Такой подход гарантирует безопасность, но весьма препятствует эффективности исследований. Потому что у всех подводников слишком сильно развита спортивная жилка, и убедить их в том, что прохождение сифона не есть самоцель, просто невозможно. Как только сифон пройден — любые исследовательские начинания теряют для них всякую привлекательность, и особенно это верно именно для сифона Кузькина Мать. Потому что на той стороне находится цепочка очень красивых залов — так называемая Страна Дураков.

Результат верховодства подводников в вылазках за сифон примечателен и показателен. В течении первых пяти лет после первопрохождения сифона ни один (!) человек не побывал на той стороне в комбезе. Протащить сквозь сифон каждую сепульку — большой труд, возможный только в обстановке энтузиазма. Единственное же, что привлекало подводников в Стране Дураков — красоты. И — все предпочитали взять сепульку с фотоаппаратами, а не с комбезом. А в голом виде, естественным образом, совсем не до ползания по острым кристаллам. Поэтому в узости просто никто и не совался.

Последние годы в Стране Дураков наконец начала разворачиваться некоторая деятельность — появились группы менее осторожные, чем мы, не берущие с собой подводников, так что недавно в Страну Дураков впервые был заброшен трехдневный штурмовой лагерь. Но не с целью стыковки пещер. Стыковка через Страну Дураков перестала быть актуальной, и даже более того — стала нежелательной. Зачем же открывать легкий путь доступа в очень красивый район, надежно законсервированный сифоном? Тем более, что пещеры к этому времени уже состыковались. Появились другие соображения. Похоже на то, что Страна Дураков среди всех других северных продолжений пещеры имеет наибольшие шансы пересечь взброс, ограничивающий Кап-Кутан Главный и Промежуточную с северо-запада, и тем самым выйти в крупное продолжение в сторону Геофизической.

Тем временем в Макаронной Речке исследования медленно, но верно развивались. Эта галерея получила свое название за мощный поток глины на полу и сплошные заросли «макарон» — трубчатых монокристаллических сталактитов длиной до полутора метров, плотно заполняющих своей чащей весь объем галереи кроме узкого прохода, прорубленного кем-то вдоль правой стены. Галерея довольно быстро заканчивалась мощным крупноглыбовым завалом.

Первый прорыв произошел в 1983 году, когда Степой Оревковым была обнаружена узкая щель в стене метров за двадцать до тупика. За начальной щелью был длинный (около пятидесяти метров) участок очень многочисленных, сложных и узких щелочек между глыбами завала. А дальше — шла очень широкая и очень низкая галерея, вся проросшая рогами и копытами так, что единая галерея превращалась в очень запутанный лабиринт. Метров же еще через сто галерея откровенно поворачивала на запад, в сторону Промежуточной! И — двумя сотнями метров далее заканчивалась очередным завалом, оставляющим полное впечатление проходимого. Глыбы были невелики, а между ними свистел ветер. Времени было в обрез, так что раскопки были отложены — успеть бы топосъемку сделать.

Вторая попытка была предпринята на следующий год Ильей Костенчуком из МГУ с небольшой командой школьников. Они всего за пару часов разобрали завал и прошли очень сложно устроенный участок длиной метров семьдесят — с огромным количеством рогов и копыт как на потолке, так и на полу, причем не подрастворенных, а именно тех, которые при ударе кулаком звенят как колокола, а кувалдой не откалываются. Впридачу ко всему участок подобно амебе расползся из единой галереи в лабиринтик с кучей боковых тупиков и закончился огромным завалом. Попытка прорубиться через один из ходов, утыкающихся в завал, съела все ресурсы времени, и — оказалась бесплодной. Только при возвращении было обнаружено, что был выбран тупик далеко не с самым сильным ветром, да и не самый перспективный по расположению. Ребята потеряли ощущение устройства района практически полностью, а это означало, что в следующий раз придется лезть кому-то, кто лучше чувствует пещеру. На тот момент — мне или Бартеневу.

