — пошутил Колесников, счищая с лобового стекла забившиеся под «дворники» листья и сухие веточки.
— Не тебя, а пришлого пса, — ответил тот. — Недавно в окрестностях появился… Забавный такой бобик, только без хвоста. Бродит тут в окрестностях… Видно, что домашний. Был когда-то… Жалко его. Поймаю — на цепь посажу. У меня старая будка есть…
Выехав на трассу, Колесников потянулся к автомагнитоле и на полную катушку включил радио. Ему хотелось поскорее забыть о Калошине вообще и о Евиных родственниках в частности. Что он тогда и сделал.
Но сейчас, сидя в опустевшем офисе, он отчетливо вспомнил тот разговор и покрылся холодным потом «Нет. Не может быть!» Однако все детали складывались в единую картину, которая получалась на удивление четкой. Что, если…
Что, если на секунду допустить, будто Лера говорила правду? Правду и ничего кроме правды… Почему он ей не поверил?! Это же его Лера! Родная, любимая, единственная женщина на всем белом свете, которая приняла его безоговорочно и целиком, со всеми недостатками, со всеми амбициями, со всей дурью, которой забита его садовая голова?! Почему он решил, что от нее следует защищаться? Что она хочет причинить ему вред?! Боже, да он просто придурок. Кретин, идиот, слабоумный болван! Лера говорила правду. А это значит…
Это значит, что Ева поймала Пирата, отрубила ему хвост и… И что? Подбросила Лере под дверь?! Не сама, разумеется, не сама. У нее есть, кого попросить о подобной услуге. Десятки поклонников, готовых землю есть, если она попросит… Вероятно, Ева поехала к своей сестре в Калошино и захватила несчастного пса с собой. Просто заодно. Его ведь все равно следовало увезти подальше, чтобы не вернулся.
Колесников с неожиданной злостью подумал о том, что у Евы не просто своя жизнь, у нее есть и свои тайны. И что за глупую игру он затеял сам с собой? Зачем он судорожно сохранял этот брак, который, по сути, не приносил ему ничего, кроме постоянных сожалений? Сожалений о том, что Ева — не та женщина, которая ему нужна. Тем более что он уже встретил ТУ женщину.
Поняв, наконец, что Лера не лгала ему, он испугался. Как, должно быть, она его ненавидит! Он заметался по кабинету, не в силах сообразить, куда бежать и что делать. Как все исправить? И не поздно ли уже исправлять… Его раскаяние было деятельным, даже атакующим. Он желал решить все вопросы — и немедленно.
Настя! Настя Лаврентьева могла бы ему помочь. Она должна непременно рассказать ему все в подробностях — и о себе, и о Лере. Она говорила, что Ева облила ее краской. Что она подожгла чей-то дом. Господи, его жена — монстр? Неужто они все это время были так далеки друг от друга, что он видел только парадно-выходную Еву? Наверное, так и есть. Они слишком мало общались, и все, что делает людей близкими друг другу, оставалось за порогом их отношений.
Схватив телефон, Колесников, недолго думая, позвонил Шелестову.
— Салют, — поприветствовал его старый друг довольно кислым голосом. — Как оно?
— С переменным успехом, — ответил тот. — Тут такое дело… В общем, у меня в личной жизни грядут большие перемены.
— Ну да? Радоваться за тебя или переживать?
— Радоваться, — решительно заявил Колесников и тут же сказал: — Мне нужен домашний адрес Насти. Ты его знаешь?
— Знаю, — скучным голосом ответил Шелестов. — Собираешься к ней домой ехать?
— И немедленно! — радостно ответил недогадливый Колесников.
— Ну, что ж. Записывай. Только номер квартиры я не запомнил. Могу объяснить, как она расположена.
— Давай, объясняй, и поскорее.
Шелестов скрипучим голосом продиктовал адрес. Казалось, в нем разом заржавели все шестеренки, и даже простой обмен репликами давался ему с трудом.
— Слушай, а ты когда-нибудь видел ее мужа? — неожиданно спросил Колесников, вспомнив о своей навязчивой идее. — Этого неуловимого Отто?
— Нет, — коротко ответил Шелестов, который не знал даже, как зовут этого таинственного мужа, и теперь вяло удивился.
Настя не желала о нем рассказывать. Ни за что и ни при каких обстоятельствах. Сколько он ни пытался подобраться к этой теме на мягких лапах, она была настороже, и высылала вперед дозоры, которые отлавливали лазутчиков далеко на подступах к штабу.
— Она обещала привести этого чертова мужа на юбилей фирмы, — пробормотал Колесников. — Кстати, ты не забыл, что тоже приглашен? Все-таки ты имеешь некоторое отношение к тому, что старушка все еще процветает.
— Конечно, я приду. С девушкой, — помедлив, ответил Шелестов, решив, что для друга это имеет какое-то значение. — Мы вместе работаем.
— Отлично, — ответил Колесников, пропустив его слова мимо ушей. Потому что ему было это абсолютно фиолетово. Кроме собственных переживаний его сейчас мало что волновало.
Торопливо попрощавшись, он сунул телефон в карман, схватил ключи от машины и ринулся на улицу. Сбегая по ступенькам, мельком посмотрел на часы и прикинул, что, если страшных пробок нет, он может приехать раньше Насти и отловить ее возле дома.