В следующей экспедиции туда полез я — Бартенев в первый же день обнаружил какой-то не пройденный подвальчик прямо около лагеря и немедленно укопался в него.

Новая часть была, пожалуй, рекордна по своей мерзости среди всего виденного раньше. И действительно нетривиально устроена. Ходов, выводящих на концевой завал, было чуть ли не десяток, причем на разных уровнях, и ни один из них не шел верхом — все до единого были в теле завала. Это резко снижало шансы. Однако, раз уж в теле завала есть не засыпанные мелкой дрянью пустоты, сквозь которые еще и ветер поддувает, то какие-то шансы все-таки были.

Самым сложным было найти и сравнить с точки зрения перспективности все возможные ходы. Половина из них была просто не видна и обнаруживалась только с точек перекура по «неправильному» поведению ветра. Тем не менее, какой-то план действий вытанцовывался, хотя сил и инструмента для осуществления его в этот заезд было явно недостаточно. Нас было всего четверо, считая и двух дам, так что пересепуливание лагеря вглубь и запуск недельной долбежной программы с подноской воды по полукилометровому шкурнику были нереальны.

Район единогласно получил название Б-подвал из-за своих совершенно потрясающих по мерзостности свойств. Сначала название относилось только к раскопанному Костенчуком участку, но потом из-за великой своей жизненности распространилось на весь район начиная с поворота Макаронной Речки. Единственное, что было отрадно — так это наличие перед самым концевым завалом достаточно высокого зала с песчаным полом. В нем впоследствии можно было бы ставить лагерь, без которого продуктивная работа в этом районе пещеры не мыслилась. Но для этого нужно было сначала найти воду.

Я попал в Б-подвал еще раз очень скоро — с балашихинскими детьми во время экспедиции с Чернышом. Но тот выход не только не дал ничего нового — даже не улучшил общего понимания. Несмотря на угробленные три дня весьма старательной работы трех топосъемочных двоек и одной долбежной. Район был слишком сложен для детей, а их — слишком много для меня.

Следующая попытка была в том же 1985 году. Штурм Б-подвала предприняли красноярцы (группа Фроловой). Мы возлагали на них очень большие надежды, потому что и технически, и физически это — чрезвычайно сильная команда. Желание пробиться у них было велико, да и времени было достаточно. К сожалению, их тоже хватило на единственный выход. Впрочем, через завал они пробились, прошли еще двести метров, и — остановились перед глиняным замывом, тоже потеряв и ветер, и понимание обстановки.

Весьма возможно, что они сделали бы и больше, если бы не отсутствие у нас в то время взаимной координации с новой самаркандской группой, возглавляемой Гришей Пряхиным. Он как раз в это время самостоятельно пришел к мысли о возможности стыковки пещер через Макаронную Речку (про Б-подвал он еще просто не знал), но будучи человеком крупным и в меру ленивым, пошел другим путем. Сначала он попытался прямым методом доказать эту возможность, а уже потом — лезть. На каковых экспериментах его и застали красноярцы, а застав — решили помочь, тоже не сразу врубившись, что речь идет о том же самом. И потеряли на этом несколько дней.

Эксперименты заключались в следующем: одна группа жгет различные характерно вонючие вещества в тех тупиках Промежуточной, в которые уходит ветер, а другая — нюхает на входе в Макаронную Речку. С ведением подробных записей о времени и месте поджигания каждого вещества, а также о времени и месте его унюхивания. Довольно смешно, но эксперимент дал правильный результат, несмотря на полную невозможность этого. У входа в Макаронную Речку, правда с некоторым сомнением, был унюхан запах гексы, сожженной в зале Тещина Гостиная. Это абсолютно верно — главный путь воздуха через Б-подвал так и идет. Только вот по расстоянию там около километра, а пары гексы при такой скорости ветра полностью садятся метров через триста-четыреста. Вероятнее всего, учуянный запах был галлюцинацией, но уж больно точно угаданной. Ну, а в итого это нюхание просто срезало несколько дней экспедиционного времени.